Семь дней до Апокалипсиса (СИ) - Чайка Дмитрий (читать полностью книгу без регистрации .TXT, .FB2) 📗
Внезапно глаз зацепился за строку в ленте. Ну-ка! Московский Купеческий Банк обанкротился, у него отозвана лицензия. Ага! За невыполнение требований финансового регулятора, недостоверной отчетности и недостаточности резервов. Ну, это обычное дело, Председатель ЦБ лютует. А ведь это тот самый банк! Леха там все свои сбережения разместил. Уж больно условия сладкие были. Да, теперь бумаги собирать, и через Агентство страхования вкладов деньги вытаскивать. Что??? Петров чуть не свалился со стула, а в груди что-то защемило. Банк был исключен из системы страхования месяц назад. Но он же об этом не знал! Заканчивалась статья выражением глубокого сочувствия наивным вкладчикам и призывала к ответственному финансовому поведению. Твою ж мать! Да как это возможно? У него же все деньги там были! Да что же за день такой!
Внезапно зазвонил телефон, из которого раздался голос любимой женщины. Ну, хоть что-то хорошее случится сегодня. Наташка была его солнцем, его ангелом. Она терпела его безумный график, его постоянную усталость и самого Леху, с его многочисленными профдеформациями, которыми неизбежно обрастал любой сотрудник уже через несколько лет пребывания в органах. Она была просто идеальна, и он был без ума от нее.
— Петров, я тебя бросаю! Ты жалкий неудачник! Не звони мне больше!
И она кинула трубку. Леха с тупым выражением лица держал в руке телефон, слушал гудки и не верил своим ушам. Это сказала ОНА? Это она сказала ЕМУ? Но это же просто невозможно! Это безумие! К счастью, телефон зазвонил снова. Это же была шутка, мы сейчас вместе посмеемся, подумал Леха. Но в трубке звучал противный скрипучий бабский голос. Таким голосом не сообщают хорошие новости. Таким голосом можно объявлять войну, или сообщать об отключении горячей воды навсегда, или информировать жителей двадцатимиллионного города о вспышке бубонной чумы в Бирюлево. В общем, голос не сулил ничего хорошего, и опасения майора подтвердились в полном объеме.
— Петров Алексей Викторович?
— Да, слушаю, — ответил Леха. — Кто спрашивает?
— Это из управляющей компании вашего дома. Батареи при ремонте меняли? — задал голос странный вопрос.
— Менял, — удивленно ответил майор. — А что?
— А то! — торжествующе ответил голос. — Залитие у вас. Приезжайте, разбирайтесь с жильцами сами. Случай негарантийный, управляющая компания ни при чем.
— Сколько же квартир залило? — спросил помертвевший Петров.
— Все двадцать четыре, что под вами. Угораздило же верхний этаж взять, — и на том конце провода противно захихикали. Впрочем, Леха слушал смех недолго, потому что в трубке раздались длинные гудки.
Алексей сидел в кресле и решительно ничего не мог понять. Что с ним происходит? Его прокляли, на него навели порчу? Такой шквал неприятностей за одно утро невозможен даже исходя из статистической вероятности. Может быть, проходит негласный конкурс «Неудачник столетия»? Тогда я уже победил с огромным отрывом, отстраненно подумал Леха. Нет, у них на районе как-то один дебил ограбил магазин с одеждой и оставил там свою куртку с паспортом, но он теперь абсолютно точно занимает почетное второе место. Потому что майор Петров достоин занесения в Книгу рекордов Гиннеса, как человек, который за один день совершил то, что далеко не каждому удается совершить за всю жизнь. Он — уникум, только Леху это почему-то совершенно не радовало. Ему же теперь совершенно незачем жить, да и не на что, если быть честным до конца. И негде, потому что придется продать квартиру, чтобы заплатить за испоганенные ремонты невинным людям, которые пострадали по его вине.
Леха поехал домой, на автомате притормаживая на светофорах. В голове было все так же пусто, и он ехал на каких-то рефлексах, не замечая даже, на какой именно улице он находится. Казалось бы, хуже быть не может. Но нет! Может! И еще как! Петров не заметил, как притормозил едущий впереди Ленд Крузер, и врезался ему прямо в зад. До дома оставалось меньше километра, ОСАГО закончилось неделю назад, а из машины вышел недовольный амбал, который от души засветил майору по лицу.
— Мудак слепошарый, — ревел амбал, — Крузак только из салона, братва подогнала! Пробег двести километров. Я тебя сейчас на ленты порежу!
— На! — кинул ключи и документы Петров. — Сдашь на разборку, у меня все равно денег нет!
И он пошел в направлении ближайшего магазина, потому что больше не чувствовал в себе сил перенести этот день в одиночестве. А вот вдвоем с пузырем водяры это ему было бы по силам.
Минут через двадцать майор Петров, сверкающий свежим фингалом под глазом, подошел к своему подъезду, перед которым стояла готовая линчевать его толпа.
— Вот он! — взвизгнула противная бабка с шестнадцатого этажа. — Вот он, аспид!
— Куда пошел, алкоголик? — орали остальные жители многострадального подъезда. — Кто платить будет?
— Иди, смотри, что ты натворил, гад!
— Соседи, всем физкультпривет! — крикнул Леха, в котором уже сидело пол пузыря, придавленных сверху газировкой. Надо понимать, что майор был заметно нетрезв, да еще и с синяком под глазом, а потому не вызывал у соседей положительных эмоций. У них в головах как-то не очень стыковалось быстрое получение компенсации за ремонт и пьяный избитый сосед с бутылкой в руке. Более того, для них два этих явления были немного в противофазе. Даже непонятно, почему…
— Да он издевается! — выдохнул сосед с десятого.
— Я всем всё оплачу! — отсалютовал Леха рукой, в которой была зажата початая бутылка. — Но только завтра. Сегодня я негодён.
— Ах, ты сволочь! — завизжала всегда приветливая и милая дама с седьмого. Она была учительницей младших классов, и таких слов от нее никто не ожидал. — Вы слышали, соседи? Завтра! Да у тебя деньги то такие есть?
— Денег у меня… есть… — Леха пересчитал купюры, зажав пузырь подмышкой. — Две тысячи триста пятьдесят рублей. Могу отдать.
— Да что вы смотрите на него? — подхватила визг учительницы девушка-блогер с четвертого. — Бить гада! Он же нам всю жизнь испоганил!
Леха точно знал, что она промышляет приватными видео, и разгром квартиры означал для нее полную остановку производственного процесса, нищету и голод. Ну, или работу в ближайшей Пятерочке, что для этой мадам было куда хуже, чем вышеперечисленные беды. Работать она не умела и не собиралась этому учиться. Сорванные три часа трансляции привели ее в состояние полного исступления, тем более что квартиру она снимала.
— А твоя хозяйка знает, девочка, что ты иностранных извращенцев по скайпу ублажаешь? А? — разгласил пьяный Леха оперативную информацию.
— Да ты! Да я тебя! — блогерша краснела и бледнела поочередно, а подошедшая хозяйка с интересом вслушивалась в их диалог и уже прикидывала, как зажмет залог, когда выбросит нерадивую квартирантку на мороз. От зажимания залога она испытывала почти сексуальное наслаждение, которое не могла испортить даже залитая квартира.
— Ну что ты меня? — заорал Леха. — Что вы все можете мне еще сделать? Да все, что могло сегодня дерьмового произойти, уже произошло. Отвалите на хрен, твари. Я сказал, завтра, значит завтра! Оревуар, придурки!
Он отсалютовал пузырем и пошел прямо на крышу, выбив пинком дверь, которую управляющая компания заботливо закрыла на висячий замок. Воздух был чудо, как хорош! Но вид однообразных монолитных коробок, которыми московские градоначальники утыкивали столицу с маниакальным упорством, навел Леху на единственно логичную мысль. Более того, созерцание панорамы Новой Москвы и эта мысль были просто неразрывно связаны. Собственно, одно неизбежно должно было привести ко второму, и привело. Леха хлебнул из бутылки, напоминая горниста, которым он успел побыть в недолгом пионерском детстве, и выдал:
— А не сигануть ли с крыши? А что? Отличная мысль! Что меня тут держит то?
Леха начал прикидывать так, и этак. Выходило, что его не держит тут ничего. Родители умерли пять лет назад. Братьев и сестер у него не было. Он сам женился в двадцать с небольшим, и давно был в разводе. Жена ушла от него вместе с маленькой дочерью, не выдержав того, что видит мужа дома через день и только спящим. Выяснилось, что у нее были более романтические представления о службе в органах. И в этих самых представлениях все преступления совершались строго с восьми до семнадцати, и раскрывались в это же время. Действительность оказалась жестока к ней.
