Отстрел невест - Белянин Андрей Олегович (полная версия книги txt) 📗
– А также хочет государь с тобой об одном дельце покалякать. Вроде бы кубок у него с червонцами лишний… Понял ли?
– Бабуль! – взмолился я, сразу всё поняв. – Проведите тренировку за меня, а? Мне к царю по делу, срочно!
– Охти ж мне с тобой, Никитушка… – нарочито медленно поднялась старая ворчунья. – И спина-то болит, и колено припухло, и глазоньки уже не те, а мороз-то всё леденит без разбору! Ну да беги уж… Управлюсь как-нибудь с твоими архаровцами…
– Спасибо! – Я мигом накинул тулуп, сунул ноги в валенки и на ходу чмокнул бабку в щёку.
– Никитушка!
– А? – уже в сенях обернулся я.
– Ты уж там… не очень-то спеши. Как следует подмогни государю! Дай и мне на старости молодых парней по двору погонять. Э-эх, где мои семнадцать лет?!
Последняя фраза – не из Высоцкого, так в Лукошкине каждая вторая пенсионерка приговаривает. Мы с Фомой ехали в санях, полозья скрипели по снегу, возница прикрикивал на кобылу, и, чтобы говорить, приходилось слегка повышать голос.
– Клюшки всем достал?
– С двойным запасом плотники настругали. Да ещё шайб берёзовых немерено. А сколь команд в финал выйдут?
– Максимум три! Мы пока фавориты, следом по очкам – «Святые отцы», а уж за ними боярская дума.
– Вот уж не ждали, не чаяли… Да как же их, толстопузых, на такое дело развезло?
– У них в команде сейчас ни одного думца и нет, набрали легионеров из кузнецкого ряда, двое из царских стрельцов и вроде рыбак один. У него, кстати, удар хороший…
– А можно так ли? Замест своей рожи другую подставлять?!
– В принципе правилами не возбраняется…
Вот так, без лишнего шума и ажиотажа, проходил первый в Лукошкине хоккейный чемпионат на кубок царя Гороха! Государю моя затея понравилась, он и сам после первого просмотра требовал себе клюшку, но бояре не позволили. Должен признать, что на этот раз они были абсолютно правы – в царский терем съезжались невесты! Да-да, наш Горох наконец-то решил жениться. Довели мужика, говорят, всем государством три года упрашивали… Оно и правильно, царю нельзя слишком долго жить гражданскими браками. То есть если иногда и понемногу, но не с каждой и не… А может, он из-за своего последнего романа так решил. Это отдельная история и печальная… Я, кстати, тоже женюсь. Нет, не сейчас, когда-нибудь, но обязательно. У меня даже девушка на примете есть, Олёна! Просто её нет здесь сейчас… В общем, я-то погожу пока, но потом как-нибудь мы к этой теме вернёмся, обещаю…
До царского терема докатили быстро. Зима, дороги обледенели, если лошадь хорошо подкована, сани просто стрелой летят. А у Гороховых ворот творилось натуральное дорожно-транспортное происшествие в международных масштабах… Невесты прибывали косяком! И все с эскортом, парадным поездом, с прислугой, охраной, полевой кухней и прочими причиндалами. Чью-то карету на полозьях развернуло боком, проход перегородило намертво, кони храпят, возницы щёлкают кнутами, бардак полнейший! Народ лукошкинский хохочет, разумеется. Видишь ли, их хлебом не корми – дай послушать, как царские невесты на иностранных языках друг дружку ругают нецензурными выражениями. Наш приезд вызвал здоровое волнение, видимо, горожане дружно решили, что я сюда явился исключительно арестовывать.
– Вяжи сквернавок, народ, пока Никита Иванович не осерчал! Будут знать, как при детях малых «состенуто кон в модэрато!» говорить! Ох, грехи наши тяжкие… Ну, ей «зи ферфлюхтер хунд!» и ответили!
– Ой, нешто так и сказали?!
– Да, а та рыжая ей вслед ещё «шалавус грециус смоковнис!» добавила!
– А, ну тогда ясное дело – под арест… Подсобить ли, батюшка сыскной воевода?
– Чего спрашиваешь?! Энтих мымр заморских вона сколько, а Никита Иваныч один, носом простуженный, чё ж ему переутруждаться-то… Навались, народ!
…Я только фуражку по самые уши натянул. Ну их! Пусть Еремеев сам тут разбирается, меня у Гороха ждут. Летом этих деятелей и кочергой не раскочегаришь, а зимой, на морозе, только повод дай потолкаться… Пока сотник зычным голосом наводил порядок, я кое-как, бочком протиснулся под польским обозом и, перепрыгнув через длинные полозья финских санок, успешно выбрался во двор.
Царские стрельцы, спешащие растаскивать «пробку», на ходу махали мне шапками. Ребята почти все знакомые, я тоже козырял, не сбавляя шага. Им играть на днях с Гостиным двором, там три купеческих каравана выставили объединённую команду. Гости проиграют почти наверняка, у них там всё на чистом энтузиазме, а стрельцы – команда сыгранная, дисциплинированная. К тому же гвардия самого государя… Когда они нам в первый раз проиграли, Горох в запале отправил хоккеистов на конюшню и в батога. Еле успел отбить бедолаг, пояснил царю, что в противном случае чемпионата не будет – с ним играть откажутся. Государь подумал, кивнул, заменил батога на отеческий подзатыльник каждому и махом назначил себя их же главным тренером!
Я уже поднимался на второй этаж по лестнице, когда меня перехватил думский дьяк Филимон. Он выглядел измотанным и побитым, почему и вёл себя достаточно вежливо.
– Здрав буди, сыскной воевода. А не одолжишь ли от щедрот своих времени толику, ибо вопрос жизненно важный имею.
– Здравствуйте, гражданин Груздев. Времени нет, царь ждёт, так что выкладывайте быстро.
– Заявление в милицию твою имею, – быстро заявил дьяк.
– Фискальный донос?
– А хоть бы и фискальный, ты нос-то не вороти! Чай, мои доносики в прошлый раз за тебя всю работу сделали… Али забыл про девку чернявую, бесстыдную? – завёлся было Филимон Митрофанович, но вовремя осёкся. – Прошение нижайшее имею через городское отделение на отца Кондрата надавить примерно. Не могу я более в команде ихней быть, не могу-у!
– Вы мне в ухо не кричите, пожалуйста. И за портупею меня хватать не надо, – чуть отодвинулся я. – Ничего не понимаю, вы ведь лучший левый защитник, на вас весь синод молится!
И это истинная правда… Хоккеист из него, как из скрипача – тореро. Но! Как только дьяк, в длинной рясе, телогрейке, косо сидящем треухе, с клюкой в руках появляется на левом фланге – все команды попросту забывают про игру… Они с рёвом ловят гражданина Груздева, а тот ловко улепётывает от них под свист и улюлюканье всей толпы! Ей-богу, «Святые отцы» нам в этот промежуток две шайбы закатали, пока я хоть как-то сумел организовать ребят…
– Моченьки моей более нет, участковый… – Жалобно сморщив лицо, Филимон Митрофанович изо всех сил пытался выжать большую горючую слезу. – Кажный вечер рёбрышки болят, ноги сами уж и не ходют, на голове одни шишки, ить лёд-то не перина, а уж бьют меня… Ведь, по совести говоря, совершенно бесчестно бьют-то! Почём зря ведь! И больно так, главное…
– Ну… в игре всякое бывает, – вынужденно прокашлялся я. – Но судья следит, и на последнем матче два плотника получили по две минуты. Шмулинсон старается…
– Ах, Шмулинсон! – раненым изюбром взревел аж подпрыгнувший дьяк. – Да судья твой купленный с потрохами три раза и проданный, и снова перекупленный! Меня с ног бьют, а он не видит! Меня по льду на спине катят, а он отворачивается! Меня в ворота с шайбой в зубах затолкали, а он гол засчитывает! Иудей он и есть! И как тока еврею обрезанному православный хоккей судить дозволили?!
– Абрам Моисеевич – единственное незаинтересованное лицо, – попытался объяснить я, поспешно ретируясь задом к царским дверям. – Израильская команда в чемпионате не участвует, а судит он относительно честно…
– Относительно?! Да меня, грешного, от такого отношения кажный раз домой на руках относят, в безопасность относительную… Аспид иерихонский!
Спасительные руки царских стрельцов подхватили меня сзади под мышки и мигом утянули в кабинет государя. Горох с мрачным лицом маршировал из угла в угол. Это не факт плохого настроения, скорее признак крайней озабоченности и неуверенности в себе.
– Вызывали?
– Приглашал, – важно поправил Горох, но тут же споткнулся о складку на ковре, едва не растянувшись на полу. – Тьфу, зараза! Ну сил моих нет… Ей-богу, сейчас кого-нибудь обезглавлю!
