Урюпинский оборотень - Басов Николай Владленович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt) 📗
А та разгулялась, стала даже какие-то цветы срывать, чуть не веночек из них пробовала плести на ходу. Крестьянин вдруг посмотрел на нее, посмотрел и исчез. Никто этого и не заметил вначале, как будто его и не было. Только что вот стоял рядышком, потом зашел за кусток раз, другой… И все, исчез. Колядник мигнул своим бойцам, которых взял в эту вылазку, но посмотрел на Рыжова, и успокоился, вернул бойцов назад. Снова поехали, увлекаемые непонятным образом топающей вперед Борсиной.
Она прошлась сначала к югу, вернулась к старице, где действительно было тихо, покойно, но вдруг вода вспенивалась рыбным следом… Тогда они обнаружили корзину, которую бросил, вероятно, несчастный Мефодий.
– Она, что, чувствует? – спросил Колядник у Рыжова почему-то шепотом.
– Не знаю точно, но она, несомненно, работает.
И вдруг Борсина дошла до какой-то рябинки, стоящей чуть отдельно от других, огляделась, и… Села, словно у нее подкосились ноги. И тогда стало ясно, что даже в свете солнышка на всю эту крохотную поляну, размером лишь с большую комнату, опускается тень такого ужаса, что даже бойцы Колядника защелкали затворами винтовок.
Рыжов оказался около Борсиной почти одновременно с Раздвигиным. Колядник и Самохина наблюдали за ними сверху и на расстоянии.
Борсина тяжело дышала, на лбу у нее выступили крупные капли пота, она пыталась неверными пальцами расстегнуть ворот, чтобы вдохнуть побольше воздуха. Под глазами у нее вдруг залегли тени, да такие тяжелые, словно были нарисованы черникой.
– Что делать, командир? – спросил Раздвигин.
– Беги за водой.
– У меня фляжки нет, выезжали в спешке, и никто не догадался…
О чем никто не догадался, Раздвигин пояснить не успел. Рыжов на него почти рявкнул:
– Платок намочи.
Потом он помог Борсиной расстегнуть ворот, и стал легонько, как его учила мама, растирать ей виски от головной боли. Вроде бы ничего не было в этом жесте особенного, но когда Раздвигин принес мокрый свой платок, чистый и даже приятный, гладкий на ощупь, когда грудь и щеки Борсиной смочили этим платком, она открыла глаза. Они были глубокими, прямо бездонными, и в них читалась такая мука, такая боль… Рыжов нахмурился. Он не верил раньше, что кто-либо, да еще по прошествию нескольких дней, может на месте какого-то ужасного события так чувствовать боль другого человека, но вот ведь – видел своими глазами. И никаких объяснений ему для этого не требовалось.
– Может, ее к ручью перенести? – спросил Раздвигин. – Тут он течет, шагов шестьдесят, может, сто, не дальше.
Рыжов посмотрел на него, все еще хмурый.
– Ты как его нашел, ручей этот?
– Я всегда воду хорошо определяю. А тут и недалеко…
Борсина своими немигающими, застывшими глазами нашла лица склонившихся над ней людей, всмотрелась в Раздвигина и проговорила серыми, как пепел, губами:
– Большое зло тут… И что-то темное, без дна.
Она вздохнула. Попробовала дышать ровно, сначала ей это плохо удавалось, но спустя некоторое время у нее получилось. Рыжов, памятуя прежние эффекты Борсиной, которые она устраивала под Чанами, спрсил ее:
– Ты можешь это… зло, или того, кто с ним связан, вызвать? Как раньше делала?
– Нельзя на него охотится, – отозвалась Борсина слабо. – Да и не придет он.
– Он?.. – переспросил Раздвигин. – Ты можешь его описать? Как он выглядит?
– Не знаю, никогда не видела ничего подобного прежде. – Хотя она была еще слаба, но попробовала подняться на ноги. – Отвезите меня… Хотя бы в Нехватки.
Назад поехали сложно. Хоть и недалеко отъехали от хутора, но возвращались поболе часа, не меньше, как определил Рыжов по солнцу. Да и Борсина была слаба, то и дело приходилось переводить коней на совсем уж тихий шаг, чтобы она не вывалилась из телеги. Колядник даже сказал, что нужно бы барышню в тарантас какой-нибудь реквизированный… И впрямь, подумал Рыжов, ведь есть же у них в Урюпинске что-нибудь получше телег?
Когда вернулись в Нехватки, их ожидал сюрприз. У одного из домов, самого, впрочем, большого и богатого на вид, стояло две телеги, которые показались Рыжову знакомыми. Из них кто-то деловито переносил груз в сарачик. Колядник почти прыгнул на своем коне к этим телегам, и еще издалека закричал:
– Дед!.. Ратуй, ты как тут оказался?
Мужик, который пер в свой сарайчик немалые тюки с чем-то мягким, обернулся. Это на самом деле оказался Ратуй.
– Так предсовета вернулся и выпустил меня. Что же мне там-то сидеть?
Рыжов тоже подъехал, спешился, и сказал, почти равнодушно:
– Тогда покорми-ка нас, дед. И дай предохнуть.
Потом молча, слегка придавленные увиденным, умылись, пропустив Борсину в первую очередь, сели за сто. Хозяйка Ратуя, нестарая еще и очень шустрая женщина, поставила на стол быструю окрошку, нарубленную из лука, какого-то чуть прелого мясца, вареных яиц и вареной картошки. Квас, на котором все это оказалось замешано, был выше похвал, Рыжов, хоть и ел эту мешанину, попросил кружку и выпил квасу уже отдельно, и с большим удовольствием. Квасок, или как называли его местные, взвар был кисленьким, с примесью мяты и какой-то другой травы.
Толком не доели еще, как Раздвигин заговорил, начиная обсуждение:
– Я все думаю, как его выманить?
– Кого? – не понял Колядник.
– Того, кто печень у людей жрет, – пояснил Рыжов.
– Да как же его выманить? Он тут, почитай, все знает, и всех знает.
Сам Колядник, видимо, был не очень в курсе тех возможностей, которые Борсина уже разок доказала. Пришлось Раздвигину его просветить. Самохина тоже выслушала все пояснения с вниманием. Лишь потом спросила, уже облизывая свою деревятнную, деревенскую ложку.
– И кто это может быть? Вот в чем, мне кажется, главный вопрос.
– Как кто, зверь… – неопределенно пожал плечами Колядник.
– Нет, не зверь. Местные зверей не боятся, – встрял в разговор дед Ратуй.
– Да ну?.. А кого вы боитесь? – напористо, похоже, как всегда он разговаривал, спросил Колядник. – Пересыпу, к примеру, тоже не боитесь? Может, потому, что он с вами заодно? Или вы с ним?..
– Его тоже… не очень, – дед то ли не понимал, то ли был так умен, что, наоборот, все понимал, но Колядника тихоньку дразнил.
– Дед, – вмешался Рыжов, уж очень ему было неприятно, что Ратуй так разговаривает с Колядником, – ты давай, рассказывай, что знаешь.
– А то ведь так увезем, – добавил, нахмурившись, Колядник, – что никакой предсовета не освободит уже.
– Ты не грози… Тоже мне, власть, чуть что – грозить.
– Да я тебя за спекуляцию…
Дед помолчал, поднялся, по-деревенски облизал свою ложку и ушел. И все, даже не обернулся. Колядник посмотрел на всех и на каждого, неопределенно сказал:
– Я – что? Я тоже хочу, как лучше. Вот только… задачи у нас разные, потому… Ну все, не буду больше говорить. Зовите его снова.
Деда позвала его хозяйка, которая все видела, и оказалась понятливой по-своему и толковой. Дед вернулся, рассержено сдвинув брови, но все же вернулся, сел под образами на дальний край лавки, зачем-то перекрестился.
– Дед, кого ты не боишься, мы поняли. Но вот расскажи, кого все же… боишься? – спросил Рыжов.
Дед немного помолчал, потом отчетливо, так что ответ его отозвался, казалось, в углах горницы, ответил:
– Вобратня.
– Чего? – не понял Раздвигин. – Оборотня?
– Я и говорю – вобратня. – И вдруг, воодушевившись, продолжил, уже свободнее: – Тут, у нас и раньше, деды сказывали, был такой. Превращался ночами, когда луна полная, в волка, и драл скотину. Вот людей не драл, такого не было, но раньше много чего не было.
И умолк, кажется, надолго. Его следовало снова как-то разговорить. Раздвигин задумчиво произнес:
– А отец Виктор говорил, что видели тут у вас… разное. И оборотня не назвал.
– У нас много чего видят, – поддакнул ему дед. – Я и сам видел, когда еще пацаном бегал… Солдаты, как они были, должно, сто лет тому… В высоких шапках, с толстыми ружжами… Один вот на десять шагов от меня оказался, малину ел в лесу, меня увидел, замер. Я испугался и удрал.
