Рабин, он и в Африке Гут - Лютый Алексей (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
Однако Жомова такая отмазка не удовлетворила. Он пришпорил своего верблюда, стараясь сблизиться с Рабиновичем для одарения оного подзатыльником, но в этот момент караван, возглавляемый Нахором, достиг, наконец, городских ворот. Тут же от стен отделились два низкорослых мужика в жилетках из дубленой кожи и, схватив короткие копья наперевес, преградили дорогу караван-баши.
– Стоять на месте, бродяги! – рявкнул один из стражников. – Куда претесь, вонючие персы? Для вас места тут нет. Ищите себе приют где-нибудь на помойке!
– Изивини, почитенный, – вежливо склонил голову Нахор. – У мине пиропуск и-есть…
– Это кого этот прыщ писклявый бродягами назвал? – перебил его Жомов, выезжая вперед. – Ты, чмо подворотное, кого на помойку отправить собрался?..
И, не дожидаясь ответа, Ваня свесился со спины верблюда и отвесил звонкую оплеуху стражнику. Медный шлем слетел у того с головы и расплющился о стену. Сам абориген полетел следом и, припечатавшись к той же стене, но немного ниже оттиска шлема, плавно сполз на землю, пуская слюни изо рта. Жомову этого показалось мало. Он спрыгнул с верблюда, подошел ко второму охраннику и, вырвав у него копье из рук, сломал древко о колено. Перепуганный стражник попытался заорать, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но Жомов успокоил его, приложившись дубинкой по маковке шлема.
Видимо, этот головной убор оказался стражнику слишком велик или был изготовлен с добавлением резины. Он очень легко опустился вниз, скрыв под собой голову стражника полностью. Тот взмахнул руками, словно собирался улететь от настигшего его позора в лице Вани Жомова, но затем передумал и кардинально изменил направление, плавно спикировав вниз. Омоновец посмотрел по сторонам, выискивая еще какой-нибудь заменитель боксерской «груши», и, не найдя ничего подходящего, сокрушенно вздохнул.
– Ну что, поедем или стоять в воротах будем, словно Нигматуллин на чемпионате мира? – поинтересовался он у оторопевшего от неожиданности Нахора.
– Ай-ай-ай-ай-ай, пилохо получилось, – горестно вздохнув, покачал головой караван-баши. – Зачем солдата обидел? Теперь нас арестовывать будут.
– По хрену. Пусть попробуют, – хмыкнул Ваня и, шлепнув верблюда по крупу, принудил его войти в ворота.
Караванщику ничего другого не оставалось, кроме как попытаться проверить утверждение Жомова. Снова горестно вздохнув, он подстегнул замешкавшегося в воротах верблюда и направился к ближайшему постоялому двору. Караван гуськом последовал за ним, и лишь Ваня со своим верблюдом немного задержался в воротах, тщетно надеясь, что нагловатые стражники придут в себя и дадут ему возможность отвесить им еще пару тумаков. Однако те не подавали признаков жизни и расстроенному Жомову пришлось без продолжения спарринга догонять друзей.
Внутри крепостных стен Мемфис даже в потемках (а может, именно благодаря им?) выглядел вполне прилично. Улицы были вымощены камнем и казались относительно чистыми, крысы в роли патрульных на перекрестках не барражировали, дома, хоть и страдавшие прямолинейным кубизмом, выглядели довольно ровно и добротно, да и жуткая вонь предместий сюда не доносилась, сменившись довольно приятным ароматом жаркого и благовоний. В общем, внутренний город показался ментам вполне приспособленным для отдыха местом.
К удивлению ментов, во время путешествий привыкших к тому, что постоялые дворы всегда заполнены до отказа, тот, в котором остановился караван, до удивления напоминал российские питейные заведения ранним утром. То есть был почти безлюден, если не считать пары мужиков в мешковатых одеждах, отдаленно напоминающих греческие туники, и с синюшными рожами, до боли в груди похожими на физиономии наших синяков; четверых смуглолицых игроков в кости за дальним столиком да разбитной девицы, развалившейся на скамейке в углу.
Все присутствующие дружно обернулись навстречу вошедшим, а девица, увидев бородатых персов в сопровождении наряда милиции, тут же поднялась со своего места и пошла навстречу. Жомов нежно оскалился, посмотрев на аборигенов, и те тут же отвернулись, продолжив заниматься своими делами. Ваня разочарованно вздохнул и толкнул в бок Рабиновича, не сводившего с девицы глаз.
– Блин, Сеня, и тут подраться не с кем! – сокрушенно проговорил он. – Ну что это за отпуск, когда даже развернуться как следует не получается?
– Слушай, Жомов, если у тебя кулаки чешутся, то иди на улицу, – раздраженно ответил кинолог. – Я там сарай видел с быком в стойле. Вот иди к нему и бейте друг другу морды, сколько хотите!
– Да я бы с радостью, – хмыкнул омоновец. – Только ведь он сдачи мне не даст.
Жомов хотел еще что-то сказать, но не успел – девица подошла к ним вплотную. Выглядела она года на двадцать два. Красивые черные волосы волнами опускались на плечи, высокие груди вздымались от вздохов, словно морские волны при девятибалльном шторме, а правильные черты лица озаряла улыбка. В общем, выглядела она так, что даже однолюб Ваня, которого жена к тому же запугала настолько, что он на девушек старался даже не смотреть, застыл, разинув рот. А девица остановилась прямо перед Сеней и грациозно положила ему руку на плечо. Рабиновича словно током ударило.
– Хелло, мальчики! Поразвлечься не желаете? – певучим голосом произнесла она. Теперь током ударило Жомова.
– Пошла отсюда, шалава, а то в отдел заберу! – рявкнул он. – Там тебя в камере так развлекут, что неделю в туалет ходить не сможешь!
С девицей мгновенно произошла разительная метаморфоза. Улыбка сползла с ее лица, плечи опустились и груди ушли куда-то внутрь, видимо, решив, что лучше будет не высовываться. Девица сникла, раза два или три открыла рот, словно проглатывая заготовленную заранее фразу, а затем совершенно неожиданно для ментов зарыдала, уткнув лицо в руки. Все трое путешественников (вместе с Мурзиком!) оторопело уставились на нее.
– Нет, я, конечно, видел, как может расстроиться женщина, когда не получает того, чего хочет, но чтобы так реветь?! Да по какому поводу? – покачав головой, удивленно проговорил Рабинович. – Чудеса какие-то. Может быть, тут из мужиков, кроме евнухов, никого не осталось?
– Да нет, Сеня, это еще цветочки. Вот моя Ленка, когда я ей норковую шапку отказался купить, такое мне устроила… – Жомов оборвал себя на полуслове и махнул рукой. – В общем, женишься, поймешь, что к чему. Выучишься!
– Нет уж, благодарю покорно, – замахал руками Рабинович. – Предпочитаю остаться не ученым, но холостым. А то вдруг еще вот такое плаксивое существо попадется, придется по дому в болотных сапогах ходить и Мурзика в аквалангисты переквалифицировать.
– Да что вы к девушке пристали, – вступился за даму, продолжавшую реветь во весь голос, Попов. – Вы у нее спросили, может быть, она есть хочет! Девушка, хочешь есть?
Плаксивая аборигенка замолчала так же резко, как и начала свое соло для всхлипов со слезами. Она оторопело уставилась на Андрюшу, абсолютно отказываясь верить в то, что услышала, а затем вдруг завопила истошным голосом так, что у троих друзей, да и не только у них, барабанные перепонки заложило:
– Ничего вы не понимаете! Всю жизнь стараюсь сделать кому-нибудь приятное, принести радость людям и всегда натыкаюсь на скотскую неблагодарность. Даже сейчас… когда я… вот вам вся… а вы, эх! – и, разразившись новыми потоками слез, девица бросилась прочь из трактира.
– И чего я такого сказал? – удивленно поинтересовался Попов, глядя ей вслед.
– Просто, Андрюша, дамочка испугалась, что, кроме дуры, каковой является от рождения, она станет еще и жирной уродиной благодаря твоей заботе, – пояснил Рабинович. – Приобретения такой фигуры, как у тебя, девица бы не перенесла!
– На себя посмотри, дистрофик длинноносый, – обиделся на него Андрей. – А между прочим, хорошего человека должно быть много.
– Если в тебе и жил когда-то хороший человек, то он давно благополучно почил в залежах сала, – парировал Рабинович, и неизвестно, в какие еще дебри казустики забрался бы их разговор, если бы в этот момент у Сени под носом не завопил Иван. Шлепнув Рабиновича по плечу так, что тот едва не зарылся вместе с носом в доски трактирного пола, Жомов помчался к местной стойке бара.
