Химмельстранд - Линдквист Йон Айвиде (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
Они шли так довольно долго, и в голове у Карины постепенно прояснялось.
— Не надо было так много пить.
— Не надо носить такие безобразные очки, — парировала Карина, и разговор угас.
Они шли по проселку довольно долго. Дома их оказались совсем близко друг от друга. Карина увидела свет в окне — отец не спал. Она остановилась. Рука ее по-прежнему лежала на шее у Стефана.
— Ты трахаться умеешь? — спросила она и почувствовала, как напряглись его плечи.
— В каком смысле?
— В прямом. Трахался когда-нибудь?
— Ну.
Карина вздохнула.
— У меня сил нет тебя учить, понял?
— Да... один раз.
— Тогда займемся?
— Сейчас?
Карина сняла руку с его шеи.
— Нет, не сейчас. Сначала пойдем к тебе домой. Но не чай пить или кофе, а трахаться. Немедленно, пока я не заснула. А потом я у тебя посплю. Годится?
У Стефана был свой флигель при довольно большом доме. Стены украшены фотографиями птиц. И еще странная картина... или как это назвать? Инсталляция? Разнообразные фрукты ловко собраны в фигуру старика.
Наверняка соврал, что уже трахался.
Без долгих разговоров Карина разделась догола и положила руку Стефану на лобок. Нормально. Размеры подходящие, и тонус хоть куда. Легла на спину и раздвинула ноги.
— Иди сюда. Не бойся, я лопаю таблетки.
Ничего особо хорошего не получилось — Стефан был чересчур робок. Если бы он хотя бы потискал ее, потрогал и поцеловал грудь, ягодицы, бедра — но он даже на это не решился.
Осторожные, почти неощутимые толчки. Карина украдкой рассматривала фруктового старика и никак не могла понять, что это — фотография или живопись. Через две минуты Стефан тихо застонал, и все было кончено.
Он лег рядом и погладил ее по голове.
— Я соврал. Это было в первый раз.
— Я так и подумала.
— Получилось плохо, да?
— Бывает лучше. Но неплохо. Для первого раза— неплохо.
— Хочешь покурить?
На какую-то секунду Карине показалось, что он имеет в виду... что у него что-то припасено. Нет, конечно. Он предлагал ей покурить. Видел, наверное, в кино — там все обязательно курят после секса. Сам он не курит, в комнате совершенно не пахнет табачным дымом... значит, это жертва с его стороны, чтобы ее умилостивить. Или компенсировать неудачу.
— Конечно, конечно... Передай мои брюки.
Она выудила из кармана смятый пакет «Мальборо» и зажигалку. Стефан поднял с пола пустую банку фанты и подал ей. Фанат фанты. Карина усмехнулась непроизнесенному каламбуру и закурила, стряхивая пепел в банку.
Стефан неуверенно гладил ее грудь, живот.
— Ты даже не знаешь, как давно о тебе мечтал, — он поднял на нее глаза. — Еще с тех пор, как начались эти...
— Ну да. Знаю.
— И вот на тебе... — Лоб его сморщился, и глаза подернулись влагой.
Еще этого не хватало.
Она не столько погладила, сколько похлопала его по щеке.
— Успокойся. Все нормально...
Если он разнюнится, тут же ухожу.
Стефан немного успокоился. Отвел глаза, положил руку на ее живот. Погладил и провел пальцем между ног. Легкий электрический разряд желания, но он, как ей показалось, не заметил.
— Я знаю, что это у тебя ну... так. Эпизод. Могу я что-то сделать, чтобы это было не так?
Карина посмотрела на Стефана. Без очков он выглядел вполне прилично, парень как парень. Но никакого влечения она не почувствовала, хотя ласки его были приятны. Но не более.
Она отрицательно покачала головой.
— Я хочу только сказать.... ты самая лучшая девушка из всех. Я каждое лето жду, когда ты приедешь. Только увидеть тебя... и еще раз: если я могу что-то сделать...
Карина затолкала окурок в отверстие банки и прижалась к нему потеснее.
— Сделать? Можешь. Продолжай делать то, что делаешь, я уж точно сразу не уйду.
На этот раз все было гораздо лучше, и Карина смотрела уже не на фруктового старца, а на Стефана.
Потом они долго лежали и разговаривали ни о чем. Стефан даже затянулся ее сигаретой и тут же закашлялся.
Рано утром она вылезла из окна и прошла через соседский участок, чтобы не рисоваться на дороге. А через неделю они с отцом уехали в город, и прошло восемь лет, прежде чем они увиделись снова.
Две сотни крон ушли на сигареты.
— Почему ты это сделала? — спросил Стефан. — Почему ты решила меня поцеловать?
Карина понятия не имеет, дает ли что-то обливание. Спина Стефана похожа на пиццу в духовке. Кое-где обнажились багрово-красные, блестящие мышцы, на коже в нескольких местах большие, с пятикроновую монету, волдыри. Разве так может выглядеть человеческая кожа? И он еще говорит что-то... не кричит от боли. Ее Стефан. Ее бедный Стефан.
— Ты мне чем-то понравился... такой... неприкаянный.
— Это правда?
— Да. Правда.
Хорошо, что он не может заглянуть ей в глаза.
Наверное, Стефан прав: в этом месте что-то скрывать просто-напросто опасно. Люди должны знать всю подноготную друг друга, иначе совершенно невозможно предсказать, что у кого на уме и во что это может вылиться. Но где бы они ни находились, еще опаснее нанести близкому человеку болезненную и долго не заживающую рану. Еще хуже, чем эта его спина.
Но Стефан почему-то не удовлетворился ее ответом.
— Мне это кажется очень странным, — сказал он тихо, кусая губы от боли. — Я имею в виду... кто была ты и кто был я.
— Стефан, — прервала его Карина и вылила на спину сразу почти весь кувшин. На какую-то секунду засомневалась — а может, стоит рассказать всю правду? Не совсем правду: пари заключили, скажем, не на двести крон, а на двадцать. Вроде бы дело было не в деньгах. На самом деле за двести крон она тогда была готова поцеловать бас-гитариста из группы «Соленые парни», похожего на смертельно уставшего поросенка.
Но такое вранье еще постыднее.
И, когда Стефан спросил еще раз, она закатала левый рукав и показала ему татуировку.
— Ты знаешь, что это?
— Символы бесконечности. Два символа бесконечности.
— Нет, это не символы бесконечности. — Она отошла налить еще кувшин.
Все что угодно. Я могу ему рассказать все, только не про этот продажный поцелуй.
Встала у него за спиной и начала рассказывать. Рассказала, откуда взялась эта татуировка, о своей жизни, о своей компании... — до того момента, как в последней попытке спасти свою жизнь поехала в Альвикен и позвонила в его дверь.
Она вылила на спину Стефана не меньше двадцати кувшинов воды.
Закончила рассказ, и наступило долгое молчание. В тишине услышала, как заработал автомобильный двигатель. И она не могла бы сказать, почему внезапно заледенела ее душа — от страха увидеть реакцию Стефана или от чего-то еще, — словно кто-то пронзил ее сердце ледяной сосулькой.
Она настолько увлеклась мазохистскими подробностями своего рассказа, что совершенно забыла...
— Эмиль... — помертвевшими губами прошептала Карина. — Где Эмиль?
***
— Пошли!
— Мне нельзя с тобой играть.
— Почему это?
Молли подошла поближе, и Эмиль прижал к животу рысенка Сабре, как щит. Глаза у нее заплаканы, на щеках—розовые воспаленные полоски. С первой же встречи Эмиль заметил странную вещь: Молли какая-то двойная, а в чем эта двойственность заключалась, понять он не мог. Как трансформеры, которые могли становиться то одними, то другими. И девочка, и не девочка.
А сейчас, со слезами на глазах, она не двойная. Девочка как девочка, особенно когда надувает губки и подмигивает Сабре.
— Симпатичный котенок.
— Это не котенок. Это рысенок.
— А как его зовут?
Эмиль не помнил, откуда он взял имя Сабре30, для рысенка имя вообще-то глуповатое.
— Его зовут Мегатрон.
— Как у трансформеров?
— Ну да.
— Здорово. У меня был львенок Симба.
— Как в «Короле Льве»?
— Ага. Но он остался дома. У меня и фильм есть.
— И у меня.
