Дракон Третьего Рейха - Угрюмов Олег (читать книги txt) 📗
Но тут возникал следующий вопрос: что потом делать с драконом? Как с ним расплачиваться и как от него избавляться в том случае, если он не ограничится варварами и не прекратит свои бесчинства? В том же, что дракон станет бесчинствовать, Сереион был твердо уверен. Всем известно, что драконы – скандалисты, буяны и дебоширы. И им нужен только повод, а если повода нет – то предлог. Но если нет и предлога, то уважающим себя дракон как-нибудь обойдется своими силами.
Начальник королевской гвардии недаром слыл интеллектуалом: на любой случай у него в запасе находилась поговорка или пословица. Вот и теперь: «На Мулкебу надейся, а сам не плошай», бормотал Сереион, седлая коня на конюшне. Он хорошо знал: когда не нужно, драконоборцами с солидным стажем кишмя кишит любая харчевня и их количество возрастает прямо пропорционально крепости подаваемых там напитков; а когда надо – ни одного самого захудалого охотника на драконов в пяти королевствах не сыщешь. Пока же выпишешь из дальнего зарубежья мало-мальски сносного специалиста, пока он прибудет, пока договоришься с ним о цене – глядишь, ящер скончается от старости, насвинячив перед тем, как только сможет. Так что меры нужно принимать загодя.
Доблестный воин торопился. Времени у него было немного, но если действовать решительно, то пока небольшие подразделения королевской гвардии будут конвоировать в столицу и ближайшие к ней крепости обозы с мирными жителями, пока гонцы оповестят командиров дальних гарнизонов о том, что им необходимо прибыть на северо-запад, к месту основного сражения, – он, Сереион, еще успеет отыскать средство для борьбы с драконом. Есть у него такая возможность.
Возможность звалась заковыристым именем Хухлязимус и обитала в самом центре Уганских болот, прозванных в народе Мумзячными, что в переводе с древнего языка можно истолковать как Болота Вечно Голодных Комаров. Эти неприветливые, крайне сырые и промозглые места, поросшие серой невразумительной растительностью, располагались не так уж и далеко от столицы, однако добираться до резиденции Хухлязимуса было делом долгим и трудным. Слабонервных заранее просят не беспокоиться.
Сметливые уппертальские комары, очевидно, тоже выставляли своих дозорных у границ собственных владений, ибо их нетерпеливое гудение раздалось аккурат в ту минуту, когда Сереион на испуганно всхрапывающем коне только-только приблизился к краю болота. Однако бывалый солдат склерозом еще не страдал и потому не забыл перед визитом обмазаться некой до невозможности пахучей и трудно смываемой дрянью с высокоученым названием «Сумпупный стимучин», которая валила комаров с крыльев и не давала им продыху. Разочарованные кровопийцы возмущенно зажужжали. «А вот же вам крупный кукиш!» – мстительно подумал Сереион.
Он уверенно зашагал по едва заметной дорожке, обозначенной крохотными мышиными и лягушачьими черепами. Волнующееся злое облако следовало за ним на почтительном расстоянии, хоть и не отказалось вовсе от намерения плотно подзакусить. Позади, за завесой тумана, постоянно нависавшего над болотом, слышалось пофыркивание его коня, стреноженного и отпущенного попастись. Впереди маячило нечто черное и искореженное. Определить на взгляд было невозможно, но в Уппертале поговаривали, что это скелет болотного духа, убитого Хухлязимусом в страшном и жестоком бою. Сереион же наверняка знал, что это – неудавшаяся абстрактная скульптура. Что такое «абстрактная скульптура» вообще и «удачная абстрактная скульптура» в частности – он понятия не имел, да и не желал иметь, и потому верил на слово самому Хухлязимусу, что последняя должна выглядеть почти так же – только еще более искривленно, изломанно и жутко.
Он шел часа три и успел проголодаться, соскучиться и посчитать королевскую службу делом нудным и очень скользким (во всех смыслах), пока наконец не выбрался на твердую почву. Когда под ногами перестало мерзко чвакать и хлюпать, туман перед глазами рассеялся, открыв взору очаровательную полянку, а воздух заблагоухал ворчестерским соусом к свинине и, соответственно, самой свининой, Сереион понял, что достиг своей цели, и ускорил шаги.
Хухлязимус обнаружился довольно быстро. Он сидел в глубоком плетеном кресле, плавно раскачивающемся на дугообразных деревянных полозьях, перед столом, уставленным всевозможной снедью, и предавался страшной хандре. Хандра выражалась в том, что половина молочного поросенка – запеченного в нульпяльском сыре, с шафранным яблочком во рту и головой, фаршированной галантином и япидрямзиками, поросенка, покрытого ароматной хрустящей корочкой, с ворохом нарезанных ломтиками жареных овощей, обложенного малюсенькими маринованными пымпыфсиками, – была обглодана до костей, а вот вторая так и осталась нетронутой.
Хухлязимус раскачивался в кресле, ковырялся палочкой в белоснежных острых зубах и немузыкально свистел.
Вопреки всем жутким историям, всем сплетням и даже мифам и легендам, в которых неоднократно склонялось его имя, Хухлязимус был все-таки человеком. Правда, человеком, которому случилось подзадержаться на этом свете несколько дольше, чем предполагал даже Всевысокий Душара. Многочисленные биографы и историки, интересовавшиеся в свое время феноменом Хухлязимуса, утверждали, что чрезвычайная живучесть этого человеческого существа, его абсолютная непотопляемость покорили сердце божества и он предоставил человеку самому выбирать себе не только судьбу и смерть, но и время и место смерти.
Хухлязимус не протестовал.
Был он колдуном – причем настолько искушенным в своем ремесле, что лучшего невозможно было отыскать по всему Вольхоллу, даже если прошагать его строго по карте как по горизонтали, так и по вертикали. В разные времена его наперебой приглашали к себе на службу правители разных стран. Однако лентяй и чревоугодник Хухлязимус отличался удивительной для человека его профессии чертой характера: он был настолько добрым и безотказным, что совершенно не мог верно служить кому-нибудь одному. И во время войны, и в мирное время колдун старался помочь и тем, и другим, а в придачу еще и третьим, и четвертым, и всем остальным – сколько бы их ни было, – что, естественно, не вызывало особой радости нанимателя. Великий чародей искренне огорчался и клятвенно обещал все исправить и сделать в лучшем виде, но в результате обижены оказывались уже все ибо как ни крути, а исполнение желаний одного – это чаще всего крупные неприятности для остальных. Хухлязимус уже начал было впадать в отчаяние и подумывать о том, что пора определиться с погребальной датой и похлопотать об обряде, но тут ему на помощь пришел случай.
Однажды он выманил у какого-то вызванного им демона занятную книгу, которой тот как раз упивался, и вычитал в ней, что «невозможно объять необъятное». Эта мысль показалась ему настолько светлой, настолько очевидной и вместе с тем гениальной, что он решил тут же принять ее как руководство к действию. А поскольку он был лентяем, то никогда не откладывал исполнение своих решений в долгий ящик, зная по опыту, что уже через пару часов будет не в состоянии шевельнуть пальцем в этом направлении, а через пару дней вообще забудет, о чем, собственно, речь. Поэтому-то он и исчез моментально из своей тогдашней резиденции, оставив маловразумительное письмо, которое с тех пор было переведено на все известные языки и с каждым последующим переводом все больше теряло смысл.
Спустя четыреста лет о Хухлязимусе снова заговорили.
Он осел в Уппертале – в самом центре бескрайней Турухтанской топи, однако после того, как человек десять утонули, пытаясь добраться до него, Хухлязимус понял, что его страсть к уединению дорого стоит – пожалуй, даже слишком дорого. И он принял компромиссное решение – перебрался поближе к людям, хоть и не настолько, чтобы они одолевали его своими просьбами. Впрочем, самым нуждающимся он оставил крохотную лазейку: те, кого по-настоящему припекло, приходили к Хухлязимусу и получали то, что им требовалось. Колдун по-прежнему был безотказным и не помогал только тем, чьи замыслы были черными.
