Девушка, золотые часы и все остальное - Макдональд Джон Данн (книги без сокращений txt) 📗

— Поосторожнее, черт возьми! — прокричала ему Бонни Ли.

— Ты не ранена?

— Скажи спасибо, что не ранена, дурак! Какого…

Он перебросил ее в красный безмолвный мир. Поднялся, увидел, что в этот раз дал себе полчаса, опять приспособил ее для транспортировки и поволок в сторону автостоянки. Там нашел будку сторожа, стена скрывала ее от дороги. Выпрямил ноги Бонни Ли и прислонил ее к стене. На лице девушки застыло выражение негодования и гнева. Он попытался вытрясти песок из ее волос, но песчинки так и остались висеть в воздухе вокруг головы. Оглядевшись — не наблюдает ли кто, — он нажал на головку часов.

— ..

Черта ты вытворяешь? — сказала она, быстро восстанавливая равновесие. Потом заметила, что находится уже совсем в другом месте. — О…

— У меня время неожиданно кончилось.

— Надо было проверить, Кирби. А эдак можно и сломать кого-нибудь.

— У тебя все в порядке?

Она осторожно потрогала плечо и бедро.

— Ты мне половину кожи содрал, а больше ничего, заботливый мой. Что теперь будем делать?

— Для начала оденься.

— Ах да. Где легавые?

— Гоняются не за тем парнем.

— Ты подсунул им другого?

— И девушку.

— Пришлось потрудиться, да?

— Да, но мы не должны этим злоупотреблять, Бонни Ли. Если произойдет слишком много необъяснимого, кто-нибудь…

Она застегнула блузку и вытряхнула из волос остатки песка.

— Плохо ты знаешь людей, Кирби. Если они не могут что-то объяснить, то сами придумывают что-нибудь подходящее. Если парень вдруг начинает летать как птица, он точно знает, это от здорового образа жизни и чистых помыслов. — Она открыла сумочку, накрасила губы. — Слушай, дай-ка мне эти часы на минутку.

— Извини. Мы садимся в машину и уезжаем.

— Командовать захотелось, а?

Они сели в маленький «санбим». У выезда со стоянки Бонни Ли остановила машину, озабоченно хмурясь.

— В чем дело, Бонни Ли?

— Я вот что думаю. Не играй с часами, пока мы едем. Машина сразу остановится, а ты будешь продолжать двигаться. Мне придется стирать тебя с ветрового стекла губкой.

— Э… спасибо за совет. Что ты там такое делала, отчего народ с ума посходил?

— Много чего. Потом расскажу.

— Куда мы едем?

— Нам ведь нужно безопасное место, правильно? Я сейчас нарушу свое самое большое правило. Ни один мужчина не должен был переступить порог моего дома…

У Бонни Ли была квартира с гаражом в старой части города. Она объяснила Кирби, как войти, и высадила за квартал от своего дома. Он выждал десять минут, прогуливаясь по тенистому тротуару, потом прислонился к железной изгороди и, когда никого не было поблизости, перешел в красный мир. С ботинками в руках — так было легче, чем идти в них — он приблизился к дому Бонни Ли по подъездной дорожке. Вошел в открытую дверь гаража, повернул направо, как было ведено, и стал подниматься по лестнице. Дверь вверху лестницы показалась тяжелой, как дверь склепа. Внутри краснота была гуще, но Кирби видел, что при нормальном освещении квартирка выглядела бы очень уютной — с яркими занавесками, соломенной мебелью, разноцветными коврами и подушками.

Бонни Ли сидела в крошечной спальне у зеркала. У нее была спущена блузка с правого плеча. Девушка замерла в тот момент, когда протирала чем-то ссадину, полученную при падении.

Оставалось пять минут.

Кирби взвесил часы на руке. В красном мире это был единственный предмет, не увязший в густом клее инерции Кирби с почтительным страхом думал обо всем том, что представляли эти безобидные на вид часы, обо всех искушениях, которые были связаны с обладанием этим предметом. На его ладони лежала абсолютная власть и сокрушительная развращающая сила. Свобода настолько полная, что она уже переставала быть свободой и становилась рабством у колдовской способности играть с самим временем. Это была невидимость, неуязвимость, богатство — да что там, все детские мечты, сложенные в один пакет и готовые к употреблению.

Возможности, которые давали часы, рождали у Кирби чувство какого-то дикого, безрассудного восторга, но в то же время побуждали не доверять себе. Обязанности, связанные с обладанием таким устройством, были довольно жесткими. Использование его непременно должно было контролироваться какой-то выверенной этической структурой. И прежде всего следовало скрывать это устройство от всего мира.

Он почувствовал новое уважение к Омару Креппсу. Двадцать лет Креппс имел это преимущество и никому не выдавал. Чтобы не привлекать чересчур пристального внимания к своим фантастическим выигрышам, намеренно проигрывал почти такие же суммы. Сделал своим хобби любительскую магию — чтобы скрыть любой возможный промах. Главное свое богатство дядя Омар приобрел на бирже — с такими часами биржевая игра становилась детской игрой…

И, несомненно, очень давно дядя Омар выбрал Кирби наследником этих фантастических возможностей, счел, что он сумеет достойно ими воспользоваться, позаботился, чтобы Кирби получил разностороннее образование, которое способствовало бы разумному применению этого устройства. Курсы, которые он прошел по настоянию дяди и которые казались в то время такими непрактичными, теперь наконец приобретали смысл.

Социология, психология, философия, древняя история, сравнительная религия, этика, логика, антропология, археология, языки, семантика, эстетика… А затем — одиннадцать лет хитростей, уловок, недомолвок, умолчаний и доброй воли в процессе раздачи денег.

Такая основа, подумал Кирби, идеальна для нового обладателя абсолютной власти. Она сводит к минимуму риск использования устройства в насильственных или своекорыстных целях.

Но, в таком случае, почему же дядя Омар не объяснил ему все заранее? Возможно, потому, что был недоволен им, даже назвал нюней в разговоре с Уинтермором. А когда дядю стало беспокоить сердце, он начал готовиться к смерти, придумал завещание. Сначала часы, а годом позже — письмо. Несомненно, письмо имеет отношение к часам. Что если бы он положил часы в ящик стола и забыл о них? Что если бы он, находясь в движущейся машине, поезде или самолете, передвинул серебряную стрелку, не зная, к чему это приведет? Почему дядя Омар так проинструктировал Кирби и Уилму Фарнхэм, что сразу после его смерти они попали в критическое положение? Конечно же, он не мог не предвидеть, что получится именно так.

Все это было похоже на нечто вроде испытания, но какой-либо системы Кирби здесь не находил.

Впервые он со всей тщательностью изучил часы. Дядины инициалы на крышке, гравированные вязью, почти стерлись. Вблизи головки был захват, позволявший открыть крышку.

Поколебавшись, Кирби поддел захват ногтем, и крышка поднялась. Под ней был второй футляр, из гладкого серого металла, но никакой возможности открыть его не представлялось. На внутренней стороне крышки Кирби увидел слова, выгравированные почти так же вычурно, как инициалы, и не без труда перевел с латыни: «Время не ждет никого». Высказывание звучало в духе Омара Креппса. Кирби защелкнул крышку и впервые подумал об источнике энергии. Надо полагать, для искривления пространства-времени требовалось немало энергозатрат. Кирби поднес часы к уху, и опять ему показалось, что он слышит ускользающую музыкальную ноту, в минорном ключе, словно дальний ветер в высоковольтной линии электропередачи.

Интересно, как долго будут работать часы? Наверное, об этом говорится в письме.

Опять оставалось пять минут. Он посмотрел на Бонни Ли с чувством спокойной, устойчивой радости. Столько лет одиночества, а теперь… Он подошел к ней, прикоснулся своими губами к ее неподатливым губам и вернул стрелку на место. По смягчившимся сразу же губам девушки пробежала теплота, и она вскрикнула от неожиданности. Карие глаза сузились.

— Но это подло, — прошептала она. — Я чуть из кожи не выскочила. К такому, наверно, никогда не привыкнешь. — Она зевнула. — Устала я, Кирби. Поспать бы. А ты не подходи к окну, кто-нибудь увидит.

— Мне нужно многое обдумать, Бонни Ли.