Дом ужасов - Кифовер Джон (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
Он не мог найти ответа на вопрос, почему с ним все это произошло.
На следующий день Грей поднялся с постели, когда солнце готово было уже клониться к закату.
В поисках халата он стал бродить по комнате и неожиданно увидел в стекле створки шкафа собственное отражение. Лишь тогда он обнаружил, что все это время ползал по ковру, пригнув голову низко к полу и далеко выбрасывая перед собой руки. С трудом поднявшись на ноги, он дрожащей рукой налил себе немного бренди.
Мучительная процедура одевания заняла почти два часа, и к тому времени, когда он наконец собрался, чтобы выйти из дому, за окном почти стемнело. Он брел по улице, магазины закрывались один за другим. Он практически не замечал их, пока не дошел до угла здания, где неожиданно остановился, почувствовав внезапный приступ голода. Прямо перед ним на холодном мраморе лежали весьма неаппетитные куски сырой рыбы. Его тело задрожало от едва сдерживаемого желания. Еще какое-то мгновение и, наверное, ничто не остановило бы его от того, чтобы схватить рыбу руками, но тут жалюзи из гофрированного железа с грохотом поползли вниз и отсекли от него мраморную витрину с вожделенной едой.
Грей понимал: что-то случилось, он сильно болен. Сейчас, когда он не мог видеть перед собой образ желтого кота, его рассудок словно опутала бездонная пустота. Сам того не замечая, он повернул назад и вернулся домой.
Бутылка бренди стояла там, где он оставил ее. Света он не включал, однако совершенно отчетливо видел все. Он поднес горлышко к губам.
Стекло выскользнуло из ладоней и с сильным стуком ударилось о пол, а сам Грей стал отчаянно глотать воздух, стараясь подавить приступ подступившей тошноты. Он чувствовал, что задыхается. С трудом взяв себя в руки. Грей обнаружил, что не в силах остановить страшный, подвывающий звук, прорывавшийся между его губ. Попытался было добраться до постели, но, почувствовав страшную слабость, рухнул на пол, где и замер в нечеловеческой позе.
Комнату залили слабые лучи рассвета, затем прошел день, когда лежащее на полу существо чуть пошевелилось. Его охватила странная ясность видения, обычно присущая голодающим людям. Он уставился на свои ладони.
Пальцы выглядели какими-то усохшими: ногти практически исчезли и их место заняли странной формы тонкие роговые пластины. Ему стоило громадных усилий добраться до окна. В свете догорающего заката ему удалось разглядеть тыльную сторону своих рук, которые сейчас покрывал тонкий, почти невидимый слой грубой желтоватой шерсти.
Его охватил безумный ужас. Он знал, что рассудок его повис на тоненьком багровом волоске, готовом вот-вот лопнуть…
Если только… Спасти его мог только желтый кот. Он уцепился за эту едва ли не последнюю человеческую мысль, содрогаясь от ужаса.
Не отдавая отчета в собственных движениях, он проворно выбрался на улицу, всматриваясь в окружающую темноту. Не останавливаясь, он брел к сохранившемуся в тайниках его памяти единственному месту, которое хранило секрет его непрекращающихся мучений.
Карабкаясь по парапету, он наконец достиг желанной цели и увидел неподвижную поверхность воды. Бледные лучи нового рассвета отбросили его тень, придав ей странные, гротескные очертания. У самой кромки берега канала он остановился, упершись ладонями в липкую, крошащуюся землю: голова подрагивала, а глаза в мучительной тоске и мольбе вглядывались в пучину замершей воды.
Он припал еще ниже к земле, и все всматривался, искал… И наконец заметил — там, в воде — желтого кота.
Вытянув вперед конечности, некогда являвшиеся его руками, Грей увидел, что кот повторил его движения, протянув лапы, чтобы обнять его в разбитом зеркале воды.
Линдсей Стюарт
ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ДЛЯ ПТИЦ
Меня зовут Мейсон. У меня двое детей и красавица жена. Точнее, была красавица. Была жена. Сейчас остались лишь дети. Слава Богу, они слишком малы, чтобы до конца осознать ужас всего того, что случилось в прошлое воскресенье в парке на северной окраине Лондона. Сейчас моя жена Элизабет лежит в больнице, в Эпсоме, и ее лицо искажено маской ужаса и отвращения. Врачи говорят, что она постоянно кричит, даже днем. А еще они говорят, что ей больше никогда не быть красивой.
Раньше мы жили фактически по соседству с Риджент-парком, но сейчас переехали подальше от Примроуз-хил — чтобы ни парка не было, ни всех этих птиц… Дети, конечно, так и не поняли толком, что именно произошло, во всяком случае, я надеюсь, что они не поняли.
— Папочка, пойдем погуляем в парк, покачаемся на качелях, — просят они, но я ничего им не отвечаю.
Это из-за того дяди — спрашивают они, и я всякий раз даю какое-нибудь глупое объяснение, хотя они наверняка замечают, что от этих вопросов у меня на лбу выступают капли пота, и я всячески стараюсь избегать их взглядов. Как жаль, что в столь раннем возрасте им пришлось столкнуться лицом к лицу со злом.
Многие из нас идут по жизни, даже не подозревая, что это реальное зло действительно существует, пока сами не столкнутся с каким-нибудь отвратительным, жутким, не поддающимся осмыслению преступлением. Это как у Агаты Кристи: прочитали и забыли вплоть до того времени, пока зло не коснется вас лично, но уж тогда вам не будет ни минуты покоя. Я хочу рассказать о том, как моя жена потеряла рассудок, а сам я приобрел привычку спать с открытыми глазами.
Каждое воскресенье мы всей семьей выбирались на прогулку в Риджент-парк и медленно двигались по Фитцрой-авеню в сторону зоопарка. Совершив традиционный обход вольера со слонами, посетив бородатых козлов, которые охотно погрызли бы наши шляпы и перчатки, посмотрев на рысь и тигров, постояв, задрав головы, у клеток с орлами и пройдя по серпентарию, мы обычно отпускали ребятишек поиграть в песочнице и покачаться на качелях у подножия Примроуз-хил.
Все вполне безобидно, подумаете вы. Кто бы мог подумать, что именно на поросшем крокусами Примроуз-хил каждое воскресенье во второй половине дня станет разыгрываться столь отвратительное действо? Возможно, вы с трудом поверите в то, что я вам расскажу, однако уверяю: все это чистая правда. Ведь я сам там был и потому знаю. Более того, я много раз наблюдал все это и даже радовался этому зрелищу, пока, наконец, не понял, не прозрел. Впрочем, я хочу подкинуть вам одну маленькую зацепку. Скажите, вы никогда не замечали, какие жирные и здоровые голуби живут на Примроузхил? Если замечали, то можете мысленно сделать маленькую отметку, поскольку теперь вам будет легче понять меня.
Мы уже раз десять, а то и больше бывали в этом парке и вот как-то на одной из его аллей заметили старика. Он сидел в кресле-каталке, которую толкал мужчина, очевидно, его слуга. Старик был укутан в толстые шерстяные пледы и одеяла, носил темные очки и необычные, странной формы пластиковые перчатки. Я еще подумал тогда, что он, видимо, страдает какой-то болезнью кожи и перчатки защищают его руки от воздействия солнца и ветра. Бледное морщинистое лицо сплошь было покрыто многочисленными щербинками, как у перенесшего оспу.
Моя жена сразу же обратила на него внимание. Каждое воскресенье ровно в три часа высокий, смуглый человек лет сорока вкатывал коляску в ворота парка. Обычно они отдыхали на одном и том же месте. Слуга неподвижно застывал за спиной хозяина, тогда как тот, держа в одной руке большой бумажный пакет, другой разбрасывал из него корм для птиц, с виду напоминавший крупные хлебные крошки, и едва слышно нашептывал что-то беззубым ртом. Через некоторое время и слуга присоединялся к процедуре кормления.
Они также заметили нас с женой. Старик несколько раз пытался улыбнуться ребятишкам, при этом был виден его красный язык, робко дрожащий между сморщенными губами, словно пытающийся вытолкнуть застревающие слова.
— Бедняга, — заметила тогда Элизабет.
Несколько недель мы с грустью наблюдали эту молчаливую сцену, пока, наконец, не решились приблизиться к старику. Я уже тогда смутно почувствовал, что здесь что-то не так, хотя толком не мог понять, что именно. Я осторожно предупредил жену, чтобы она не подходила к старику, но Элизабет лишь беззаботно пожала плечами. Между тем слуга явно неодобрительно отнесся к нашей инициативе, выразив это ледяным молчанием. Элизабет заговорила со стариком о погоде, и тот, приветливо улыбаясь, протянул ей белый бумажный пакет с кормом, жестом показывая, чтобы она тоже покормила толпившихся вокруг голубей. Элизабет взяла пригоршню крошек и бросила птицам те с неистовством кинулись на корм, тесня и отталкивая друг друга, стараясь подобрать даже самую маленькую крошку. С виду это птичье лакомство было зеленоватого цвета, мягкое и рассыпчатое, как несвежий сыр. Элизабет морщилась, прикасаясь к этим крошкам, которые, ко всему прочему, оказались липкими на ощупь.
