Холодные песни - Костюкевич Дмитрий Геннадьевич (книги бесплатно без онлайн .txt, .fb2) 📗
Может, Вадику померещился испуг Шимы – и тот по-прежнему получал удовольствие от собственной ярости и предвкушения схватки? У Шимы был «короткий запал» – в гневе он вспыхивал моментально.
Крепыш остановился у стыка площадки и мостика. Было видно, как на плечах и шее напряглись мускулы. Он выпрямился, сделал легкое движение в направлении мужчины с молочным глазом, а потом рванул. Мостик гулко завибрировал.
Мужчина удивил Вадика (и наверняка Шиму). Он позволил Шиме приблизиться на расстояние удара, а потом молниеносно присел и ткнул ему в пах прямыми пальцами (под которыми болталась веревочная петля), точно какой-нибудь китайский монах. Шима врезался в руку противника, выплюнул из легких весь воздух и потянулся к травмированному хозяйству, но мужчина уже сжимал и крутил его яички. Вадик сжался, будто истязали его. Шима заскулил, голова задергалась на сдувшейся шее, ладони заколотили по руке мужчины, бессильно, по-бабьи. Мужчина дернул на себя, словно хотел оторвать хозяйство Шимы – и Шима завопил.
Мужчина с молочным глазом разжал пальцы, поднялся и отступил на шаг.
Шима корчился от боли на холодной решетке. Под трубу влетел пассажирский состав, и Вадик подумал: какую картину разглядел на мостике машинист?
– Когда видишь, во что превращается твой враг после удара в кадык или макаронину… через десять, пятнадцать лет после школы… – Мужчина запнулся, рот свело беглой судорогой. – Школа высасывает таких, как вы, до дна. Сначала дает силы, власть, а потом забирает с процентами… Но как увидеть это в двенадцать лет, как заглянуть в будущее и увидеть, что твой школьный кошмар сторожит парочку вонючих гаражей, пьет в ржавом «жуке» и способен поднять руку лишь на толстожопую жену? Он почти благодарен тебе, когда ты сдавливаешь его глотку… Бр-р-р… Это как задавить жабу.
Шима отползал. Отталкивался каблуками, помогая правой рукой; левая рука прикрывала ракушкой гениталии. Его лицо было обращено к площадке: вздернутые брови, испуганные больные глаза дворового пса.
– У вас ничего нет, кроме слюны и тупых клыков. – Мужчина с молочным глазом медленно наступал.
– Мама… мамочка… – Араужо рухнул на корточки, словно у него вынули колени. Его рот продолжал открываться и закрываться, но из горла выходило лишь придушенное гуканье.
Мужчина склонился и заглянул Шиме в лицо. Было не похоже, что боль откроет у Шимы второе дыхание, но тот зашипел и ударил врага в глаза «вилкой» из пальцев. Тут же одернул руку, тряся ладонью. Мужчина моргнул – и все.
Потом распрямился и опустил каблук на ступню Шимы. Под мягким носом кроссовка хрустнуло. И сразу – ударил по подъему стопы, в неприкрытые мышцами кости.
Шима взвыл и пополз на спине. Водянистое небо провисало к его бледному лицу. Шима перевернулся на живот.
Приоткрытый рот мужчины дрожал:
– Но еще хуже, когда тот, кто испоганил твое детство, не узнает тебя. Он отмылся и сменил конуру, он смотрит на тебя и улыбается, он спешит по своим делам, он не помнит. Не помнит даже этого! – Мужчина снова ткнул в белый глаз. – Они не хотят отвечать за то, что сделали. Они не верят в прошлое. – Его лицо покраснело, на лбу и шее проступили темные вены, почти как в финальной сцене ужастика о сканнерах, после которого Вадика долго мучили кошмары. – Но он… они… должны ответить! И чем раньше, тем лучше!
Шима добрался до площадки. Он уже не скулил, выпученные глаза пялились в рифленый настил.
Вадик обхватил колени, в голове пробудилось смутное воспоминание.
В «Своих» ходили слухи о «защитниках» – невидимках, в отличие от «старших братьев». Про «защитников» он впервые услышал в библиотеке, единственном месте, где существовали правила: в просторное светлое помещение пускали без личных вещей. Мальчик с голубыми глазами и вздернутым поросячьим носом сказал, что директор нанял «защитников», чтобы учеников не обижали за пределами школы; дворовая шпана пыталась отобрать у мальчика карманные деньги, и тогда появился худой человек в пальто с некрасивым шрамом на виске, он прогнал хулиганов и проводил его до дома. Голубоглазый мальчик был благодарен «защитнику», но… мужчина со шрамом испугал его.
Вадик зажмурился. Даже если и так… Он ведь перевелся в другую…
Он представил одинокие фигуры на улицах города, длинные тени под окнами опекаемых, обращенные в прошлое глаза, тонкие ловкие руки, которые ищут справедливости – нет, мести; он задохнулся этими образами, подумал: «Не стану ли я таким?»
– Не будет с вас толку, – сказал мужчина с молочным глазом, а потом посмотрел на Вадика. – Спасибо, что позвал меня. Своей болью, страхом. Мне это было нужно.
Шима неуклюже встал, шатнулся в сторону и попытался перекинуть через ограду ногу, но в нее вцепился Косарев и потянул Шиму на себя. Они упали на металлический настил.
Мужчина прищурился здоровым глазом, сунул левую руку в карман, достал широкую стамеску и побежал.
Загадка с подвохом.
Кто остался на трубе?
Ззолет
Ззолет.
С этого слова все и началось.
Началось как безобидная игра. Забава, которая скрашивает работу журналиста-фрилансера. Заметил надпись – сфотографировал. Делов-то. Все равно шлялся по городу и щелкал здания.
Журналист… тут я, конечно, перегнул. Так – копирайтер, пишущий заметки и новости для информационного портала. Здесь памятник снесли, там ресторан открыли. А вы уже были в этом музее? Сводили детишек на выставку кошек? Короче, что подвернется, главное – никаких интервью, не люблю лезть к людям с дурацкими вопросами. Такой вот недожурналист.
Чтобы вечно не ломать голову, о чем писать, придумал цикл «Улицы города». Админ сайта (он же владелец и автор) одобрил – и закрутилось. Начал я со своего района. Выбирал улицу и шел от истока к устью, фотографировал фасады, памятные доски с мраморными и бронзовыми ликами, панорамы. Потом рыл информацию и варганил небольшой отчет: довоенное название улицы, щепотка истории, именитые мертвецы. Отбирал и обрабатывал снимки, архивировал и кидал админу на почту. Деньги капали на карточку. Копейки. Утешал себя, что это временно – подвернется что-нибудь получше, надо только подождать. Короче, плыл по течению.
А потом увидел слово, раз, другой, третий, и придумал игру. Щелкал надпись «Ззолет» и сбрасывал в одноименную папку.
Ззолет… что это?
Какое-то время слово просто попадалось на глаза. Выведенное кистью, маркером или аэрозольным баллончиком. Красное, синее, зеленое, черное, белое. На стенах, заборах, тротуарах. Я спрашивал себя, что значит этот титр на раскадровке города, строил предположения. Кличка подростка, который метит территорию? Транскрибированное название фирмы, товара? Дешевая реклама, на которую подрядили школьников?
Ззолет.
Слово липло к сетчатке (и объективу камеры), таяло, забывалось, потом в очередном дворике или переулке снова бросалось в глаза, накапливалось, оседало на зрительное дно и ненадолго терялось в обыденной мути. Что за ним крылось? Чипсы? Кроссовки? Таблетки от простуды?
Заинтригованный, я спросил об этом у сетевого поисковика.
Пролистал заметку об осквернении сатанистами недостроенного храма, но там «Ззолет» упоминался лишь в одном комментарии: «Ззолетом этим весь город исписан, менты на жопе сидят, никого не ловят, а вы тут со своими пентаграммами».
Нашел противовирусное средство «Zolet», на латинице и с одной «z».
Наткнулся на новость о хулиганстве. Двух подростков поймали за росписью железнодорожных вагонов на пригородной станции. «Повреждение лакокрасочного покрытия», «срок до шести лет», бла-бла-бла, жара в комментариях. «Педофилы по улицам гуляют с условным сроком, а за разукрашку – шестерик? Стены важнее педиков!» Я включил поиск по слову «Ззолет»: «А это не Ззолет попался? Тогда ему руки надо отрубить, весь город изгадил! Так и хочется приписать к его художествам: Ззолет – гандон!»
