История Лизи - Кинг Стивен (читать книги полностью .TXT) 📗

Увиденное не порадовало. Глаза напоминали синие искорки в глубине тёмных пещер. Кожа под ними стала тёмно-коричневой. Нос сместился влево. Лизи не думала, что он сломан, но как знать? По крайней мере дышать через него она могла. Под носом запеклась кровь, «обтекая» рот, что справа, что слева, точно гротескные усы Фу Манчи. [96] «Посмотри, мама, я – байкер», – попыталась сказать она, но не вышло. Да и шутка, если уж на то пошло, была говняная.

Губы у неё так раздулись, что вывернулись наизнанку, и на распухшем лице выглядели так, словно она их обиженно надула и теперь ждала, что её пожалеют и поцелуют.

«И я думаю о том, чтобы в таком виде поехать в «Гринлаун», обиталище знаменитого Хью Олбернесса? Действительно думаю? Очень забавно. Им хватит одного взгляда, чтобы вызвать «скорую помощь» и отправить меня в настоящую больницу, причём в такую, где есть отделение интенсивной терапии».

Ты думаешь совсем не об этом. Ты думаешь…

Но эту мысль она отсекла, вспомнив слова Скотта: «Девяносто восемь процентов того, что происходит в головах людей, совершенно их не касается». Может, они соответствовали действительности, может – нет, но на данный момент она полагала, что заглядывать вперёд ей незачем и лучшее для неё – метод, использованный на лестнице: наклонить голову и сосредоточиться исключительно на следующем шаге.

Лизи снова пережила несколько ужасных мгновений, когда никак не могла найти викодин. Уже почти сдалась, решив, что одна из трёх уборщиц, которые побывали в её доме весной, позаимствовала пузырёк, но тут обнаружила его за мультивитаминами Скотта. И, чудо из чудес, срок использования истекал именно в этом месяце.

– Негоже добру пропадать, – сказала Лизи и одну за другой отправила в рот три таблетки, запив каждую глотком воды. Потом наполнила таз тёплой водой и бросила в неё несколько пакетиков чая. Понаблюдала, как та становится янтарной, пожала плечами и отправила вслед остальные пакетики. Они легли на дно таза, под всё более темнеющую воду, и Лизи вспомнила о молодом человеке, который сказал: «Немного пощиплет, но помогает действительно очень хорошо». Случилось это в другой жизни. Теперь ей предстояло убедиться в этом самой.

С вешалки у раковины она сняла чистое полотенце, опустила в таз, легонько отжала. Что ты делаешь, Лизи? – но ответ был очевиден, не так ли? Она по-прежнему шла по следу, оставленному её мужем. Следу, который уводил в прошлое.

Блузку она скинула на пол, а потом, заранее морщась от боли, приложила смоченное в чае полотенце к груди. Заболело, всё так, но в сравнении с той болью, которую вызвал собственный пот, эта, можно сказать, доставила удовольствие, какое, скажем, доставляет терпкий эликсир для полоскания рта.

Это сработает. Действительно сработает, Лизи.

Однажды она в это поверила (в какой-то степени), но тогда ей было только двадцать два года и хотелось верить во многое. А сейчас она верила в Скотта. И Мальчишечью луну? Да, она полагала, что верила и в это. В мир, который ждал аккурат за следующей дверью и за пурпурным занавесом в её разуме. Вопрос состоял лишь в том, сможет ли попасть туда жена знаменитого писателя после того, как он умер, и она оказалась предоставлена самой себе.

Лиза выжала из полотенца кровь и чай, вновь смочила в тазу и приложила к ране. На этот раз щипало ещё меньше. «Но это не лечение, – думала она. – Лишь ещё один путевой столб на дороге в прошлое». А вслух произнесла:

– Ещё один бул.

Прижимая полотенце к груди и держа окровавленный вязаный квадрат («усладу» доброго мамика) в другой руке, подставленной под грудь, Лизи медленным шагом вернулась в спальню и села на кровать, глядя на лопату с серебряным штыком и надписью на нём: «НАЧАЛО, БИБЛИОТЕКА ШИПМАНА». Да, она действительно видела небольшую вмятину. В том месте серебряный штык сначала вошёл в контакт с револьвером Блонди, а потом с его физиономией. Лопата оставалась при ней, и, хотя жёлтый афган, которым Скотт укрывался теми холодными ночами 1996 года, давно уже перестал существовать, у неё сохранился его «кусочек», эта «услада».

Бул. Конец.

– Как бы мне хотелось, чтобы это был конец. – И Лизи легла, по-прежнему прижимая смоченное в чае полотенце к груди. Боль уходила, но только потому, что начинал действовать викодин Аманды, эффективность которого превосходила и лечение чаем Пола, и просроченные таблетки Скотта. Однако когда препарат перестанет действовать, боль обязательно вернётся. Как и причинивший её Джим Дули. Вопрос заключался в другом: что она собиралась делать в промежутке? Могла ли она что-нибудь сделать?

Чего тебе абсолютно нельзя делать, так это засыпать.

Да, засыпать, пожалуй, не стоило.

Профессор должен связаться со мной сегодня до восьми вечера, потому что в следующий раз боль будет куда сильнее, – сказал ей Дули, и выхода у неё не было. Дули велел ей лечиться самой и никому не говорить о том, что побывал у неё. Пока она так и делала, но не потому, что боялась смерти. В определённом смысле осознание того, что он всё равно намерен её убить, придавало ей силы. Она уже точно знала, что языка здравого смысла он не понимает. Но если бы она позвонила в управление шерифа… ну…

– Ты не можешь охотиться на була, когда в доме полным-полно клаттербагных помощников шерифа, – сказала она. – Опять же…

Опять же, я думаю, Скотт ещё продолжает говорить. Или пытается.

– Милая, – сказала она пустой спальне. – Хотелось бы только знать, о чём идёт речь.

3

Она посмотрела на электронные часы, которые стояли на прикроватном столике, и удивилась, увидев, что ещё только без двадцати одиннадцать. День, казалось, длился уже тысячу лет, но она подозревала, что причина проста: слишком долго она переживала прошлое. Воспоминания искажали перспективу, а наиболее яркие могли полностью останавливать время.

Но хватит о прошлом, что происходит в настоящем, здесь и сейчас?

«Что ж, – подумала Лизи, – давайте поглядим. Бывший король инкунков сейчас наверняка находится в королевстве Питтсбург и, несомненно, страдает от ужаса, который мой умерший муж называл синдромом липкой мошонки. Помощник шерифа Олстон – в Кэш-Корнере на месте пожара, разбирается с возможным поджогом. Джим Дули? Может, затаился в лесу неподалёку, обстругивает палочку, мой консервный нож сунул в карман, а сам ждёт, когда же пройдёт день. Его «ПТ Круизер» спрятан в одном из десятков брошенных сараев или амбаров на Вью или в Дип-Кат, за административной границей города Харлоу. Дарла, вероятно, на пути в аэропорт Портленда, чтобы встретить там Канти. Добрый мамик сказала бы, что Дарла отчалила под звуки фанфар. Аманда? Ох, Аманда ушла, любимая. И Скотт знал, что уйдёт, рано или поздно. Разве он не сделал всё, что только возможно, вплоть до того, что зарезервировал для неё палату? А для этого нужно знать». Вслух она спросила:

– Я должна отправиться в Мальчишечью луну? Это следующая станция була? Скотт, негодник, как я попаду туда теперь, после того, как ты умер?

Ты опять забегаешь вперёд, не так ли?

Конечно, чего волноваться о своей неспособности добраться до места, которое она ещё не позволила себе полностью вспомнить?

Ты должна сделать гораздо больше, не просто приподнять нижний край занавеса и заглянуть под него.

– Я должна его сорвать. – В голосе Лизи слышался страх. – Не так ли?

Нет ответа. И тишину Лизи восприняла как «да». Перекатилась на бок и подняла серебряную лопату. Надпись блеснула в лучах утреннего солнца. Она обернула часть черенка окровавленным жёлтым вязаным квадратом, взялась за это место.

– Хорошо. Я его сорву, – пообещала она. – Он спросил меня, хочу ли я пойти туда, и я ответила «да». Я сказала: «Джеронимо».

Лизи помолчала, задумавшись.

– Нет. Не так. Я сказала, как говорил он. Я сказала: «Дже-ромино». И что произошло? Что произошло потом?

Она закрыла глаза, сначала увидела только яркий пурпур и чуть не вскрикнула от раздражения. Вместо этого подумала: СОВИСА, любимая: энергично поработать, когда это представляется уместным, – и ещё крепче сжала черенок лопаты. Увидела, как махнула ею. Увидела, как штык сверкнул в лучах окутанного дымкой августовского солнца. И пурпур не устоял перед лопатой, раскрылся в обе стороны, словно человеческая кожа после удара ножом, но в зазоре Лизи увидела не кровь, а свет: потрясающий оранжевый свет, который наполнил её сердце и разум невероятной смесью радости, ужаса и печали. Не приходилось удивляться тому, что она столько лет подавляла это воспоминание. Слишком оно было сильным. Чересчур сильным. Свет, казалось, придавал шелковистости вечернему воздуху, и крик птицы ударил в ухо, как стеклянный шарик. Дуновение ветерка наполнило её ноздри экзотическими ароматами: красного жасмина, бугенвиллии, пыльной розы и, Господи, распускающегося по ночам эхино-цереуса. Но, разумеется, самым пронзительным было воспоминание о его коже, соприкасающейся с её, биении его сердца рядом с её, ибо они лежали голые в кровати отеля «Оленьи рога», а теперь, тоже голые, стояли на коленях среди люпинов у вершины холма, голые под густеющими тенями деревьев «нежное сердце». Высоко над горизонтом уже поднялся огромный оранжевый диск луны, раздувшейся и горящей холодом, тогда как солнце заходило на противоположном горизонте, кипя алым огнём. Лизи подумала, что такое смешение неистовых цветов убьёт её своей красотой.