Морф - Клименко Анна (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
Другое дело, если что-то стряслось, пока он, Гверфин, спал безмятежным сном младенца. Но тогда бы — логично предположить — тогда бы его разбудили.
Маг быстро приподнялся на локте, на кончиках пальцев уже плясало готовое сорваться огненное заклинание, и… приподнялся бы, не будь крепко связан по рукам и ногам. Гверфин выругался, припоминая самые грязные ругательства, которые слышал в карьенской академии. Все стало ясным, как день: его попросту бросили, банально предали, никому не нужного, бесполезного теперь мальчишку — о-о-о, ну конечно! — теперь ведь у Ирбис есть остроухая сволочь, к чему ей маг-недоучка?
Ярость бурлила, кипела, не находя выхода, и Гверфин, скрипя зубами, принялся сдирать с себя ломкие, брызжущие зеленым соком веточки. Кто бы мог подумать, что хрупкие на вид стебли могут держать не хуже веревок? Потом, освободившись, он всадил в ближайшее дерево шар огня, вдогонку послал «облако измороси» и, растирая ноющую от долгой неподвижности шею, задумался.
Ирбис поступила с ним подло, ужасно подло. На самом деле то, что она сбежала с эльфом, наглядно демонстрировало ее истинное отношение к юному приятелю. Мальчик, щенок, неоперившийся еще птенец. Эти слова жгли как палаческие клещи, которыми заплечных дел мастера рвут на части смертников. И это после того, что им пришлось пережить! Глаза предательски защипало, и Гверфин швырнул еще один огненный сгусток, тут же залив его водой — «не хватало еще сгореть во время лесного пожара». Слишком много всего свалилось ему на голову за последние дни. Смерть отца. Не очень-то приятная семейная тайна — с одной стороны, нашелся новый, настоящий отец, но от этого боль от утраты не угасла, к ней лишь добавилось непонятное раздражение. Злость на человека, который бросил собственное дитя. И о каких бы обстоятельствах не шла речь — нет, просто не может быть таких обстоятельств, которые бы заставили на пятнадцать лет забыть о собственном сыне.
…Наконец, умертвие по имени Ирбис Валле.
И вдобавок, совершенно дурацкое, не поддающееся объяснению чувство, которое он, живой человек, ни с того, ни с сего вдруг испытал к умертвию, почти что зомби.
А она, судя по всему, все это время думала только о том, другом, вечно хмуром и вечно тощем человеке, который был ее старше раза в два и оказался его, Гверфина, отцом. Хуже не придумаешь.
Теперь уж Гверфин винил себя за то, что не удержался и поцеловал ее в щеку тогда, когда она торчала среди двора неподвижной куклой. Если бы не тот поцелуй — охр! — тогда можно было бы вести себя так, как будто ничего не произошло. Но беда в том, что Ирбис помнила. И он, Гвер, тоже помнил.
«Дурак, зачем ты это сделал? Дурак, ой какой дурак… С чего ты взял, что ты ей нравишься-то? Ну да. Вместе тренировались. Вместе на стене торчали часами. Вроде бы ей нравилось с тобой поболтать. И что? Пора бы уже понять, что если девушка с тобой разговаривает, это еще не значит, что ты для нее нечто большее, чем приятель».
Самое обидное заключалось в том, что даже теперь, когда Ирбис Валле предала его и удалилась со своим златовласым дружком, Гвер не мог ее ненавидеть. Эльфа — да. Его бы он придушил собственными руками. Тут было довольно вспомнить одни взгляды охрова Хаэлли, исполненные презрения. На Ирбис он так не смотрел; стоило зеленоокому обратить свой взор к девушке, как лед в его глазах стремительно таял, уступая место тихой грусти. Гверфин в те мгновения был готов отдать все что угодно, лишь бы узнать, что связывало убитую вышивальщицу и красавца-эльфа. Но… У Ирбис спрашивать он не мог, а у эльфа — тем паче. Оставалось изнывать от глухой подсердечной боли и мучиться догадками.
Гверфин поймал себя на том, что стоит, уставившись на куст малины, и глупо хихикает. Он — дурак, его предали. Может ли он что-нибудь изменить? Несомненно. Ведь талисманы по-прежнему при нем, а это значит… Это значит, что он может совершенно самостоятельно добраться до приграничья, и последнее слово все равно останется за ним.
«Вы решили, что я сдамся?» — он быстро подобрал с земли все те нехитрые пожитки, что взял в дорогу, — «Можете думать все, что заблагорассудится. Но ни ты, Ирбис Валле, ни ты, эльфийское отродье, даже представления не имеете, кто такой Гверфин Штойц. Или, охр побери, Гверфин Айлан Виаро — теперь это уже почти не имеет никакого значения».
Легкое движение мысли — и под ногами заклубился зеленоватый туман. На миг, словно выжидая, он сжался в плотный, почти осязаемый клубок — а затем, вытягиваясь едва различимой нитью, рванул куда-то вперед. Гверфин поспешил по следу, инстинктивно сжимая в кулаке талисман огненного шара.
В королевство Веранту неторопливо вступал новый день. Свежая ночь сменилась прохладным утром, лес расцветал золотым и розовым, капли росы блеснули на паутине и остались где-то позади. Гверфин почти не смотрел по сторонам: след путеводной нити слишком быстро растворялся, впитываясь в землю, и потому надо было спешить, бежать со всех ног, стараясь не растянуться и не упасть, ткнувшись носом в мокрые стебли.
Ему бежалось легко. В Академии благословенного Карьена немало времени уделялось физической подготовке молодых магов, и теперь Гверфин был почти доволен собой — земля пружинила под ногами, дышалось легко и свободно. Если бы не мучившие его дурные мысли — так он был готов бежать часами.
Тоска оттачивала коготки о его душу. Он блуждал в сомнениях. Он едва ли не в первый раз в жизни не знал, что делать дальше. И это «что делать?» касалось не только Ирбис Валле. Нет, конечно же, и ее — но по большей части Гверфин не знал, что будет делать, когда встретится со своим настоящим отцом. С человеком, который почему-то бросил его, отдал Арнису Штойцу. Гверфину всегда казалось, что не может быть такой причины, по которой можно расстаться с собственным (и единственным) ребенком. Но, возможно, он ошибался, и причина все-таки существовала? Да, об этом он обязательно спросит у господина Виаро. Если к моменту их встречи тот еще будет в состоянии говорить.
Внезапно на самой границе зрения что-то мелькнуло — большое и черное. Гверфин остановился, замер как вкопанный, судорожно стискивая талисман…
Ничего. Ни единого движения вокруг. Все словно замерло, и, кажется, даже птицы умолкли.
Мысленно выругавшись, Гверфин метнулся вслед за исчезающим следом путеводного заклинания — и снова тень справа, мелькнула и пропала.
Он почувствовал, как по шее вниз, за ворот, потекла капля пота. Стиснул «огненный» талисман.
— Эй, там! А ну выходите!
Вместо грозного окрика вышло сиплое мяуканье, но Гверфина это не смутило: он откашлялся и повторил приказ, а заодно и добавил:
— Не то щас как поддам огня!
— Не надо.
Гверфин услышал, как его собственные зубы выстукивают мелкую дробь. Голос, ему ответивший, казался знакомым, но, сколько маг не пытался вспомнить, где и при каких обстоятельствах его слышал, в памяти продолжала царить сизая муть.
— Выходи! — не выдержав, взвизгнул он и поднял вверх руку. Вокруг пальцев заплясал огонь, сворачиваясь в тугой кокон.
— Выхожу, выхожу, — проворчали в ответ.
Затрещали раздвигаемые ветки, и на свет вышел…
— Ты, — прошептал Гверфин, — охр, как ты здесь оказался? Мы думали, что ты ушел в лес вместе с морфом…
Все мысли, все невысказанные вопросы куда-то делись. И противная сизая муть заполонила сознание, заставляя тупо пялиться на невесть откуда появившегося и, главное, живого отца.
— Арнис… что с ним? — просипел Шерхем Виаро, быстро облизывая потрескавшиеся губы.
— Его убил морф, — сказал Гверфин и вяло удивился собственному спокойствию.
— Значит, мы квиты, — лекарь… нет, его отец хмуро покачал головой, затем кивнул Гверфину, — убери свое заклинание, парень. Мне бы не хотелось после всего, что произошло, стать кучкой пепла.
Шерхем Виаро выглядел так, как будто был схвачен мифическим драконом, слегка пожеван и выплюнут обратно. Одежда висела лохмотьями, на лице и на шее запеклась кровь, левая рука безжизненно повисла вдоль тела.
