Мое! - Маккаммон Роберт Рик (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные txt) 📗
— Э-э… Можно мне сказать мужу, что вы звонили, Робин?
— Конечно! — ответила Мэри. — Скажите, что я буду через пару дней.
— Ладно. — В голосе женщины появилось некоторое недоумение. — Простите, а мы с вами когда-нибудь встречались?
— Нет, не думаю. Спасибо вам за помощь.
Она повесила трубку, а затем позвонила по номеру Кавано. Опять никто не отвечал. Мэри встала, ее ляжка распухла и пылала, она захромала к диванчику и к своей банке пива. Еще два дня, и она будет во Фристоуне. Два дня — и она найдет Лорда Джека. Это была мысль, с которой можно заснуть.
Мэри уснула со включенными светом и телевизором под завывающий снаружи ветер. В своем убежище желаний она шла с Лордом Джеком по широкому и травянистому склону холма. Океан расстилался перед ними гобеленом голубого и зеленого, и грохот волн эхом отдавался от скал. Она была молода и свежа, и вся жизнь лежала перед ней, и жестокости не было в ее глазах, когда она улыбалась.
Джек в свободных одеждах держал на руках Барабанщика, и его светлые волосы, развеваясь, падали на плечи и спину, как вьющееся золото. В отдалении был виден дом, красивый двухэтажный дом с каменными трубами и пятнами мха там, где дома касались брызги Тихого океана. Она знала этот дом, знала, где он стоит. Это был Дом Грома, дом, где зародился Штормовой Фронт в своем ритуале свечей и обетов на крови. Именно там они с Лордом Джеком впервые любили друг друга, именно там она отдала ему свое сердце навеки.
Это был единственный дом, который она называла родным.
Лорд Джек прижимал к себе ребенка и обнимал за плечи идущую рядом с ним высокую и стройную девушку. Они вместе шли среди цветов. Воздух был сырым и соленым из-за близости океана, и лавандовый туман наползал с бухты Дрейке.
— Я люблю тебя, — услышала она, как Джек сказал ей в самое ухо. — Я всегда тебя любил. Врубаешься?
Мэри улыбнулась и сказала, что врубается. Радужная слеза скатилась по ее щеке.
Они шли к Дому Грома, с ними был Барабанщик и обещание нового начала впереди.
На своем диванчике Мэри тяжело спала, истощенная потерей крови, от слабости ее рот приоткрылся, длинная серебристая нитка слюны тянулась по подбородку. Сквозь бинты на ляжке и руке проступала кровь.
Снаружи кружили снежинки, слетая с небес и припорашивая голые поля, и температура упала ниже пятнадцати градусов по Фаренгейту.
Далеко было Мэри до страны ее грез.
В десяти милях к западу от, места беспокойного отдыха Мэри застонала в горячечном бреду Лаура. Диди пробудилась от тревожного сна в кресле, посмотрела на Лауру и опять закрыла глаза, потому что ей нечем было облегчить боль этой женщины, моральную или физическую. Ножницы для, откручивания номеров оказались бесполезны, но Диди порылась в хламе в кузове «катласа» и нашла отвертку, которая подошла. На «катласе» теперь был номер штата Небраска, нашлепка «Плейбоя» соскоблена, красные игральные кости выкинуты.
Сон объял страдалиц и на короткое время укрыл их от боли. Но ночь прошла и наступал холодный рассвет, штормовые облака уже скользили из Канады в стальной тьме. Ребенок внезапно проснулся, его голубые глаза что-то искали, губы обрабатывали пустышку. Он видел странные очертания, незнакомые цвета, слышал резкое завывание и шлепанье неизвестных звуков: порог загадочного, пугающего мира. Через несколько минут его тяжелые веки закрылись. Он опять уплыл в сон, безвинный и безгрешный, и его руки искали мать, которой не было.
ЧАСТЬ 7
ПОГРЕБАЛЬНЫЙ КОСТЕР
Глава 1
СИЛА ЛЮБВИ
Вопль клаксона.
Мэри разлепила клейкие и опухшие веки.
Клаксон вопил снаружи. Рядом с домом.
У нее подпрыгнуло сердце. Она села на кушетке, и все суставы вскрикнули в унисон. Выдох боли сорвался с губ Мэри. Снаружи в серых сумерках зимнего утра гудел гудок. Она уснула с включенным телевизором и светом: человек с короткой стрижкой говорил о производстве сои. Когда она попробовала встать, резкая боль прострелила ляжку и перехватила дыхание. На бинтах была корка темной крови, в комнате стоял кислый медный запах. Рана на руке пульсировала от жара, рука онемела вплоть до пальцев. Мэри встала с кресла с усилием, которое заставило ее зашипеть сквозь стиснутые зубы, и заковыляла к окну посмотреть, что там перед домом.
За ночь выпал снег, укрывший поля тонким слоем. На припорошенной белой дороге, ярдах в шестидесяти от дома, стоял школьный автобус с надписью на боку ШКОЛЫ ОКРУГА СИДАР. «Приехали забрать Фадж Рипла», — поняла Мэри. Вот только мальчик не готов идти в школу. Он крепко спит под сеном. Школьный автобус простоял еще секунд пятнадцать, затем водитель дал последний недовольный гудок, и автобус поехал прочь, направляясь к следующему по дороге дому.
Мэри нашла часы. Семь тридцать четыре. Она чувствовала слабость, головокружение и пульсирующую в желудке тошноту. Она заковыляла в туалет, наклонилась над унитазом, сделала несколько рвотных движений, но ничего не вышло. Она поглядела на себя в зеркало: глаза запали в распухших веках, кожа посерела, как зимняя заря.
«Смерть, — подумала она. — Вот на что я похожа».
Нога болела яростно, и она стала рыться в аптечке, пока не нашла пузырек экседрина. Она приняла три таблетки, разжевала их с хрустом и запила пригоршней воды из-под крана.
Ее тянуло отдохнуть весь этот день. Тянуло снова заснуть в этом теплом доме, но пришло время уматывать. Водитель школьного автобуса может начать гадать, почему Фадж Рипл сегодня утром не вышел, хотя в доме горел свет. Он кому-нибудь расскажет, и этот кто-нибудь тоже начнет гадать. Заведенный порядок — ткань жизни в этом трахающем мозги государстве. Когда заведенный порядок нарушается, словно пропущенный стежок, весь муравейник начинает шевелиться. Время убираться.
Барабанщик заплакал, Мэри распознала голодный плач, тоном ниже и не такой напряженный, как плач от испуга. Это скорее было носовое жужжание, с паузами, чтобы набрать воздуха. Его надо будет покормить и поменять пеленки перед отъездом. Инстинкт требовал делать ноги. Сперва она сменила себе повязки, дергаясь от боли, когда отдирала присохшую вату. Она опять перевязала раны и туго их забинтовала полосками разорванных простыней. Потом открыла чемодан, надела чистое белье и фланелевые носки из гардероба Роки Роуда. Ее джинсы слишком сжимали бедра и распухшие ноги, так что она натянула пару более свободных рабочих брюк — опять спасибо ушедшему на покой хозяину — и крепко их перетянула одним из своих поясов. Она надела серую рабочую рубашку, бордовый свитер, купленный еще в восемьдесят первом, и приколола значок — «улыбку». Одевание закончилось старыми ботинками. В шкафу Роки Роуда висел соблазнительный ассортимент толстых пальто и алясок. Она сняла с вешалки коричневую вельветовую куртку с овечьим воротником, отложила ее на потом и выбрала зеленую парку на гусином пуху, чтобы положить в нее Барабанщика, как в импровизированную детскую корзиночку. Пара перчаток мужского размера тоже была отложена на потом.
Пока Мэри кормила Барабанщика, она сжимала и отпускала правой рукой теннисный мяч, чтобы разработать сухожилия. Силы в руке осталось примерно на треть от нормальной, пальцы онемели и похолодели. Она решила, что нервы повреждены. В раненой руке ощущалось подергивание разорванных мышц; проклятый пес чуть не перегрыз артерию — тогда она уже была бы мертва. Но самой большой мерзостью была рана на бедре. Понадобится пятьдесят — шестьдесят швов и куда лучшие антисептики, чем те, что есть в ванной у Роки Роуда. Но пока на ране есть корка, она может заставить себя двигаться.
Телефон зазвонил, когда она меняла Барабанщику пеленки. После двенадцатого звонка он замолчал, помолчал минут пять, потом опять восемь раз прозвонил.
— Кто-то любопытствует, — сказала она Барабанщику, вытирая его одноразовой салфеткой. — Кто-то хочет знать, почему мальчик не вышел к школьному автобусу или почему Роки Роуд не отбил часы на работе. Любопытно им, ох и любопытно.
