Мареновая роза - Кинг Стивен (читать книги полностью .TXT) 📗
— Плачь! — закричала Рози и тут же сжалась от многократно повторенного эха собственного крика: — Ачь!.. ачь!.. ачь!..
Ничего. Четыре прохода — четыре дороги, ведущие в лабиринт, — молча разверзли перед ней свои вертикальные пасти, как узкие рты с одинаковым выражением испуганного потрясения. Неподалеку от входа во второй коридор справа она заметила какую-то темную кучу.
«Черт возьми, ты же прекрасно знаешь, что это такое, — подумала она. — После четырнадцати лет общения с Норманом, Харли и всеми остальными его приятелями надо быть окончательной дурой, чтобы не узнать кучу дерьма с первого взгляда».
Эта мысль и все связанные с ней воспоминания — о мужчинах, которые сидят в гостиной, говорят о работе, пьют пиво, говорят о работе, курят сигареты, говорят о работе, рассказывают анекдоты о ниггерах, педерастах и наркоманах, после чего еще немного говорят о работе, — вызвали у нее приступ злости. Вместо того чтобы сдержать свои чувства, Рози плюнула на продолжавшуюся полжизни школу аутотренинга и отдалась во власть нахлынувших эмоций. Злость приносила ей удовольствие, любое чувство, кроме страха, доставило бы ей удовольствие. Она припомнила, что в детстве обладала поистине завидным голосом, оглашая боевым кличем площадки для игр, — высоким пронзительным голосом, от которого дрожали стекла в окнах и едва не лопались барабанные перепонки. Когда ей исполнилось десять, ее принялись стыдить и ругать за этот крик: дескать, не пристало маленькой леди вести себя таким образом, кроме того, подобные упражнения оказывают пагубное воздействие на мозг. Теперь же Рози решила проверить, способна ли еще издавать старый боевой клич. Она набрала полные легкие сырого воздуха подземелья, заполняя грудь до отказа, закрыла глаза и вспомнила, как они играли в крепость на площадке за школой на Эльм-стрит или в техасских рейнджеров на заросшем сорняками грязном заднем дворе за домом Билли Кэлхоуна. На мгновение ей показалось, что она чувствует успокоительный запах любимой фланелевой рубашки, которую носила до тех пор, пока та буквально не расползлась на куски у нее на спине, затем оскалилась и испустила старый добрый улюлюкающий гортанный крик, похожий на пение тирольских горцев.
Ее охватил восторг, почти экстаз, когда он вырвался из горла таким же, как и в былые дни; а кроме того, она ощутила нечто более важное: крик придал ей мужества, позволяя ощутить себя такой же отчаянной и уверенной, как в прежние времена. К тому же, похоже, боевой школьный клич не потерял былой силы; ребенок заплакал громче с первыми его звуками, сотрясшими каменные своды пещеры.
«А теперь поторапливайся, Рози, времени совсем мало. Если малышка устала, ей не удастся долго кричать так громко».
Она сделала пару шагов вперед, переводя взгляд с одного входа в лабиринт на другой, затем прошлась мимо них, внимательно прислушиваясь. Ей почудилось, что плач ребенка доносился чуть-чуть громче из третьего входа. Возможно, это лишь игра воображения, однако с чего-то все-таки нужно начинать. Рози быстро зашагала по этому проходу, шлепая босыми ногами по каменному полу, потом вдруг остановилась, наклонив голову и прикусив нижнюю губу. По всей видимости, старый воинственный клич разбудил не только ребенка. Где-то — насколько далеко и в каком именно месте, определить невозможно из-за эха — по каменному полу застучали копыта. Они грохотали с ленивой неторопливостью, то приближаясь, то удаляясь, а то вдруг совершенно замолкая (почему-то это было страшнее всего). Она услышала низкое влажное посапывание. Потом раздался еще более низкий короткий хрюкающий звук. Затем все смолкло, слышалось только хныканье младенца, чей плач снова начал ослабевать.
Рози обнаружила, что развитое образное мышление ей мешает: она слишком хорошо представляла себе быка — огромного зверя с покрытой язвами шкурой и массивными черными плечами, возвышающимися над низко пригнутой к земле головой. В носу у быка обязательно будет золотое кольцо, как у Минотавра из ее детской книги мифов и легенд, и зеленое свечение, сочащееся, словно пот, из стен подземелья, будет отражаться от кольца тонкими лучиками жидкого света. А сейчас Эринис тихо стоит впереди за одним из поворотов, угрожающе опустив рога. Прислушиваясь к ее шагам. Поджидая ее.
Рози сделала несколько шагов по тусклому коридору, проводя рукой по стене, прислушиваясь к детскому плачу и топоту быка. Краешком глаза она поглядывала под ноги, чтобы не наступить ненароком на кучу бычьего помета, но он пока не попадался. Примерно через три минуты коридор, по которому она шла, вывел ее к Т-образному разветвлению. Плач ребенка чуть громче слышался слева («Или левое ухо у меня более развито, как и левая рука?» — подумала она), поэтому она свернула в левый проход. Сделав всего два шага, Рози остановилась как вкопанная, сообразив вдруг, зачем нужны семена: она как Гретель в подземелье, только без брата, который мог бы поддержать ее в самые отчаянные минуты. Вернувшись к началу развилки, Рози присела и развернула узелок с семенами. Одно зернышко она положила на пол острым концом к проходу, по которому пришла. Слава Богу, подумала она, что здесь нет птиц, которые с удовольствием полакомились бы ее условными знаками.
Поднявшись, Рози продолжила путь по лабиринту. Пять шагов, и она оказалась в новом коридоре. Глянув вперед, она обнаружила, что совсем рядом он расходится на три новых. Она выбрала центральный, пометив его зернышком помгранатового дерева. Через тридцать шагов и два поворота это ответвление привело ее в тупик, заканчивающийся каменной стеной с вырезанными на ней словами: «НЕ ЖЕЛАЕШЬ ТРАХНУТЬСЯ СО МНОЙ ПО-СОБАЧЬИ?»
Вернувшись к развилке, Рози наклонилась, подобрала зернышко и уложила его у начала новой тропы.
8
Рози не знала, сколько времени ей понадобилось, чтобы найти путь к сердцу лабиринта, потому что очень скоро время для нее потеряло всякое значение. Она понимала, что бродила по коридорам не слишком долго, потому что плач ребенка продолжался… хотя к тому времени, когда Рози почувствовала, что приближается к конечной точке странствий по каменным коридорам, плач часто прерывался длительными паузами. Дважды она слышала топот копыт по каменному полу, один раз в отдалении, во второй настолько близко, что она оцепенела, затаив дыхание и прижав руки к груди, ожидая, что бык сейчас появится из-за поворота и бросится на нее.
Всякий раз, когда ей приходилось возвращаться, она подбирала оставленные зернышки, чтобы не запутаться на обратном пути. Рози начала путешествие по лабиринту, имея полсотни семян; когда же, наконец, свернула за поворот и заметила впереди свет, их осталось всего три.
Она дошла до конца коридора и остановилась, глядя на квадратную комнату с каменным полом. Рози бросила короткий взгляд наверх, ожидая увидеть потолок, но там оказалась лишь пещерная чернота, от которой у нее закружилась голова. Она опять посмотрела вниз, заметила несколько новых кусков бычьего помета, разбросанного по всей комнате, затем обратила внимание на центральную часть комнаты. Там на горке одеял лежал пухлый светловолосый младенец. Его глаза покраснели от плача, щеки еще не высохли от слез, но он молчал — наступила очередная пауза. Малыш задрал ноги вверх и, казалось, изучал собственные пальцы. Время от времени он издавал отрывистые всхлипывающие звуки-вздохи. Эти всхлипывающие вздохи тронули сердце Рози сильнее, чем весь предшествующий отчаянный плач; как будто младенец понимал, что он оставлен в полном одиночестве.
«Принеси мне моего ребенка».
«Чьего ребенка? Кто она, собственно? И как она сюда попала?»
Рози решила, что в данной ситуации не стоит ломать голову над подобными вопросами; по крайней мере, не сейчас. Достаточно того, что девочка лежит здесь, в леденящем зеленом свечении, в центре лабиринта, покинутая и прелестная, и пытается успокоить себя, забавляясь собственными пухлыми пальчиками.
«И свечение наверняка плохо на нее действует, — подумала Рози рассеянно, спеша к центру комнаты. — Должно быть, это какая-то радиация».
