Рассказы. Часть 1 (ЛП) - Кэмпбелл Рэмси (книги бесплатно читать без TXT) 📗
На конференции он значился не под этой фамилией. Когда он появился у стола, где играли в покер, на его карточке участника значилось: «Малефикус». «Зовите меня просто Малли», — просил он, разглядывая карточки на всех остальных, и разве не должен был я узнать эту кличку, когда услышал ее по телефону? Наверное, память подвела из-за того, что он, похоже, ждал от меня должного уважения к имени на его карточке. Сев за большой круглый стол напротив меня, он поймал мой взгляд и мизинцем левой руки указал на него; помню, слово было таким же бледным и толстым, как и его губы, но выглядело тверже. Его похожие на паутинки прядки седеющих волос, большеглазое и длинноносое лицо напоминали мне яйцо, давно и безнадежно залежавшееся. Его болтливая ухмылка была обращена ко мне, пока сдающий не стал раскладывать карты. Тогда я еще только начал выковывать в себе личность, которой, как броней, заслонялся от застенчивости, так что старался не обращать на Маллесона внимание.
Играл он, по-моему, не слишком хорошо. Всякий раз, когда был его черед открываться, он произносил: «Что принц носит»[13], — шутка, скоро ставшая надоедливой, а потом и раздражающей. Означала она полкроны, отнюдь не мизерную сумму денег по тем временам. Отвечая на чью-либо ставку, он махал правой рукой картам, зажатым в левой, — жест, обозначавший, возможно, неуверенность либо молчаливое пожелание. «Прощально машете своим денежкам?» — спросил, не выдержав, кто-то из его соперников, что ничуть не остановило Маллесона, особенно когда стало ясно, что он выигрывает большинство крупных кушей и проигрывает только те, что помельче. К полуночи несколько игроков бросили карты и отправились на поиски иных увеселений, и вскоре Маллесон, имея на руках «фул-хаус», выиграл особенно упорный торг и получил свой самый большой выигрыш. Владелец колоды решил, что это уж чересчур, собрал карты и унес их с собой. За ним потянулись и остальные игроки, меня же Маллесон задержал, обратившись с вопросом:
— А вы не писатель ли? — Мне тогда нечем было похвастать в сравнении с такими авторами в программе конференции, как Муркок, Браннер, Балмер, Табб. У меня вышла одна-единственная книжица да несколько рассказов были напечатаны под моим именем, так что я не мог не почувствовать себя польщенным, когда Маллесон произнес: — Я искал кого-то вроде вас.
— В эти выходные таких тут хватало.
— Не таких, как вы. — Я уже готов был искупаться в лучах славы, когда он пояснил: — Они здесь ради научной фантастики, а не фантастики оккультной.
Я и впрямь чувствовал себя на конференции изгоем. Я нашел одного книжного дельца, который приглядывался к фэнтези наряду с научной фантастикой («Сай-Фай Фо Фам»), но и тот едва касался ужасов. Еще годы пройдут, прежде чем Пасхальные конференции увидят первое издательство в моей области, «Хоррид Вариорум», век которого был удручающе краток, даром что ему даже пришлось раз сменить название на «Рарум скарум». Все равно я уже почти утвердился в том, что никогда не спутаю свою писанину с действительностью, и тут Маллесон указал на свою карточку.
— Вам ведь известно, что означает это имя?
Я не был вполне в себе уверен, чтобы указать ему на ошибку в слове.
— Какой-то преступник по-латыни, верно?
— Это уж мертво давным-давно. Я полагал, вы лучше осведомлены. — Он вперил в меня взгляд, словно давая возможность исправиться, и спросил: — Что означает «малефика»?
В те времена меня легко было заставить почувствовать себя школяром, которого спрашивает учитель.
— Ведьма?
— Точно, колдунья. Я знал, что вам известна оккультная история. Это из нее вы взяли название той мерзкой книжки, «Молот ведьм»[14]. Как видите, я воскресил это слово.
— Что ж, здорово. — Вот и все, что я смог выдавить из себя в ответ.
— Я знал, что вы так посчитаете. Людям нашего типа нужно держаться вместе.
Слова его поразили меня. Они не предвещали ничего хорошего — особенно в скудно освещенном помещении, поздно вечером, когда вокруг не было ни души.
— И все же, — выговорил я, — если позволите…
— Ждите здесь. — Маллесон встал, придвинув стол ко мне так, что тот почти припер меня к стулу с потертой обивкой. — Мне хочется сделать для вас что-нибудь, — прибавил он. При его приближении задрожали половые доски, и, казалось, то же происходило с его губами, скривившимися во вкрадчивую улыбку.
— Что? — допытывался я и ухватился за край стола, готовый оттолкнуться от него.
— Всего лишь показать вам то, что вы должны бы увидеть. — Маллесон уперся руками в стол, усаживаясь рядом со мной. Стул под ним заскрипел. Он развернулся со стулом так, чтобы сидеть ко мне лицом, и широким жестом воздел обе руки. — Это ваши.
Он показал на две карты, лежавшие рубашкой кверху. Несомненно, опираясь на стол, он сумел незаметно положить на него карты. Они, должно быть, были спрятаны в рукавах его черной водолазки или твидового пиджака, которые оказались еще просторнее, когда он вдруг придвинулся совсем близко.
— Отличный фокус, — признал я. — Вы тот еще фокусник.
— Карты лежали здесь все время, — сказал он и развернул над картами левую ладонь. — Понимаете, за этим скрыто колдовство.
Я решил тогда, что он имеет в виду рубашки карт, но теперь задумался. Наверное, он говорил про весь свет. В тот раз я понятия не имел, изображена ли на рубашках сильфида под деревом. Я перевернул карты, и нет надобности говорить вам, Конрад, что я увидел. Я не понимал, какую пользу они могли бы принести мне при окончательном торге в покере, но сказал:
— Если эти карты мои, то они слегка припоздали.
— Мы больше не играем в ту игру. Мы гадаем на вашу жизнь.
Я счел это расслабляюще назойливым.
— Кто это мы?
— Вы, надеюсь. — С улыбкой победителя или, точнее, с усмешкой триумфатора Маллесон произнес: — Вы могли бы сделать себе имя.
— Чем могут помочь эти карты?
— Они могут указать путь. Они будут частью вас. Как только вам их откроют, они направят вас.
Само собой, ничему этому я не поверил (даже не подумал, что из этого может рассказ получиться), а потому и сказал:
— Вот, значит, что вам хотелось сделать?
— Погадать вам? Уже гадаю. — Подсев ко мне, он перешел на полушепот, и теперь я и вовсе с трудом разбирал его речь. — Хотели бы услышать?
— Если можно.
— О, вы услышите. — Прозвучало это не столько обещающе, сколько угрожающе, во многом еще и потому, что речь его, казалось, стала более слышимой, заползая мне прямо в голову. — Двойка жезлов[15], — сказал он, опуская указательный палец левой руки на двойку треф. — Я наделяю вас силой, отвагой и самобытностью.
— Что ж, спасибо, — поблагодарил я с иронией, поскольку воображал, что все это у меня уже есть.
— Шестерка кубков. — Он перенес палец на другую карту, и я видел, как влажный отпечаток исчез с двойки, как рябь с поверхности пруда. — Я забираю наивность и ребячество, — произнес он. — Оставляю ностальгию и влияние прошлого.
За много лет я не узнал, как отличается это от обычного гадания по картам Таро. Разве такое не должно бы у меня в мозгу застрять? Беспокоит мысль, что я смог всё забыть об этом до той ночи в гостинице Бурмаута. Маллесон отнял палец от шестерки, оставив второй потный отпечаток, и я, не удержавшись, спросил:
— Это все?
— Это станет всем, что вам нужно. Это может стать вашей жизнью. — По крайней мере, это выглядело концом сеанса.
— Что ж, спасибо, — я сам поймал себя на повторе на манер отголоска в церкви. Я уже отодвинул стул, и тут Маллесон спросил:
— Вы не желаете узнать цену?
Я почувствовал, что следовало бы ждать чего-то в этом духе.
— Вы выиграли все мои деньги, — попытался я возразить. — Такой цены никак быть не должно.
Когда он поднялся на ноги, то отпрянул, возможно, от отвращения.
— Эта цена не более, чем подтверждение, — выговорил он, и дрожание пола уменьшилось, когда он двинулся к коридору. — Просто помните.
Он, должно быть, повысил голос, потому как тот не уносился вдаль с той же быстротой, с какой уходил Маллесон. У меня было такое ощущение, будто голос его укоренился в моей голове, даже в номере бурмаутской гостиницы я воображал, что слышу его мягкое вкрадчивое шипение: «эта цена…» Я оставил карты на столе и не пошел вслед за Маллесоном, пока не убедился, что уже не смогу догнать его. От страха столкнуться с ним на приеме я укрылся у себя в номере и лег спать. Остаток выходных я старательно высматривал его, но так больше никогда и не видел — во всяком случае, на какой-нибудь Пасхальной конференции.