Круги ужаса (Новеллы) - Рэй Жан (книга жизни .txt) 📗
Дед обещал огромные деньги тому, кто отыщет ее тело, но его так и не нашли.
Рассказывает толстяк
Свечи догорали, их дрожащее пламя потускнело, и толстяк, который, казалось, следил залоговом теней, поднял вверх пузатую лампу, залившую зал спокойным желтым светом.
— Это ты, Фальстаф! — послышался злобный голос.
Толстяк недовольно кивнул.
— Я надеялся остаться незамеченным, — пробормотал он. — Уже несколько веков меня унижают, словно забыв о моей военной славе. Хотя я вправе рассчитывать на справедливость.
Вы назвали меня Фальстафом? Еще одно заблуждение. А вина лежит на великом Вилли, беспутном писаке и скоморохе, который безнаказанно глумился над репутацией покойников. Мое настоящее имя Фастольф, ибо так было записано в церковных книгах Вейстер-Кастл в тот счастливый 1378 год, год моего августейшего рождения.
— Лучше расскажите о Дне Селедок, сир-толстяк, — перебил его издевательский голос, словно не слыша доводов говорившего.
— Лучше промолчу, хотя то был славный день, как для меня, так и для нашего оружия во время осады Орлеана. Почему меня продолжают преследовать, хотя все забыли, где находится моя могила? Я надеялся на заслуженную память после смерти, ибо ничье другое имя не чернили столь бессовестно оскорблениями и издевательствами… Почему моя нежная современница, знатная Кристина Пизанская, которая написала «Книгу дел и хороших манер короля Карла V», не оставила никаких записей, чтобы сохранить добрые воспоминания обо мне? По слухам, она питала ко мне нежные чувства… Негодяй Вилли и презренный актеришка Гаррик долгие годы со сцены обвиняли меня в неодолимом обжорстве и дурных повадках… Хотя мне не раз приходилось довольствоваться ужином из отвратительного мяса крохаля и вонючей поджарки из пищухи!
Я мог питаться непропеченным хлебом и без ропота соглашался есть жаркое с жухлой зеленью! Я, потомок королевской династии, имел право на ковер из лучшей шерсти для украшения своего шатра, а пользовался жалкой истертой подстилкой! Господа, пожалейте меня и наградите покоем мою довольно внушительную персону, несмотря на ее тончайшую потустороннюю суть.
— Что не мешает тебе, жирняга, дуть в темном уголке далеко не призрачное пиво и обжираться доброй закуской!
— Ваша правда, — согласился Фальстаф, — сегодня ночью призраки пользуются несколькими весьма приятными привилегиями.
— Некогда, Ваше Толстячество, вы славились тем, что были любителем и рассказчиком занимательных, пикантных историй, полных прекрасных шуток и двусмысленностей.
— Я немного их подзабыл, а когда они случайно всплывают в памяти, то почти не доставляют мне удовольствия. Однако, если соблаговолите выслушать одну из них, только что пришедшую на ум, с удовольствием займу место рассказчика.
Вспоминает Фальстаф
Крохотный Денхэм напоминает очаровательную миниатюру с изображением города. По королевскому указу вокруг поселения возвели мощные каменные стены, а на них установили различные военные приспособления, обеспечивающие защиту и безопасность.
Вдоль улиц стоят уютные, словно выпеченные из камня домики. Их розоватые фасады напоминают аппетитные французские сухарики, которые я так любил в дни моей славы.
В одном из них проживал почтенный сэр Уоллесби, известный хлебосол, пригласивший меня на пиршество. Дюжину дней и ночей он с помощью трех секретарей и кулинарных советников составлял меню, которое должно было украсить веселое празднество…
Разве забудешь тот пир!.. Даже вечность не может вытравить из памяти подробности славного гулянья!
Хотя в ту эпоху Англия еще не знала или презирала суп, гостям для пробуждения аппетита предложили семь его видов. Их сварили специально выписанные из Франции три повара, которые разливали вкуснейшее варево половниками из чистого золота. Подали суп из южных пород рыб, суп из славки, суп из красного перца, суп со свежими сливками, суп с ореховой кашицей, суп с нежнейшим мясом черепахи и раковый суп с португальским вином.
Длинный стол ломился от изобильных закусок: привезенное с норвежских ледников гертфордское масло, оливки с анчоусами, тунец в масле с пряностями, фрикадельки из дичи, утиная печень, засахаренная репа, яйца чибиса, сосиски, мясное заливное, беляши с палтусом, фаршированные трюфели, сардины в желе, севрюжья икра, жареные голуби, кабаньи головы, омары, печеные свиные ножки, телячьи головы, тушеное мясо и острые приправы.
Закуски пробудили волчий аппетит, позволив нам приступить к многочисленным жарким и прочим блюдам с пылу-жару, сотворенным гением знаменитого Руби из Карлайля. Угощали жареными карпами, бараньими седлами и окороками с приправой из дикого чеснока, маринованными кроликами, печеными фазанами, овсянками на вертеле, павлинами в соусе, оленьими и козьими окороками, паштетами из палтуса, поросенка и шотландской перепелки.
К этим восхитительным яствам добавили тушеных куропаток, соте из кроликов, каплунов в испанском вине, индеек в водке, заливных рябчиков, телячий паштет и рагу из жареной дичи.
Поразил великолепием десерт: двадцать два сорта сыра, выложенные пирамидами пышки на масле с анисом, мятой, майораном, мед в деревянных бочоночках, желе, омлеты с красным сахаром, миндальные пирожные, рис со сливками, вымоченные в водке фрукты, горячие макароны и тридцать два компота! Вина подносили в графинах, кувшинах, амфорах и бочонках. К величайшему моему сожалению, я забыл названия тринадцати напитков, которыми наполняли чашечки из драгоценной пурпурной эмали.
Гости были люди уважаемые, благородного происхождения или почтенными коммерсантами. Дабы не погрешить против истины, признаюсь, что до завершения пиршества, которое длилось двадцать шесть часов без перерыва на от-дых или сон, часть гостей унесли слуги, а многие уснули под столами.
Сэр Уоллесби протянул мне кубок, источавший крепчайший аромат пряностей, со словами:
— Ваше здоровье, капитан!
Странно, но чудесный тост произнес не хозяин, а тощий человек с длинным лицом, на котором выделялись желтые зубы.
Подобного гостя за этим сказочным столом я встретить не ожидал.
— Взаимно! — ответил я, принимая его предложение. — Но нас, кажется, друг другу не представили.
— Простите за небольшое опоздание, — извинился он. — По правде говоря, кроме вас, капитан, уже никто не воздавал должное десерту, когда я попал в этот зал, вход в который никто не охранял.
Вдруг я осознал, что в зале царила мертвая тишина, хотя только что его наполняли крики, песни и громкое рыганье. Я был единственным, кто поднимал кубок к люстре с догорающими свечами.
Хотя одежды незнакомца показались мне тусклыми и без изыска, я пожелал ему счастья.
— Ненавижу пить в одиночку, — сообщил я, чокаясь с ним. — А куда подевался наш милый сэр Уоллесби?
— Если свернете направо из коридора, ведущего из зала, — сообщил тощий тип, — найдете его на дубовом сундуке. Он лежит с посиневшим лицом, а руки сжимают брюхо, которое нещадно разболелось перед самой смертью.
— Дьявол! — вскричал я. — Уоллесби умер?
— Объелся кишок, фаршированных фисташками.
— Я к ним не прикоснулся, поскольку не люблю столь грубых блюд, — обронил я.
— Верю вам, капитан, иначе лежать вам рядом с ним на сундуке. Я начинил кишки замечательным ядом, доставленным из Италии.
— Надо сообщить об этой печальной новости. А где Хиллоу, Мортон, Кресбери, Банхоуп, Литтлброк, Беверхерст, Барнэйдж и Сандрингем?
— Валяются под столом или где-то в доме — их сразил паштет из камбалы под арманьячным соусом с той же итальянской приправой.
— Не люблю этот паштет, а потому даже не отведал.
— Потому и сидите здесь, целый и невредимый, как белый карп в бассейне.
