Затерянные миры - Смит Кларк Эштон (мир бесплатных книг .txt) 📗
Тон закрыл глаза, стараясь отогнать от себя это жуткое зрелище. Но и там, в желтом мареве света, проникающего сквозь закрытые веки, ему виделись все те же мертвенно-бледные черты лица его друга с прущими вверх стеблями растения. Они подрагивали в свете утренней зари, словно обесцвеченные тьмою бледно-зеленые щупальца спрута. Ростки, казалось, тянутся к нему в безмолвном зове и растут, все время удлиняясь. Тон открыл глаза и с ужасом отметил, что веточки действительно увеличились в размере за те несколько мгновений, пока он зажмуривался.
Словно в трансе, наблюдал Тон за их ростом, и в нем все больше и больше укоренялась мысль, что происходящее — не иллюзия, а реальность. От Фалмера осталось лишь жалкое подобие: его лицо скукожилось и усыхало, как будто бледно-зеленая тварь своими корнями высасывала остатки крови и, питаясь плотью, поедала его изнутри с жадностью изголодавшегося зверя.
Тон с трудом оторвал взгляд от жуткого зрелища и стал смотреть вдаль, в сторону берега. Река раздалась вширь, и поэтому течение еще больше замедлилось. Тщетно искал он хоть какой-нибудь знакомый ориентир на берегу в нескончаемой гряде темно-бурых зарослей, пытаясь определить местоположение. Он чувствовал себя брошенным на произвол судьбы, теряющим связь с действительностью. Казалось, его несет куда-то на волне безумия и бреда, да еще в компании чего-то такого, что страшнее, чем сама смерть.
Мысли его блуждали без цели, перескакивая с одного предмета на другой, но двигались как по замкнутому кругу и всегда возвращались к росткам, пожирающим Фалмера. На мгновение вдруг проснулся чисто научный интерес к этой твари, и он стал размышлять о том, к какому виду ее отнести. Она была не похожа ни на грибковые, ни на насекомоядные, ни вообще на что-либо виденное им во время экспедиций. Должно быть, его друг был прав, и это чудище действительно занесено к нам из космоса: ничего подобного земля ни породить, ни взрастить не могла.
Одно утешало: Фалмер, без сомнения, мертв. Хоть в этом была милость божья. Однако не успел Тон додумать эту мысль, как с кормы донеслись низкие, горловые звуки — не то стоны, не то урчание. Подняв в неописуемом страхе глаза, он увидел, что все члены Фалмера трясутся мелкой дрожью. В тряске проявлялась некая ритмичность, которая не походила на конвульсии, сотрясавшие друга накануне. Судороги повторялись с чисто механической регулярностью, как будто сквозь тело пропускали электрический ток, и Тон понял, что их ритм зависит от равномерного раскачивания дьявольского растения. Этот ритм действовал на него, как гипноз, усыпляя и притупляя чувства, и однажды Тон даже поймал себя на том, что отбивает такт ногой.
Тон делал все, чтобы не поддаться панике, цепляясь, по возможности, за любое проявление здравого смысла. К несчастью, его собственная болезнь наваливалась на него с новой силой: его трясло и мутило, и было так плохо, что не хотелось жить. За мгновение до того, как провалиться в омут лихорадки, Тон ухитрился вытащить из кобуры револьвер и выпустил все шесть пуль в извивающееся тело Фалмера... Он был уверен, что не промахнулся, но и после того, как прозвучал последний выстрел, стоны и судороги Фалмера продолжались, следуя ритму, задаваемому дьявольским растением. Даже и в бреду Тон не мог отделаться от регулярно повторяющихся звуков.
В мире вскипающих видений и бескрайней тишины забвения, в котором оказался Тон, время отсутствовало. Когда к нему снова вернулось сознание, он не мог определить, сколько длилось его беспамятство: часы или дни, — но сразу понял, что лодка стоит на месте. Приподнявшись на локте, он увидел, что их вынесло на мелководье, и лодка уткнулась носом в прибрежную грязь крошечного, заросшего мелкими рощицами джунглей островка, намытого рекой посередине русла. Берег был покрыт гниющей тиной, распространяющей ужасное зловоние, а в воздухе стоял неумолчный гул, издаваемый мириадами насекомых.
Время близилось к полудню, и солнце стояло высоко в безоблачном небе. С деревьев, стоявших у самой реки, длинными змеями свисали лианы, к нижним ветвям прилепились орхидеи, которые, казалось, протягивали Тону свои необыкновенные змеино-крапчатые головки. Огромные бабочки порхали с цветка на цветок, поражая воображение роскошью окраски. Преодолевая приступы тошноты и головокружения, Тон выпрямился в лодке и бросил взгляд на то, что находится на ее корме. Чудовище разрослось неимоверно: его ветвистый стебель возвышался над головой Фалмера, он превратился в настоящее дерево со множеством побегов и гибких усиков, расходящихся веером в разные стороны. От ветра или сам по себе ствол непрерывно раскачивался. Он как будто искал для себя новый фундамент. «Или, может, новую питательную среду?» — подумалось Тону. На самом верху в переплетении веточек распустился жуткого вида цветок: его мясистый диск размером с человеческое лицо светился мертвенно-бледным светом.
Черты лица Фалмера так усохли, что сквозь тонкую как бумага кожу проступали кости черепа: казалось, лик самой смерти глядел на Тона сквозь человеческую оболочку. От тела тоже ничего не осталось, и было видно, что одежда болтается на костях скелета. Мертвец сидел неподвижно, как истукан, по его неестественно раздвинутым членам спорадически пробегала дрожь, вызванная движением веток. Растение-хищник высосало из человека кровь и выело его внутренности и плоть.
У Тона вдруг возникло дикое желание наброситься на эту тварь и разорвать ее в клочья. Но странное дело, в то же самое время он чувствовал, что не может сдвинуться с места. Им овладел какой-то душевный ступор. Казалось, эта штука была наделена своим собственным разумом и ревниво следила за Тоном, парализуя его и подчиняя своей нечистой, но более сильной воле. Всматриваясь в цветок, Тон обнаружил, что его мясистая сердцевина, как бы в ответ на пристальный взгляд, складывается в некое подобие человеческого лика, в котором угадывалось лицо Фалмера. Его черты были искажены до карикатуры, придававшей им выражение бессмысленной насмешки над оригиналом. Тон сидел, как пригвожденный к месту, не сводя глаз с этой богомерзкой хари.
