Бой бес правил - Мякшин Антон (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Мы стояли на холме. Багровый солнечный шар клонился к земле. Позади, в болотистой ложбине, густо поросшей ивняком, расположилась наша дивизия. Сотня пехотинцев-леших плескались в болотной грязи — выполняли приказ об обязательных ежедневных гигиенических процедурах. Это я приказ отдавал. Воняет от товарищей лесных жителей жутко, и ничем этот запах перебить нельзя. Дубинки поленницей сложены рядом. Отдельно в траве лежит два десятка винтовок. Артиллерия, представленная единственной плохонькой трехдюймовкой, славным пулеметом системы «Максим» и ручными мощными однозарядными рогатками, дислоцирована несколько в отдалении, на соседнем холме. Это на тот случай, если враг неожиданно нагрянет — прикрывать пехоту. Домовые-артиллеристы — немногим менее полсотни, — как всегда, заняты делом: кто-то рыщет в поисках боеприпасов (подходят любые увесистые булыжники), кто-то готовит пищу. Третьи сутки уже питаемся всухомятку, огонь разводить я запретил во избежание обнаружения нас противником. Эскадрон оборотней частично пасется в близлежащем лесочке, частично спит под телегами с кадушками (там хранится наша флотилия в лице русалок и водяных), частично… Это что такое? Дымят самокрутками и в карты режутся, усевшись в кружок?! Надо Петру очередное внушение сделать. Совсем от рук отбился. Развратил всю дивизию: леших похабным песням научил, оборотней и домовых пристрастил к пиву, табаку и дурной привычке к карточной игре. А еще называется — личный ординарец. Как товарищ комиссар Огоньков ни работает над сознательностью наших солдат (ежевечерние лекции, политпросвещение и ликбез), Петро всю его работу сводит на нет. У нас уже и товарищеские суды случались: то пьяные домовые начистили рожу лешему, по причине природной глупости сломавшему одну из рогаток, то кикиморы между собой перессорились и повыдергивали друг другу зеленые волосья, а то сам Карась, так и не оставивший своих попыток поближе познакомиться с русалками, залез в кадушку и чуть не утонул…
Безобразие! А все потому, что нет пока настоящего дела для нас. Встретился по пути какой-то шальной атаман, забредший с казацких степей, потрепали мы его отрядик, отняли вооружение — винтовки и пушку. Даже боя в прямом смысле слова не было. Оборотни повыли, лешие дубинками помахали — и готово. Враг бежит в одних подштанниках, горланит во всю ивановскую: «С нами крестная сила!»
Быстрее своих скакунов бежали.
Эх, жаль, лошадей поймать не удалось. Да и если бы поймали, что мы с ними стали бы делать? Домашняя животина нечистой силы боится. Леших и близко не подпускает, даже домовых с трудом выносит, а уж оборотней… чует за версту и беспокоиться начинает.
А так хочется путешествовать с комфортом! Первые дня два нашего похода я жутко страдал. Темный народ бодрствовать привык по ночам; а в светлое время суток лешие, домовые и оборотни — вялые и хмурые, как неопохмелившийся Петро Карась. Так и шли: днем спим, ночью долгий переход. Да не пеший переход, а для скорости — верхом на оборотнях-волколаках. Попробуйте сами провести несколько часов кряду на спине скачущего во весь дух волка без седла и узды! Я после первой же ночи сидеть не мог и спал исключительно на животе.
И вот теперь этот городок. Первый относительно крупный населенный пункт, встреченный нами за неделю утомительного похода. Что делать? Дождаться ночи, поднять флаги, зажечь факелы и начать штурм? А если в городе Красная Армия, в ряды которой мы стремимся влиться? Кто там ночью будет разбираться — свои или чужие, белые или красные?.. Только междоусобной месиловки нам не хватало. Нет, все-таки сначала нужно оценить обстановку.
Жаль, с разведкой у нас дело не особенно хорошо обстоит. Домовые, конечно, ребята пронырливые, и легко могут выяснить, в каком дому корова недавно отелилась, где гуси жирные и где не очень, чьи куры по два яйца в день несут, а у чьих и одного-то яйца в неделю не выковыряешь, где хозяйка добрая, где стол хлебосольный… Но относительно политической программы городских властей — это вряд ли… Это для них пока сложновато…
И леших посылать в разведку не стоит. Хорошо, если красные в городе! А если белые? У леших их рабоче-крестьянское происхождение на мордах написано, не перепутаешь. Оборотни, водяные, русалки… Нет, не то… Да и товарищ революционный матрос Петро Карась, прямо скажем, не шевалье на вид… Комиссар Огоньков? Да он уже человеческим языком разучился говорить. Все у него — сознательность, платформа, Маркс, Энгельс и Гегель. И прямодушен слишком. Как завернет первому встречному о военном коммунизме и диктатуре пролетариата…
Нет, все-таки придется самому идти. Одному. Уж что-что, а прикидываться и притворяться я умею. И одежда у меня теперь подходящая. Анна подобрала мне из барского гардероба кое-что. Оказывается, дед ее барыньки крепостной театр держал, вот реквизит театральный и остался. Сейчас на мне были высокие ботфорты, камзол, расшитый золотом и широкополая шляпа с петушиными перьями. Наряд немного того… мушкетерский… Но это лучше, чем засаленный длиннополый халат, расписанный знаками зодиака. И — в данной ситуации — уж конечно лучше кожанки с красным бантом. Представлюсь актером или еще кем-нибудь. Там посмотрим.
Итак, решено. Иду в разведку.
— Иду в разведку, — объявил я.
— И я с тобой! — засобирался Карась.
— Ты-то зачем? Одному мне сподручнее будет.
— Я пригожусь! Я обязательно пригожусь! К тому же не могу я тут киснуть! Я от тоски и бездействия уже сам не свой… И почему это вы так уверены, что в городе белые? Может, там красные товарищи?
— Приказываю, — веско выговорил я, — оставаться на месте расположения дивизии. Ты, между прочим, провинившийся. Кто пагубно влияет на моральный дух солдат? И почему это, — обратился я к Огонькову, — у нас до сих пор не введена гауптвахта?
При слове «гауптвахта» матрос обиженно притих.
— Ждите меня здесь. — сказал я и двинулся вниз с холма.
— Товарищ красный комиссар Адольф! — крикнула мне вслед Анна. Я обернулся. — Будь осторожен… И так эти слова были произнесены, и так вспыхнули раскосые глаза моей кикиморы, что товарищ Огоньков покраснел и отвел взгляд, а революционный матрос нагло захихикал. А я не нашелся что ответить.
Городок назывался Волынск. Это я выяснил, как только ступил на первую улочку, грязную и кривую, мощенную досками. Волынск так Волынск. Это хорошо. Это значит — с намеченного пути мы не сбились. Встреченный мною мужичок, ответив на вопрос о названии города, не отходил, а разглядывал меня подозрительно.
— Ну и, — поинтересовался я, поправив петушиное перо на шляпе, — какая власть в городе?
— А какую тебе надо? — прищурился мужичок. Вот так вопрос. Что за жизнь? Первый попавшийся — какой-то шпик-провокатор.
— Мне никакую не надо, — сказал я, приготовившись быстро улизнуть в ближайший проулок, — я так… прохожий.
К моему удивлению, мужичок не стал кричать: «Держи шпиона!» — а тяжко вздохнул и проговорил:
— Если прохожий, так иди откуда пришел, пока не стемнело. У нас, брат, такая власть, что никому житья нет…
Сказал и пошел куда-то по своим делам. Еще не легче/Угрожающе и неопределенно. Я зашагал дальше. Больше мне никто не встречался. Городок как вымер — ни одного человека на улицах. Зато на каждом столбе и каждом заборе висят типографским способом отпечатанные объявления со строгим предупреждением относительно комендантского часа. С наступлением темноты, было написано в объявлении, населению категорически запрещается покидать жилища.
Сейчас же еще светло, а никого нет. Странно… И главное — тишина такая, что поневоле на каждом шагу оглядываешься: не подкрадывается ли кто… Здесь, что ли, вообще никто не живет? Окна ставнями закрыты… Даже собаки не лают.
Солнце почти зашло. Сумерки все густели и густели. А кто, интересно, осуществляет надзор на улицах во время комендантского часа? Что-то не видно патруля. Впрочем, еще не до конца и стемнело…
Свернув на очередном перекрестке, я уперся взглядом в одноэтажный домик, стоявший на открытом пятачке одиноко, как Мавзолей на Красной площади. Окна с выбитыми стеклами заткнуты перинами, подушками и тюфяками, над дверью виднелась вывеска «Ресторанъ…». Название ресторана закрывало большое пятно копоти с обугленной дырой посередине — наверное, шарахнули по вывеске гранатой.
