Команда скелетов (сборник рассказов) - Кинг Стивен (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
– Бабуля! – теперь вышло громче. – Не хотите ли чаю? Бабуля?
Нет ответа. Глаза закрыты. Челюсть отвалилась. Рука висит.
За окном заходящее солнце окрашивало золотым и алым листву деревьев. Он видел ее во всех деталях, видел не здесь, не теперь, а сидящую в белом кресле.
Выражение лица тупое и торжествующее одновременно. Руки протянуты к нему. Джордж вспомнил один из ее «заскоков», когда Бабуля начала кричать: «Гиаши! Гиаши! Гастур-дегрион-йос-сов-ов!» И мама начала подталкивать их к двери, прикрикнув: «Побыстрей пошевеливайся» на Бадди, когда тот замешкался в прихожей в поисках своих перчаток. И Бадди даже остановился на секунду, совершенно ошеломленный, потому что мама никогда раньше не кричала на них. Дети вышли за порог и стояли во дворе, недоумевающие, испуганные. А потом мама позвала их к ужину как нив чем ни бывало. Джордж никогда не вспоминал раньше этот эпизод. Почему-то теперь, глядя на Бабулю, так странно лежащую на своей кровати, с отвалившейся челюстью, он припоминал в мельчайших подробностях тот ужасающий день. Наутро они узнали, что миссис Хэрхэм, жившая неподалеку и иногда посещавшая Бабулю, умерла в своей постели в тот вечер без особых, как сказал доктор, на то причин. Бабушкины «заскоки». «Заскоки».
Эти странные слова, лишенные всякого смысла, незнакомые, напоминающие заклинания. Но ведь заклинания произносят ведьмы. Ведьмы способны и на большее. Разбросанные кусочки мозаики стали складываться в целостную картину. «Магия», – подумал Джордж, и эта мысль пронзила его как молния.
Картина была ясна. Те самые таинственные книги, о которых мама говорила с тетей Фло, слова на неведомом языке, которые выкрикивала Бабуля, ее мертворожденные дети и изгнание из церкви, как и из города – все это складывалось в мозгу Джорджа, как по волшебству, воедино. Выходил неплохой портрет его Бабули, жирной, морщинистой, напоминавшей жабу, обтянутую желтой кожей. Беззубый рот скривился в отвратительной усмешке, взгляд слепых глаз одновременно отсутствующий и пронизывающий, на голове конический черный колпак, увенчанный звездами, расписанный таинственными иероглифами. В ногах черные кошки с глазами желтыми, как янтарь. Он чувствовал запах тления и серы. Видел свет загадочных черных звезд. Слышал пронзительный голос, произносящий странные слова из странных книг, и каждое слово подобно камню. И каждый параграф подобен ночному кошмару, и каждое предложение как пылающий костер.
Джордж смотрел на все это глазами ребенка, но они были открыты для постижения бездонности этой тьмы. Бабуля была ведьмой.
И теперь она умерла. И этот странный звук, который напугал его, звук, напоминающий клекот, был ее предсмертным хрипом.
– Бабуля? – прошептал Джордж, и в голове его пронеслось: «Динь-дон, злая ведьма умерла». Ответа не последовало. Он опасливо поднес ладонь ко рту старухи. Дыхание не чувствовалось. Она лежала неподвижно, и страх снова охватил Джорджа. Неужели… Он вспомнил, как дядя Фрэд учил его слюнявить палец, чтобы определить направление ветра. Он проделал эту операцию – но ни малейшего дуновения, ни слабого вздоха изо рта Бабули не было. Ничего не было. Мальчик ринулся было к телефону звонить доктору Арлиндеру, но остановился. А если на самом деле Бабуля жива, и он окажется в идиотской ситуации из-за своего преждевременного испуга? Нет уж, надо все проверить самому. «Пощупай ее пульс».
Он остановился в дверях и обернулся. Рукав ночной сорочки на свисающей мертвой руке был чуть отвернут, обнажая запястье. Нет, идея не слишком хороша. Однажды после визита к Доктору Джордж решил пощупать себе пульс. Медсестра делала это легко и быстро, но сам он, как ни бился, не смог повторить ее действий. Неумелые пальцы говорили ему, что и сам-то он мертв. Так что лучше не браться за то, о чем не имеешь представления. И потом… ведь придется прикоснуться к Бабуле. От этой мысли Джорджу становилось не по себе. Даже если она мертва… ОСОБЕННО, если она мертва. Джордж стоял в нерешительности на пороге, переводя взгляд с тяжелого неподвижного тела на висящий в кухне телефон. Может, лучше не тратить времени, а позвонить? Или… «Зеркало!»
Ну конечно же, когда дышишь на зеркало, оно запотевает. И в кино доктор подносил его ко рту человека, потерявшего сознание, чтобы проверить, жив ли он. Великолепная мысль! Джордж побежал в ванную и принес зеркало. Он поднес его к самому беззубому рту, почти касаясь губ, и стал считать про себя. Он досчитал до шестидесяти, убрал зеркало и стал внимательно рассматривать его поверхность. Никаких изменений. Ни малейших. Бабуля мертва.
Джордж обнаружил, что он испытывает некоторое сожаление, и даже сам слегка себе удивился. Все мучившие его сомнения отступили на задний план. Возможно, она была ведьмой. А может быть, ему это только показалось, иллюзия, бред, цепь совпадений… Какая теперь разница? Важно одно: она умерла, но все конкретные жизненные вопросы блекнут и исчезают перед пугающим ликом Смерти. Новая для Джорджа взрослая печаль охватила его. Такие переживания оставляют неизгладимый след в душе человека, и только по прошествии многих и многих лет обнаруживает он, как важны для формирования его личности были ощущения, испытанные в далеком детстве, особенно ощущение смерти ли бренности всего земного – пугающее и незабываемое…
Джордж взглянул на Бабулю. Закат раскрасил ее лицо причудливыми переливами бордового с оранжево-красным. Мальчик поспешно отвернулся и пошел в ванную относить зеркало. Теперь надо позвонить. Джордж постарался сосредоточиться, чтобы все сделать правильно. В мозгу его сразу возникла приятная мысль: когда Бадди начнет приставать к нему, дразнить и обзывать щенком, он ответит спокойно: «Я был дома ОДИН, когда умирала Бабуля– и я сделал все необходимое». Вот так-то.
Во-первых, позвонить доктору Арлиндеру. Набрать номер и сказать: «Моя Бабуля умерла. Будьте добры, скажите мне, что мне надо делать дальше?» Нет, не так.
«Я думаю, Бабуля умерла». Это будет лучше. Никто не ожидает, что ребенок разбирается в этих вещах, поэтому лучше не говорить категорично… Или так:
«Я уверен, что Бабуля умерла». Уверен! Самое точное слово… А потом рассказать о зеркале и предсмертном хрипе. И доктор Арлиндер придет, пощупает ей пульс – и что там еще делают доктора? – скажет, что Бабуля мертва, и добавит: «Ты был молодцом, Джордж. Ты действовал решительно и верно.
Позволь тебя поздравить!» А Джордж ответит что-нибудь скромно и с достоинством.
Он сделал два глубоких вдоха, прежде чем снять трубку. Сердце его учащенно билось, но страх, перехватывающий горло, отпустил. Худшее уже произошло. В каком-то смысле это даже легче, чем сидеть на кухне в постоянном напряжении, смотреть на часы, ожидая маму, и знать, что в любую секунду из комнаты может послышаться пронзительный голос… Он снял трубку… телефон не работал. Ни голосов. Ни гудка. Джордж стоял, ошеломленный, с готовыми уже заранее словами: «Простите, миссис Додд, но я должен вызвать доктора», ставшими ненужными теперь… Абсолютная тишина. Звенящая, мертвая тишина – как там, в комнате, где лежит Бабуля. Лежит так спокойно. Так тихо.
Опять мурашки по коже и комок в горле. Джордж переводил взгляд с чайника на плите на чашку с пакетиком трав для Бабули. Никакого чая. Никогда.
Он вздрогнул, повернулся опять к телефону и стал лихорадочно нажимать на рычаг, прислушиваясь, нет ли сигнала. Бесполезно. Мертвая тишина. Мертвая, как…
Джордж с силой бросил трубку на рычаг, и телефон жалобно звякнул. Он спешно схватил трубку: а вдруг все включилось, как по волшебству? Но тщетно: никаких звуков.
Его сердце, казалось, готово выпрыгнуть из груди. «Я один в этом доме. Один с ее мертвым телом». Он медленно прошел по кухне, постоял минуту-другую у стола, затем включить свет. В доме становилось сумрачно, скоро зайдет солнце, и настанет ночь. Джорджа пугала эта мысль: ночь, мертвое тело, одиночество. Господи, когда вернется мама? Все, что осталось ему – ждать. Мама скоро придет, и все будет о'кей. Это лучше, что Бабуля умерла. Иначе он сошел бы с ума от страха в ожидании ее пронзительного крика, и она могла потребовать ужин, могла свалиться с кровати… Господи, как это ужасно – сидеть одному в темноте и думать о странных вещах… Видеть переплетение колеблющихся теней на стене и думать о смерти, о мертвом морщинистом теле, видеть, как сверкают в темноте мертвые глаза, как вращаются они, и скрипит половица, будто кто-то крадется по дому, прячась в черных углах, переходя из тени в тень… В темноте мысли ваши замыкаются на одном, и можете пытаться думать о цветах на лужайке, о Деве Марии или золотом призере Олимпиады в 440 году – все равно мысли вернутся к невидимой тени, опасной, огромной туше с клешнями и пристальным взглядом мертвых слепых глаз.
