Город теней - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский (читать книги полные .TXT) 📗
– Ладно, хватит болтать, пойдем на мероприятие, а то гости, надо думать, заждались.
– А дальше-то что с Февронией этой случилось? – не отставала Бланка.
– Известно что!
– Жизни лишил?!
– Ну зачем же… Жизни… Что я, нехристь какой? В птичку обратил. В сороку.
– В сороку?!
– Ага.
– И что же сорока? И сегодня летает?
– Видать, так. Если не сожрал кто. Да мне какое дело? Если, конечно, разобраться, надо бы ее и вправду извести к чертям собачьим. Чтобы не пакостила понапрасну. Но я милосерден.
– А богатырь?.. С ним как же?
– Того под землю, к остальным. Там ему самое место. Все, все… Идем!
ГЛАВА 22
Дверь отворилась… И они шагнули за порог. Вновь Бланка попала в место, которое доселе не видывала. Она очутилась не в комнате и даже не в зале, да и вообще не в помещении. На этот раз девушка стояла на самой вершине довольно крутого холма.
Летний вечер подходил к концу, последние лучи солнца освещали край неба у нее за спиной. Там еще золотилась кромка облаков, но перед ее взглядом расстилалась бесконечность мрачного, свинцово-сизого неба. Ниже плавали клочья молочного тумана, и оттого казалось – холм парит над ним, поддерживаемый на весу струями горячего воздуха, идущего от нагретой за день земли.
На вершине холма стояло несколько огромных каменных плит, а меж ними полыхал большой костер. Сладко пахло душистым дымом, идущим не то от горящих поленьев, не то от охапок трав, которые кто-то невидимый непрерывно подбрасывал в огонь.
– Где мы? – спросила Бланка у стоящего рядом Толика.
Тот не ответил, а лишь крепче сжал ее руку. Тут девушка различила: поодаль, возле каменных плит, и ниже, на склонах холма, виднеются некие неподвижные темные фигуры. Люди ли это или какие-то неведомые инфернальные существа, ей было неведомо, однако Бланка отчетливо ощущала: сейчас должно произойти НЕЧТО.
– Пойдем, – тихонько прошептал Толик и повлек ее к огню.
Только сейчас девушка заметила: поодаль от костра на земле лежит еще один камень, в отблесках костра кроваво-красный, массивный и плоский… На алтарь похож, почему-то пришло на ум, хотя Бланка отродясь не бывала в церквах и обстановку в них представляла себе весьма смутно.
Толик подвел ее к алтарю и встал рядом с ним.
– Нужно раздеться, – так же шепотом произнес он.
– Как, совсем?! – опешила Бланка.
– Совсем.
– Но я…
– Ничего страшного, – отозвался Толик. И хотя он продолжал говорить тихо, в голосе его звучали властные нотки. – Давай, не тяни.
Девушка некоторое время нерешительно переминалась с ноги на ногу, потом взялась за подол свадебного платья и кое-как стянула его через голову. По телу ее пробежал внезапный озноб. Было ли это следствием ночной прохлады, или сыграла роль девичья стыдливость, она и сама не понимала. Скорее всего, и то и другое. Стоя перед костром в трусиках и лифчике, Бланка в растерянности обернулась к Толику. Тот, по-стариковски кряхтя, неспешно разоблачался.
– А дальше?.. – с несвойственной ей робостью спросила девушка.
– Все снимай!
– Но?..
– Не время «нокать». Делай, что говорят.
«Смотри-ка, женишок-то по-другому заговорил, – беспристрастно отметил внутренний голос. – А если он за неповиновение и ее… того… в сороку превратит?»
Она скинула лифчик, потом, немного помедлив, стянула и трусики. Стыд прошел. Бланка расправила плечи и, стараясь не смотреть на своего суженого, переминалась на месте на высоких каблуках. Туфли она решила не снимать ни при каких обстоятельствах. Девушка вдруг увидела себя со стороны. Стройная, длинноногая, на каблуках… А грудь?! Пусть небольшая, зато высокая и острая. И попка – как орех! Как говорится, все при ней. И нечего такой красоты стесняться.
– Дай мне правую руку, – приказал Толик, – а левую положи на камень.
Бланка все исполнила.
– Теперь стой и молчи, что бы ни происходило.
И тут она заметила: на противоположной стороне, за пламенем, кто-то стоит. Перед ней высилась темная, бесформенная глыба, неподвижная и тем не менее, несомненно, живая. На фоне едва светлеющего неба этот некто являл собой подлинный сгусток тьмы, поглощавший свет. Тело девушки обдало волной ледяного холода, словно лето на мгновение сменил лютый мороз. Глыба тьмы пошевелилась – краешек зари закрыло громадное черное крыло, раздался протяжный вздох, от которого, казалось, содрогнулся сам холм.
– Мы пришли… – тихонько произнес Толик. – За благословением то есть пожаловали.
– За благословением?! – переспросил густой бас с той стороны костра. – О чем идет речь?!
– Жениться вот надумал, – сообщил Толик.
– Так!
– И ты, ваше преподобие, должен благословить нас. Меня и мою невесту.
– Кто она?
– Из древнего рода испанского… Из рода колдунов и ведьм. Своя, одним словом.
– Уверен?!
– Все сходится. И знак имеется. Повернись, – приказал он Бланке. Девушка почувствовала, как ей в бедро уперся палец. – Вот! Паук!
– Ага! Ну, тебе виднее! Хотя!..
– Что «хотя»?
– Молода она очень.
– Что же мне, на старухе жениться? Я и сам, как видишь, в новом обличье хожу. Круговорот бытия!
– Ладно, черт с тобой. Повенчаю.
– Премного благодарствую, ваше преподобие.
– Итак, рабы мои, как вас там? Асмодеус, кажется. А девицу как величать?
– Бланка.
– Ага. Красивое имя. Бланка – значит, белая. Ты черный, она белая… Как всегда, противоположности сходятся. Итак, венчаю рабов моих Асмодеуса и Бланку… Где венцы?!
Из-за спин брачующихся вынырнула некие фигуры, ни лиц, ни пола которых было не разобрать. В руках они держали поблескивающие в пламени костра золотые короны. Их возложили на головы жениха и невесты…
Со стороны церемония выглядела довольно странно. Обнаженная парочка стояла коленопреклоненной, с коронами на голове, и напряженно смотрела на бесформенную сущность, находившуюся по ту сторону костра.
– Благословляю!!! – раздался громовой глас, исходивший, казалось, со всех сторон.
– Благословляю, – прошептал ветер.
– Благословляю, – прошипел костер, – благословляю, – многократно повторило эхо.
– Благословляю, благословляю, благословляю… – неслось со всех сторон на разные голоса. Где-то вдалеке дробно раскатился удар грома. И в его приглушенном звуке Бланке послышалось: «Благословляю!»
– А теперь, чтобы закрепить ваш союз, нужно выпить из общей чаши. Таков обычай.
Неизвестно откуда на гладкой поверхности алтарного камня появилась большая чаша из белого металла, скорее всего, серебра. Поверхность чаши была украшена плохо различимыми в полутьме рисунками. Из камня вдруг забил небольшой фонтан, струя которого падала как раз в чашу. Скоро сосуд был наполнен до краев.
– Пейте! – раздался повелительный голос.
– Чашу нужно взять одновременно и тебе, и мне, – прошептал Толик, – и пить тоже одновременно.
Бланка кивнула и, протянув руку, ухватилась за ножку. К удивлению девушки, она оказалась очень горячей. Теперь, когда чаша оказалась прямо перед ее глазами, стала отчетливо видна чеканка на ее боках – козлоногий сатир, совокупляющийся с нимфой. Картинка была настолько искусно выполнена, что, казалось, фигурки двигаются в извечно заданном ритме.
– Давай, – вновь прошептал Толик, и Бланка припала к чаше губами. Напиток оказался теплым, густым и почему-то солоноватым. Девушке на секунду показалось: она пьет кровь, но для крови он был слишком крепким.
Она сделала несколько глотков и тотчас почувствовала, как горячая волна прокатилась по телу, напоследок ударив в голову. С этой минуты дальнейшие события виделись ей отдельными кусками. Непостижимым образом они вновь перенеслись в покои. Вокруг Бланки засуетились какие-то женщины, судя по всему – прислуга. Она вновь была одета, причесана и надушена. Служанки мелькали с такой скоростью, что казались все на одно лицо. Вообще Бланке представлялось, будто она находится в самом центре непрерывно вращающегося вихря, затягивавшего в свою воронку все новые и новые образы. Но скорость вращения так велика, что подробности никак невозможно различить. Физиономии размыты, обстановка зыбка и нереальна. Лишь два слагаемых оставались постоянными. Ими были запах и музыка. Пахло цветами. Бланка помнила их название: как будто купальница или нечто подобное. Запах нежный, горьковато-сладкий, навевал воспоминания о раннем детстве, а музыка, тоже сладкая, до приторности, что-то вроде Вивальди или Торелли, казалось, обволакивала мозги, как вата, мешала сосредоточиться, расслабляла и угнетала. Бланке постоянно хотелось попросить, чтобы музыку убрали, выключили, что ли, но она никак не могла произнести нужных слов.
