Тварь у порога (Сборник рассказов ужасов) - Лавкрафт Говард Филлипс (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
В желтоватом свете лампы я также заметил и другие книги, среди которых узнал уже настоящую Библию, кстати, захватанную не меньше упомянутого сборника древней магии; издание избранных работ Коттона Мазера, а также переплетенную подшивку «Эркхам Эдвертайзера». Возможно, все это также некогда принадлежало загадочному Науму Вентсуорту.
— Я вижу, вы поглядываете на его книги, — сказал хозяин, словно угадывая мои мысли. — Он сам сказал, что я могу забрать их, вот я и забрал. А что, и в самом деле хорошие книги. Вот только читать их приходится в очках. Если хотите, можете сами взглянуть.
Я довольно мрачным тоном поблагодарил его и напомнил, что он что-то рассказывал про Наума Вентсуорта.
— А, Наум! — тотчас же отреагировал старик со ставшим уже привычным смешком. — Да, не думаю, чтобы он одолжил мне все свои денежки, если бы знал, что с ним самим станется. Нет, сэр, никак бы не одолжил. И ведь даже расписки за них с меня не взял, хотя там целых пять тысяч было. Сказал еще тогда, что не нужна ему, дескать, никакая расписка, или какая другая бумага — все равно она не будет доказательством того, что я вообще брал у него деньги. Об этом знали только мы двое, но он сказал, что ровно через пять лет придет за своими деньгами. И эти пять лет истекают как раз сегодня, вот я и говорю, что сегодня — День Вентсуорта.
Он сделал паузу и стрельнул в мою сторону хитрым взглядом, в котором, как мне показалось, смешались еле сдерживаемое веселье и одновременно глубоко затаившийся страх.
— Да только не сможет он сегодня прийти за своими деньгами, потому как уже больше двух месяцев прошло с тех пор, как его застрелили на охоте. Прямо в затылок пуля попала. Несчастный случай. Конечно, разговоров тогда было немало, все утверждали, что я специально подстрелил его, да только я сказал им, чтобы попридержали языки. А потом, прямо на другой день поехал в Данвич, зашел там в банк и оформил завещание, по которому после моей смерти все мое состояние достанется его дочери — мисс Джини. И не стал делать из этого никакого секрета, вот так. Чтобы все знали, а если хотят, то пусть сколько угодно языки чешут.
— Так как же будет с долгом? — не утерпев, спросил я.
— Срок истекает сегодня ровно в полночь. — Он хохотнул, а потом и вовсе затрясся от смеха. — Боюсь, Наум не придет в срок, как вы думаете, а? А раз так, то и деньги мои, разве нет? А он не придет. Да и хорошо, что не придет, потому как у меня их все равно нет.
Я не стал спрашивать его насчет дочери Вентсуорта и того, на что она сейчас живет. По правде говоря, я почему-то внезапно почувствовал страшную усталость — сказалось напряжение дня и утомительная вечерняя поездка под дождем. Похоже, это не ускользнуло от внимания хозяина дома, потому что он как-то разом умолк и снова заговорил лишь после довольно продолжительной паузы:
— Что-то вы осунулись, а? Устали, наверное?
— Есть немного. Но все равно, как только дождь немного стихнет, надо ехать дальше.
— Знаете, что я вам скажу. Хватит вам слушать мою болтовню. Сейчас принесу вам другую лампу, а вы немного прилягте на кушетке в соседней комнате. Как дождь перестанет, я вас разбужу.
— Вы что, предлагаете мне свою кровать, мистер Старк?
— Нет-нет, а сам я вообще долго не ложусь.
Все мои возражения оказались тщетными. Он встал из-за стола и сходил за второй керосиновой лампой, а потом проводил меня в соседнюю комнату и указал на кушетку. По пути туда я прихватил со стола «Седьмую книгу Моисея», поскольку меня явно заинтриговали рассказы о тех чудодейственных вещах, якобы описанных на ее страницах, о которых я был наслышан уже много лет назад. Хозяин заметил это и, как мне показалось, довольно странно посмотрел на меня, но возражать не стал, после чего оставил меня одного, а сам снова вернулся в гостиную, где уселся в свое плетеное кресло.
Дождь за окном, казалось, и не думал переставать и продолжал лить как из ведра. Я поудобнее устроился на старомодной кожаной кушетке с высокими подголовниками, пододвинул лампу поближе, потому что горела она совсем тускло, и принялся читать «Седьмую книгу Моисея». Правда, довольно скоро я убедился, что в ней описывалась всякая ерунда вроде каких-то заклинаний и песнопений во славу таких «князей» преисподней как Азиель, Мефистофель, Марбуель, Барбуель, Аникуель и черт-те знает кого еще из им подобных. Содержавшиеся в книге якобы магические формулы несколько отличались друг от друга, поскольку некоторые из них предназначались для излечения от болезней, другие — для исполнения желаний, третьи использовались как своего рода залог успеха в различных делах и начинаниях, а четвертые и вовсе служили цели отмщения обидчику. Читатель неоднократно предупреждался, сколь ужасными являлись отдельные слова и выражения, и в какой-то момент я даже стал машинально повторять за автором книги некоторые из приводившихся там строк, типа: «Аяля химель адонайж амара Зебаот кадас есерайже харалиус», что было, оказывается, своеобразной колдовской молитвой-обращением к вполне конкретной группе дьяволов или духов, и служило не чему иному, как поднятию мертвеца из гроба.
Я еще пару раз прошелся взглядом по этой же фразе, повторив ее полушепотом вслух, хотя при этом, разумеется, ни на секунду не допускал, что после произнесения одних лишь этих слов может произойти что-то ужасное. И в самом деле, ничего не произошло, а потому я вскоре отложил книгу и посмотрел на часы — было начало двенадцатого. Мне показалось, что шум дождя за окном вроде бы стал стихать, во всяком случае это был уже не прежний ливень, и я по опыту знал, что вскоре после этого он должен прекратиться окончательно. Внимательно присмотревшись к обстановке в комнате, чтобы на обратном пути к двери не столкнуться с каким-нибудь креслом, я загасил лампу и решил немного отдохнуть перед продолжением пути.
Однако, несмотря на всю усталость, я почему-то никак не мог успокоиться.
Дело было даже не в том, что кушетка, на которой я лежал, оказалась довольно жесткой и холодной — просто мне казалась гнетущей сама атмосфера этого дома. Я смутно ощущал, что дом, как и его хозяин, словно затаился в ожидании чего-то такого, чему неминуемо суждено произойти. Он словно знал, что скорее раньше, чем позже его стены окончательно разойдутся в стороны, а крыша обрушится внутрь, тем самым положив конец всему его долгому и столь ненадежному существованию. Однако дело было даже не в этой специфической атмосфере, присущей, в сущности, едва ли не всем старым домам; просто мне казалось, что к этому ожиданию примешивалось что-то тревожное, даже зловещее, каким-то образом связанное с явным нежеланием Эмоса Старка отвечать на мой стук. Вскоре я обнаружил, что, как и хозяин дома, прислушиваюсь к чему-то на фоне затихающего дождя и непрекращающегося мельтешения мыши.
Оказалось, что мой хозяин отнюдь не сидел на месте. Несколько минут назад он встал с кресла и стал шаркающей походкой ходить взад-вперед по комнате, подходя то к двери, то к окну, пробуя, насколько прочно держат их запоры — но наконец вернулся к креслу и снова уселся в него, что-то бормоча себе под нос. Пожалуй, после столь долгого проживания в такой глуши, да еще в полном одиночестве, он поневоле приобрел привычку разговаривать с самим собой. Большая часть его слов оставалась совершенно неразборчивой и вообще почти неслышной, хотя изредка прорывались отдельные четкие слова, и мне показалось, что в настоящий момент его больше всего занимала мысль о том, какой процент ему придется заплатить Науму Вентсуорту за пользование его деньгами, если таковой будет с него взыскан.
— Сто пятьдесят долларов в год, — беспрестанно повторял он, — получается семьсот пятьдесят… — договаривал он уже почти со страхом в голосе. Говорил он и еще что-то, причем звук его голоса тревожил меня гораздо больше, чем я сам был готов себе в этом признаться.
Голос старика звучал довольно грустно, и это чувство, наверное, еще более усилилось бы, если бы мне удалось расслышать все произносимые фразы целиком, однако вместо этого до меня доносились лишь отдельные слова.
