Сердце волка - Хольбайн Вольфганг (бесплатные версии книг .txt) 📗
— Шуток? — Штефан фыркнул. — Нет. Разве в шутку в меня целились из автомата? И в шутку били ногами по физиономии?
Роберт ничего не сказал, и его молчание удивило Штефана. Он шире открыл глаза и посмотрел на шурина. То, что он прочел в его взгляде, еще больше удивило Штефана. Он тут же поднял руку и ощупал свое лицо: кожа была сухой, вялой и, пожалуй, чересчур горячей. Синяки он, конечно, почувствовать пальцами не мог, а вот опухолей, царапин или чего-то подобного там явно не было. Но взгляд Роберта свидетельствовал об обратном.
Если Роберт все-таки собирался что-то сказать, то не успел: дверь в комнату открылась и появился один из телохранителей. Не обращая никакого внимания на Штефана, он быстро подошел к Роберту и что-то прошептал ему на ухо. Роберт кивнул и жестом руки отослал телохранителя из комнаты.
— Ребекка проснулась, — сказал он. — Она спросила, где ты. Пойдешь к ней или сказать ей, что ты спишь?
Покровительственный тон Роберта снова разозлил Штефана, и он не встал и не врезал своему шурину по зубам лишь потому, что все-таки уловил в его голосе доброжелательную интонацию.
— Попробую подняться к ней, — сердито ответил он. — Если сам не смогу преодолеть лестницу, позову тебя.
Лицо Роберта посуровело, но он ничего на это не сказал и ограничился лишь тем, что удивленно пожал плечами. Штефан встал, молча вышел из гостиной и направился на второй этаж. Он еще никогда не встречал такой длинной и крутой лестницы. На верхних ступенях Штефан был уже готов сдаться и позвать на помощь кого-нибудь из телохранителей. Быть может, он не сделал этого лишь потому, что ясно представил себе, как снисходительно усмехается Роберт проявлению слабости с его стороны.
Ребекка лежала, свернувшись калачиком, на огромной кровати и спала. Правой рукой она обхватила Еву, которая тоже спала, причем еще крепче, чем раньше. Ее дыхание было медленным и размеренным, а лицо было таким умиротворенным и расслабленным, что Штефан в первый миг почувствовал хотя и явно неуместную, но очень сильную зависть. Менее трех часов назад все они — не только Штефан и Ребекка, но и этот ребенок — отчаянно боролись за свою жизнь. Он до сих пор помнил, как бешено и гневно сверкали глаза Евы. Тогда она прекрасно понимала, что происходит, несмотря на то что ей всего лишь три или четыре года. Теперь же она спала так безмятежно, как будто ей никогда не угрожала смертельная опасность.
И вдруг Штефан почувствовал такую нежность к этому ребенку, что машинально присел на край кровати возле Ребекки и девочки, протянул руку и ласково погладил Еву по щеке.
В его душе все перевернулось. То, о чем он подумал, разговаривая с Робертом у ворот дома, распространялось и на нынешние его ощущения: он дошел до такого предела физических и моральных сил, что не был способен реагировать на окружающее адекватно. Все опасения и сомнения словно куда-то исчезли, и этого ребенка, которого еще несколько часов назад он с удовольствием лично отвез бы обратно в Боснию, Штефан теперь не просто считал родным — он любил его всем сердцем.
Штефан не мог понять, почему это произошло. Если его чувства вышли из-под контроля, то это вовсе не означало, что он перестал соображать. Однако чем дольше он — хотя и тщетно — пытался найти объяснение произошедшему в его душе перевороту, тем больше запутывался. Возможно, этот ребенок разбудил в нем инстинкт отца-защитника. А может, Штефан просто осознал, что потеря Евы будет означать для него и потерю Ребекки. Хотя нет, такое предположение все же не могло объяснить то, что с некоторых пор происходило со Штефаном. Он теперь уже не мог сказать, ради кого именно он боролся с таким отчаянием и героизмом. Ребекка была права: тогда он был готов пожертвовать своей жизнью, лишь бы задержать людей Баркова хотя бы на несколько секунд. Но действительно ли он пошел на это исключительно ради Бекки?
Хотя Штефан сейчас не смотрел в ее сторону, он почувствовал, как она открыла глаза и наблюдала за ним. Он повернулся к ней.
— Извини, — произнес он. — Я не хотел тебя будить.
— А ты меня и не разбудил, — возразила Ребекка. — Я не спала.
Штефан понимал, что не стоило спорить по поводу подобных мелочей, но укоризненно сказал:
— А тебе надо бы поспать.
— Разве у нас есть на это время?
Ребекка стала приподниматься с кровати. Ее движения были неуверенными и неловкими, и это еще больше выдавало ее изможденность, чем бледность лица и темные круги под глазами.
— Конечно, есть, — ответил Штефан. — Не переживай. Здесь мы в безопасности: Роберт прихватил с собой небольшое войско для нашей защиты… — Штефан пожал плечами. — Ну и для его защиты тоже. Он, похоже, наконец твердо решил проявить себя настоящим заботливым старшим братом.
Ребекка покачала головой.
— Ты его по-прежнему терпеть не можешь.
— Это неправда, — возразил Штефан. — Во всяком случае, я отношусь к нему не хуже, чем он ко мне.
— Но ты, тем не менее, привез нас именно сюда.
— А мне просто ничего лучшего в голову не пришло, — сказал Штефан.
Его слова были близки к истине — наверное, даже больше, чем он готов был признать. Столь нелюбимый им шурин в данный момент был, пожалуй, единственным человеком, от которого он мог ожидать хоть какой-то помощи. И неважно, исходя из каких соображений Роберт помог бы им.
— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Штефан главным образом для того, чтобы уйти от темы под названием «Роберт».
— Уже лучше, — ответила Ребекка.
Штефан подумал, что, вероятно, это действительно так, хотя она выглядела почти такой же усталой и изможденной, как и он сам. Однако он имел в виду совсем другое, и Ребекка наверняка прекрасно его поняла.
— Мне кажется, что все эти лекарства только ухудшали мое состояние, — продолжила Ребекка. — С тех пор как больницы стали бороться за каждую официально учтенную властями койку, они, похоже, не останавливаются ни перед чем, только бы подольше подержать у себя пациентов.
— А что там все-таки произошло? — спросил Штефан.
Он осознанно пропустил мимо ушей не очень смешную шутку Ребекки. Рано или поздно им, конечно, пришлось бы решить, был ли смысл и дальше находиться Ребекке в больнице, но Штефан хотел оставить эту проблему на потом. Иногда такой подход позволяет хотя бы временно не думать о печальной действительности.
— Не знаю, — произнесла Ребекка. — Я в тот момент была с Евой, хотя совсем недолго. Человек, которого прислал Уайт…
Она сделала паузу и посмотрела на Штефана. Он кивнул.
— Я его видел.
Не было необходимости описывать, в каком состоянии он находился, когда Штефан его увидел. Ребекка, скорее всего, подумала то же самое.
— Он вдруг стал сильно нервничать, — продолжила она. — Я была в палате всего две или три минуты. Не дольше. Он… вдруг стал настаивать на том, чтобы я покинула палату. Вместе с Евой. Думаю, он почуял неладное.
Это была неправда. В голосе Ребекки слышались испуг и неуверенность, и Штефан понял, что произошло на самом деле, — это онапочуяла неладное. Она почувствовала, что надвигается какая-то опасность. Так же отчетливо, как и Штефан. Однако он осознавал, что Ребекка пока не была готова в этом признаться. Да и он тоже.
— А потом?
— Я спряталась в туалете, — пояснила Ребекка, печально улыбнувшись. — По-видимому, не очень оригинальный поступок. Затем послышались выстрелы и крики… Они его убили, да?
Штефан кивнул:
— Его, медсестру Дануту, профессора Вальберга… и еще нескольких человек.
Ребекка испуганно посмотрела на Штефана.
— О Господи! Данута и профессор… мертвы?
— И не только они. Это было похоже на театр военных действий. Русские особо не церемонились. Они действовали весьма решительно.
— Во всем этом… виноваты мы? — спросила Ребекка, запинаясь.
Штефан ничего не ответил. Конечно же, в этой трагедии были виноваты они. А кто же еще? Люди Баркова приехали, чтобы поквитаться за то, что, по их мнению, сделали Штефан и Ребекка. Русские не задумываясь убивали всех, кто оказывался у них на пути.
