Живодерня - Арно Сергей Игоревич (книга жизни .TXT) 📗
– Эх, жалко, – сказал Парамон, подняв от тетради голову и цокнув языком. – На самом интересном месте погасили.
Он закрыл тетрадь и лег в постель.
Наутро Парамон отправился за завтраком. Илья ночью спал плохо, поэтому, пока Парамон ходил в столовую, задремал.
– Проснись!
Над Ильей стоял Парамон с тарелкой каши в руке и тряс его за плечо.
– Кровать была на колесиках?!
– Какая кровать?.. – со сна Илья понимал плохо.
– Кровать, которую Парикмахер отодвигал?
– Ну, может, и на колесиках… Какая разница… А хотя да, на колесиках вроде. Ну да, он точно сказал – "откатил". Да, так и сказал.
– Ну вот. – Парамон поставил тарелку на тумбочку и в изнеможении опустился на свою койку.-Тогда нашел.
Глаза его сияли радостью.
– Где? – еле слышно выговорил Илья.
– Ты не поверишь, – оживился Парамон, приблизив лицо к Илье. – Меня как молнией треснуло. Она, думаю, она, родимая! И ты знаешь, где выход?!
Илья, впившись глазами в Парамона, молчал. Парамон оглянулся, привстав, приблизил губы к уху Ильи и прошептал:
– В первой палате, в самом углу у окна… Там и плинтуса нет. Судя по всему, там люк и есть.
– Нужно пойти посмотреть, – сказал Илья, спуская ноги на пол.
– Не забудь идиотское лицо, – напомнил Парамон.
Надев тапки, Илья полуприкрыл затуманенные глаза и отпустил челюсть.
– Слюны добавь, – нанес последний штрих Парамон, полюбовавшись, взял его под руку и вывел в коридор.
Илья шел, нетвердо переставляя плохо гнущиеся ноги. Идиотство получалось у него неплохо. За несколько дней осознанной жизни он натренировался, да и Парамон был хорошим педагогом. Парамон говорил, что когда Илья старается, то идиотство у него получается даже лучше, чем когда он был в бессознательном состоянии.
Навстречу им из столовой вывалили больные. Парамон, бережно поддерживая невменяемого Илью, вел его по коридору. Проходя мимо первой палаты, Илья замычал и бросился к зарешеченной двери. Стоявший рядом Чукча ухмыльнулся.
– Скоро будешь там, однако, – сказал он самодовольно, как будто в этом была его заслуга.
Илья приник к решетке. На кровати, стоящей у окна, совершенно голый, с телом могучим, обросшим черными густыми волосами, возлежал бригадир. Он ел руками кашу из железной миски. Пища падала ему на грудь, путалась в волосах… Бригадир рычал от удовольствия и был страшен и омерзителен.
"Господи! – пронеслось в голове у Ильи.-Ведь это под его кроватью".
Плинтуса там (как и говорил Парамон) не было. Это вполне могла оказаться та самая кровать.
Больной с опухшим лицом, увидев, что кто-то подошел к двери, спустился с кровати и, встав перед Ильей, глядел на него, словно желая что-то сказать. Если бы у него не были такие же, как у Ильи, мутные глаза и отвислый слюнявый подбородок, то Илья и вправду подумал бы, что он хочет что-то выразить словами или спросить.
– Пойдем, Илья, – оттащил его Парамон. – Больше нельзя.
Когда после туалета они вернулись в палату и Илья лег на свою кровать, Парамон тихонько спросил:
– Ну как?
– Ты видел его?
– Кого? – не понял Парамон.
– Ну этого, волосатого, бригадира, – с отвращением выговорил Илья.
– Ах, ты об этом… Ну, я думаю, справимся вдвоем-то.
Илья посмотрел на щуплую фигурку самоуверенного Парамона и досадливо цокнул языком.
– Такого абрека нам не одолеть. Надо же так случиться, что выход охраняет самый свирепый на отделении сумасшедший.
– Знаешь что? Мы его во сне отключим – дадим ему по темени тяжестью какой-нибудь, а сами деру.
Парамон беспрестанно теребил свои густые брови – то одну, то другую…
– Да и ручки нет, – пессимистически вздохнул Илья. – Как мы в палату попадем?
– А вот насчет ручки ты ошибаешься. Еще как попадем! Мне ведь с воли ручку передали. После того как ты побег устроил, такой шмон на отделении учинили – все матрасы перерыли, перещупали, всех дуриков обыскали. Я ее чудом уберег в туалете, в бачке сливном.
– Ну тогда, пожалуй, можно рискнуть,-проговорил Илья, задумчиво погладив стриженую голову. – Впрочем, другого-то выхода нет.
Илья не был в восторге от плана впотьмах биться с могучим бригадиром. А если все шизики палаты встанут на его защиту? Да их попросту разорвут на мелкие клочки. Вряд ли успеет вмешаться персонал. Но теперь (после всего) Илья настолько не ценил свою жизнь, настолько ничтожной ему казалась потеря здоровья, что он совершенно не боялся смерти… Да что там смерти – он не боялся даже безумия.
Командовать побегом взялся Парамон. Илья не возражал, тем более что густобровый человек мог беспрепятственно передвигаться по отделению: он был вне подозрений.
Когда спустилась ночь, Парамон несколько раз сходил на разведку, потом тихонько шепнул Илье: "Пора".
Они вышли в коридор. После побега Ильи раскладушку ночного санитара перенесли за угол ближе к выходу, чтобы ему была видна дверь из отделения. Эта перестановка оказалась для беглецов очень кстати. Теперь проснувшийся санитар не видел двери первой палаты, для этого ему нужно было встать и, сделав два шага, заглянуть за угол.
– Погоди, мы же не взяли ничего для самообороны.
– Будь спокоен, – прошептал Парамон. – Я прихватил на всякий случай пять кусков хлеба. Может, удастся его подкупить. Или – во!
Он дал пощупать в кармане его пижамной куртки какой-то круглый, увесистый предмет.
– Это я из сестринской украл. Они этой железякой орехи колют.
– Ты, если что, бей по темени. Я ему руки зажму, а ты бей, понял…
Перешептываясь, они постояли у зарешеченной двери. Палата номер один, бурча, храпя, постанывая, спала. Не спал только один. Он сидел на кровати и мерно раскачивался из стороны в сторону, это был безумный Малюта. Умаявшись от уничтожения бесчисленного войска "человечеков", последний депутат последнего съезда народных депутатов, десятый пациент первой палаты – Малюта – отдыхал. А когда он отдыхал, то любил вот так раскачиваться из стороны в сторону.
– Ну, пошли. С Богом, – сказал Парамон и, сунув в дверь ручку, бесшумно отворил ее.
Они вошли и закрыли за собой дверь. Медленно, каждую секунду ожидая нападения разъяренных сумасшедших, они двинулись к койке бригадира.
Бригадир голой волосатой массой громоздился на кровати, раскинув руки, и с виду был грозен и страшен. Чудовищные размеры этого человека вблизи еще более изумляли, и Илья мысленно попрощался с жизнью и здоровьем. Единственная надежда была подкупить хлебом сумасшедшего монстра. А драться! Драться с таким – безумие!
Они почти дошли до кровати, но тут сзади из коридора донесся шум. Они, как по команде, бросились на грязный пол и замерли. Мимо палаты кто-то прошел.
– Ну что, будить будем? – шепотом спросил Парамон у лежащего рядом Ильи, голос его дрожал.
Илья пожал плечами.
– Ладно, давай я попробую, – шепнул Парамон.
Не решаясь разбудить или треснуть спящего по тупой башке тяжестью, он встал над ним, глядя на громаду грязного, вонючего тела.
– Да он, кажется, не дышит… – прошептал Парамон, приблизив губы к уху Ильи.
– Как не дышит? – не понял Илья, привстав с четверенек.
Парамон тронул руку спокойно лежащего бригадира; соскользнув с кровати, она тяжело повисла в воздухе.
– И рука совсем холодная, – проговорил Парамон, поежившись.
Илья поднялся с четверенек, заглянул в лицо бригадира и увидел, что приоткрытые глаза его неподвижны, челюсть отвалилась…
– Да он, похоже, умер, – констатировал Илья.
С соседней койки, приподнявшись на локте, на них безмолвно глядел сумасшедший. Илья краем глаза все время контролировал его, каждую секунду ожидая нападения. Но дурик враждебности не проявлял, а смотрел только.
– Ну и слава Богу, что умер, – сказал Парамон. – Давай кровать отодвинем, чтобы удобнее было. – Парамон схватился за спинку.
Илья тоже взялся за спинку, но кровать настолько присохла к полу, что ее, несмотря на наличие колесиков, не удалось даже сдвинуть с места. Кроме того, мертвый бригадир весил о-го-го сколько.
