Кольца вероятности - Лоскутов Александр Александрович (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
– Зачем так?.. – вдруг спросила она каким-то писклявым детским голоском. И это были первые слова, что я от нее услышал. Первые и последние. – Зачем, папа?..
И упала лицом вниз.
Пистолет в моей руке вдруг стал еще тяжелее, и удерживать его больше я не мог. Разжал пальцы. Смертоносный кусок металла тяжело брякнулся на пол.
Я молчал. Долышев тоже. Он застыл в кресле, не отводя глаз от мертвого тела своей прислужницы. И впервые я заметил на его лице хоть какое-то проявление человеческих чувств.
Это был страх. Вернее, даже не страх, а самый настоящий ужас. Кошмар, внезапно обратившийся в реальность.
Кое-как я даже ухитрился подняться на ноги. Попытался трясущимися руками протереть окровавленное лицо, но, конечно же, только все размазал. Кровотечение из носа почти прекратилось, но из ножевой раны в плече по-прежнему медленно сочилась драгоценная жидкость, по капле унося мои жизненные силы.
Я стоял и с вызовом смотрел на Долышева, который не обращал на меня ни малейшего внимания, глядя на распростершуюся на ковре Леночку.
– Прости, – неожиданно прошептал он, едва шевеля губами. – Прости меня. – А потом поднял взгляд и посмотрел на меня. Просто посмотрел, не пытаясь сотворить что-то там этакое. Не пытаясь смять, раздавить, уничтожить Зуева силой своих колец. – Ты убил ее, – безжизненно произнес Роман. – Ты убил мою дочь.
Ого! Вот это номер! Не ожидал... Да что тут говорить. Я не мог даже помыслить о том, что прекрасная как роза Леночка может оказаться дочерью этого сморщенного урода. Невероятно! Невозможно...
– Я защищался. Она пропорола бы меня своей железякой...
– Ты убил ее, – повторил Долышев.
– А кто-то из вас, вполне возможно, убил мою жену! – заорал я. – Где Ольга? Почему я никак не могу дозвониться домой? Почему?.. – Я умолк, напоровшись на ледяной взгляд Романа.
– Твоя жена жива, – прошипел он. – Но обещаю исправить это при первой же возможности.
– Нет. Ну уж нет... Не появится у тебя такого шанса. – С трудом наклонившись, я непослушными пальцами обхватил рукоять меча и с трудом поднял эту чертову железную штуковину. – Ты умрешь, Долышев. Здесь и сейчас ты умрешь...
Я шагнул вперед.
Вернулась боль. Она раздирала мою душу на куски, безжалостно кромсала отчаянно бьющийся в сетях безумия рассудок, терзала изувеченную плоть. Я умирал и возрождался, чувствуя только боль и не видя ничего, кроме боли.
Волоча за собой меч, я шагнул вперед.
Это было все равно, что идти против урагана. Я прилагал немыслимые усилия, продвигаясь вперед со скоростью улитки.
Громко вопил Антон Зуев, будучи не в силах больше терпеть эту муку. Скрипя зубами, ломился сквозь бурю немец Альберт, пожертвовавший собою ради этого момента. Громко хохотал Рогожкин, одну за другой проламывая возведенные Долышевым на моем пути преграды и пытаясь затопить мой рассудок своим безумием.
Так прошла вечность.
А потом все кончилось.
Я стоял на коленях возле инвалидного кресла Долышева и смотрел прямо ему в глаза. Роман смотрел на меня с отчетливо различимым удивлением и... радостью. Мы снова вот уже в который раз смотрели друг другу в глаза. Но этот обмен взглядами был последним.
Даже не отводя глаз от сморщенного и перекосившегося от напряжения лица Долышева, я чувствовал холодную сталь, пронзившую тщедушное тельце Романа насквозь. И эту сталь направляла моя рука.
Мы смотрели друг на друга. Не знаю, что видел Долышев в моих глазах. Не знаю и не хочу знать. А я в те бесконечно долгие секунды отчетливо различал уходящее из тела этой иссохшей мумии дуновение жизни.
Холодная нечеловеческая сила постепенно покидала глаза Долышева, сменяясь тупым безразличием.
А потом Роман дернулся на своем креслице в последний раз и затих. Из его приоткрытого беззубого рта показалась тоненькая струйка необычайно темной крови. Я смотрел, как она медленно струится по подбородку и капает на отполированную сталь меча, оставляя на ней темные пятна смерти.
Я смотрел в лицо Долышева до тех пор, пока во всем мире не остались только его подернутые поволокой смерти глаза. А потом этот мир, сорвавшись с оси, бешено закрутился, увлекая меня в пучину забвения.
Что есть жизнь? Что есть судьба?
Я молча смотрел на свою левую руку, превратившуюся в изуродованную клешню какого-то чудовища. Взбухшие вены проступали сквозь пергаментную кожу неровно пульсирующими черными нитями. Белесая отмершая плоть расползалась при малейшем неосторожном движении. Из разрывов и язвочек постоянно сочилась какая-то мерзкая жидкость, несущая с собой запах разложения. Кажется, я уже наполовину разложился. Сгнил заживо.
Но теперь все это уже позади.
Заживет ли все это, если я сейчас же избавлюсь от колец? Или проще будет сразу выкинуть эту предавшую меня конечность на свалку?
Ответа я не знал. Быть может, все еще могло вернуться на круги своя. Или нет. Собственно, мне сейчас было не до того.
Что есть судьба?
Моя судьба в том, чтобы держать в руках все семнадцать колец вероятности и не знать, что делать с ними дальше. Пешка по имени Антон Зуев дошла до края доски и теперь имеет право превратиться в любую фигуру. Даже в игрока. Даже в судью, оценивающего эту партию.
Что же мне делать? Куда уведет меня дальше этот путь?
Ясно только одно: становиться великим, всемогущим и бессмертным я не желаю.
Или желаю? Снова стать молодым, сильным, здоровым. Вычеркнуть из книги бытия всю ту мерзость, что сейчас процветает во всем мире. Войны, нарко-мафию, убийства и даже мелкое хулиганство... Все это можно искоренить, если принять свою судьбу.
Хочу ли я этого? Да. Хочу!
Благими намерениями выстлана дорога в ад. Избитая истина. Но сейчас она как нельзя более кстати.
Превратить человечество в рабов, дабы огнем и мечом создать из лучших членов нашего разлагающегося общества ядро нового мира? Стать тираном, готовым жестоко карать всяческое вольнодумство и протест против божественной воли?
Нет. Это не мой путь. Это – дорога Долышева.
Взвалить на свои широкие божественные плечи все тяготы жизни, предоставив людям идти по жизни в вечном танце счастья и радости, не заботясь о хлебе насущном? Создать идеальные условия для жизни и тем самым лишить человека всего человеческого? Лишить людей права самим ковать свою жизнь и самим принимать решения?
Все-таки не зря Господь изгнал Адама и Еву из рая, предоставив им самим тащить на своем горбу ношу ответственности за себя и своих близких. Правильно он сделал. Иначе жили бы сейчас люди в раю на всем готовеньком и пускали слюни от радости.
Или же, если сформулировать иначе...
Все-таки именно труд сделал из обезьяны человека. В тот момент, когда наш далекий предок взял в руки палку, чтобы решить насущную проблему пропитания, сбив с дерева какой-нибудь орех, именно тогда он и сделал свой первый шаг к человеческому обличью. Лишить человека необходимости ворочать мозгами – значит убить в нем разум, убить то самое нечто, что сделало поднявшегося на задние лапы примата человеком.
Хочу ли я править царством быстро-быстро деградирующих обезьян?
Правильно поступили те, кто, приняв силу семнадцати колец вероятности, оставили многострадальное человечество в покое. Они ушли куда-то в далекие миры, в другие измерения, в астральное пространство... Не знаю, куда там еще. И они были правы.
Если за стадом присматривает вооруженный берданкой пастух, то овцам нет необходимости беспокоиться о неожиданном появлении волков.
А может быть, правы те, кто совсем не принял божественности, хотя и держал в руках все для этого необходимое?
Я снова взглянул на разложенные на столе металлические ободки. Прошелся по ним пальцами, ощущая приятный холодок. В воздухе почти чувствовался пьянящий аромат силы.
Но эта сила не для меня.
Прикасаясь к кольцам, я на миг ощущал нечто вроде мгновенного удара током, а потом в меня широкой волной врывался поток эмоций уже умерших людей. Последний отпечаток былой личности.
