Экскурсия - Жуков Н. (прочитать книгу .TXT) 📗
В отеле мы для начала разошлись по домам, и я завалился в ванну. Мимоходом отметив, что в номере потрудилась уборщица, я пустил воду похолоднее. Потом я стал думать на разные темы: что подумала горничная, посетив наши номера, что делать с красным как рак эльфом, чего бы пожрать и т.п. Поскольку у меня давно вошло в привычку повсюду таскать с собой телефон, то я позвонил и заказал подать через полчаса два фунта сметаны. Я вспомнил, что ширские девицы считают ее главным противоядием от загара. Для конспирации добавил заказ на пять фунтов клубники и фунт сахарной пудры, а потом еще пломбира. Когда со всем этим добром я стукнулся в соседнюю дверь, она открылась сама. Келеборн нашелся в ванной, явно отмытый и снова лохматый. Все мои вчерашние труды были сведены на нет махровым полотенцем.
Эльф стоял, почти упершись носом в зеркало, и мрачн изучал свое отражение. Цвет лица у него был такой, что мне вспомнилась перенесенная в детстве краснуха. Сначала он не соглашался подвергнуться обработке сметаной, потому что, во-первых, не признавал прокисших сливок за продукт, а во-вторых, просто не желал ими пачкаться. Я пообещал ему, что он рискует стать первым в мире веснушчатым эльфом. Он спросил, что это такое. Я сказал, что это такие пятнышки, с которыми его родная мать не узнает. Я не надеялся убедить его словами, на себе мне показать было нечего, поэтому я полистал рекламные проспекты, валявшиеся в номере повсюду, и в одном нашел фото вполне симпатичной человечки с веснушками. Келеборн посмотрел, закрыл глаза и сказал:
— Делайте что хотите, Рэнди. Этого невозможно допустить.
Я тщательно заштукатурил его половиной сметаны, а остаток смешал с ягодами и сахаром. Пока блюдо настаивалось, я сунул в руки Келеборну креманку с пломбиром и ложку. Глаза он открыть не мог, потому что на веках лежал дюймовый слой жирной густой сметаны. Однако пломбиру воздал должное без потерь. Я с трудом сдерживал смех, глядя на него. Потом вдруг вспомнил, что тоже слегка обгорел, хотя работа в "Дориате", конечно, выдубила мне шкуру. Тогда я зачерпнул ложку смеси и размазал себе по физиономии. С сахаром держалось хорошо, а созерцать меня было некому. Келеборн тем временем начал как бы таять, сметана потекла ему за воротник, закапала на ковер, на кресло… Я уже не мог сдерживаться и фыркнул вслух, да тут еще Келеборн спросил, в чем дело, и лизнул часть сметаны у себя из-под носа. Я ржал и ничего не мог объяснить.
Вдруг в дверь постучали. Пришел экскурсовод с айзенгардской парой. Все трое с порога начали укорять нас за угон телеги и грозить санкциями типа "сообщить по месту работы". Я представил, как получаю "телегу" на самого себя, и заржал еще громче. Потом подумал, как будут счастливы получить бумагу на Келеборна где-нибудь в Калакирии, и чуть не лопнул. Чем громче я ржал, тем сильнее возмущались айзенгардцы. Экскурсовод, однако, давно замолчал и внимательно осматривал меня и номер. Моя тонированная клубникой личность ему не понравилась, но Келеборна он просто-таки испугался, когда эльфу надоело слушать визг, и он воздвигся над креслом и подошел поучаствовать в конфликте. До сих пор его не было видно от двери за высокой спинкой, а дальше я посетителей не пускал. Эльф протер в сметане дырки для глаз и приближался каким-то кошачьим шагом, облизывая на ходу пальцы. Зрелище не для слабонервных. Айзенгардцы смолкли и выкатились. "Дунаданец" оказался посмелее, повторил Келеборну вкратце претензии и попросил нас не делать антиобщественных поступков. А его глаза в это время обшаривали номер и нас, как будто собирали компромат. Келеборн сделал еще шаг вперед, и экскурсовод, видимо, вспомнив судьбу лампочки над прудом, исчез в коридоре, не забыв прикрыть за собой дверь.
Клубнику я доел один и с испорченным настроением. Эльф залег вроде бы спать — лежал на кровати и молчал до вечера. Я просидел полдня у себя.
Вечер ничего приятного не добавил. Еду опять пришлось заказывать наверх, потому что смокингов в хозяйстве эльфа не прибавилось, а я не хотел идти один в ресторан. Противостоять в одиночку недружелюбию многих я не люблю, не мазохист же я по натуре. Тем более что оно и так чувствовалось сквозь стены. Я думал о том, что этой поездкой сделаю себе не лучшую рекламную кампанию. Впрочем, Шир не обратит внимания на закордонных моралистов, какие бы грехи — истинные или мнимые — мне ни приписали. Но тот бедняга, который в ближайшее время поедет в Айзенгард с поставками, к примеру, от Кроттов, может поиметь большие сложности. Хорошо бы это был Сэндимен с центрального элеватора. Недавно я морил у него хрущаков и сам надышался цианидов так, что еле откачали.
Явился коридорный с ужином и со счетом. Туда были включены и проводка, и аренда телеги, и ковер в сметане. Я подписался и выгнал его, пригрозив еще и зеркало разбить. Он выскочил и крикнул из-за двери, что отправление автобуса в 23 часа. Я звякнул Келеборну и позвал питаться. Тот пришел, посидел, почти ничего не съел и выглядел очень плохо. С загаром это связано не было, так как то ли сметана подействовала, то ли регенерация у эльфов быстрая, но вся краснота прошла бесследно. Мне был жалко и его, и себя, но что я мог поделать?
— Но даже над Мордором светят лучи созвездия Элберет,— вспомнил я вслух строчку популярной в Шире песни.
Эльф печально покивал и добавил:
— Светит, да не греет.
И ушел к себе. Драпать отсюда надо, думал я, яростно закидывая в чемодан барахло. Еще чтобы его звезды грели… На Нурнене должно быть жарко, южные пустыни близко. Вот там пусть греется сколько и под чем хочет. А я от такого отдыха уже спекся. Голова раскалывается, как с похмелья. Небось тепловой удар. Как раз для поездки на юг…
Еле передвигая ноги, я зашел за эльфом, и мы потащились в автобус. Почти все уже сидели на местах, и когда мы заняли свои кресла, экскурсовод окинул нас неодобрительным оком и поднял трап. Его раздражала необходимость возиться с этой алюминиевой железякой из-за меня, ведь гномы запрыгивали на подножку без ее помощи. Меня вдруг одолел стыд за свое поведение, захотелось исчезнуть — хоть бы и с помощью Кольца. И плевать на последствия…
Я очнулся. В салоне и снаружи было темно, автобус быстро ехал по трассе, но я почему-то лежал лицом к небу, усыпанному звездами. Пошевелившись, я понял, что лежу поперек сидений, головой на левой руке Келеборна. Эльф почувствовал мое движение и нагнулся.
— Как вы, Рэнди? — спросил он.
Я повертел головой — не гудела. Подумал о своем поведении — преисполнился гордости. Порядок.
— Спасибо, хорошо,— сказал я и сел. Келеборн что-то тихо напевал — а может, я опять слышал его музыку. Мне стало спокойно и уютно. Я устроился поудобнее и заснул.
Весь следующий день мы катили к югу, останавливаясь в придорожных забегаловках, чтобы поесть. Местность опять стала зеленой, преобладали ксерофиты с колючками или восковыми листочками. Кондишен сильно облегчал жизнь, но на стоянках жара стояла невыносимая. Несмотря на эти привходящие, и я, и Келеборн были в благоприятном расположении духа, развлекались чем и как могли и сильно достали "дунаданца". Особенно все взъерепенились, когда Келеборн купил у бабки-дунгарки, невесть как затесавшейся в эти края, кулек дуриана, и мы смачно сожрали его на ходу. Понимания этот акт не встретил, зато было много крику о производимых нами всю дорогу запахах. Я помалкивал, а потом высказался (обращаясь исключительно к Келеборну, но во весь голос) на тему потребительских свойств рябиновых духов. Когда дуриан кончился, я еще попросил остановить автобус у ближайшей урны, чтобы не мусорить в салоне. Айзенгардцы шипели, харадримец качал головой, "дунаданец", наконец-то сбросивший кожу, злобно вел экскурсию, не отступая от утвержденного текста. Гномы сидели тихо, ни во что не вмешивались и играли в каменные кости. Когда экскурсовод замолкал, включалась радиотрансляция с юмористическими передачами и оркскими народными песнями. Я не все улавливал, потому что музыкальный фон от эльфа опять забивал всю эту шелуху, и поэтому лишь отметил такой образчик: "У Илуватара спросили: — Вы Детей любите? Единый ответил: — Не очень. Но сам процесс…" Спрашивать эльфа, слышал ли он и понял ли, я не рискнул. Наверно, слышал — полыхнул глазами, но ничего не сказал.
