Лондонские оборотни - Стэблфорд Брайан Майкл (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗

Но когда в мире появились человеческие существа, их природа усилила феномен боли и превратила его в совершенно иное приспособление, это лишило ее положительного значения и превратило в такое явление, которого следует сознательно избегать, в шпору, чтобы управлять новым ощущением трусостью.

Трусость была неизвестна тем, кто отличался от человека, но только с тех пор, как люди тоже стали жителями мира, они смогли считать отсутствие трусости признаком достоинства, и вот почему в книге, носящей заглавие «Истинная история мира», после Золотого описывается Век Героев. Пока не появилась трусость, не могло быть героев, пока боль и страдания, бывшие зрением, не превратились в боль, которая стала только страданием, не было ни благородных страдальцев, ни жестоких мучителей.

С точки зрения человеческих существ испорченный Золотой Век мог показаться полным зла, то есть, страдания, но Иным он таким казаться не мог, ведь у них был совершенно другой опыт боли, а отсюда совершенно иное толкование зла. Но Век Героев стал временем зла для всех, для людей точно так же, как и для нелюдей.

В мире были немногие существа, еще до прихода человека, которые искали знания не путем навязывания себе самим страдания и лишений, но при помощи того, что они изучали эти явления на других, они захватывали прорицателей, чьи свидетельства жадно собирали, составляя себе новые представления; но это не рассматривалось как трусость или жестокость теми, кто в этом участвовал, пока трусость и жестокость не начали существовать. Эти качества и не рассматривались под такими названиями, пока люди, видя, что другие способы просвещения для них практически недоступны, не начали подражать опыту этих Иных.

В более поздние времена человеческие существа додумались до того, чтобы открыть внутреннее зрение и отыскали трудный и предательский путь к просвещению, по которому можно было идти с помощью дисциплины и самоотрицания, но для громадного большинства предпринятая попытка совершенно не вознаграждалась достигнутым результатом. Весьма немногие достигали истинно правдивого зрения, и даже те, кому это удавалось, склонялись к тому, чтобы тщательно разрабатывать громадное количество фантастических выдумок, появившихся вокруг скудных семян урожая истинного видения, иллюзии и ложные верования занимали первостепенное место. Увы, человеческие существа были устроены так, что они для достижения интуитивного знания предпочитали мучить Иных, заставляя их раскрывать тайны, чем предпринимать собственные усилия.

По этой причине последние из Иных сделались врагами человека и других живых существ, с которыми они делили этот мир. Они начали сторониться своих врагов, возможно, не столько из-за того, что боялись страданий, сколько из ненависти перед тем, кем стали человеческие существа, когда приложили руки к такой работе. Что же касается их более обширного рода, которому вовсе не было нужды опасаться могущества человеческих рук и инструментов, они тоже начали прятаться.. Они начали скупиться употреблять свою силу или сделались хищниками, и меньшие по размерам Иные, если они хотели быть личностями и индивидуальностями, вынуждены были прятаться от них так же тщательно, как прятались от человека.

И со временем мир стал спокойным и холодным местом. Беглецы Иные постепенно пропали из виду, а сами Создатели, которые считали себя богами, но все же создали жадность, страх, неуверенность и неразбериху, спрятались в отдалении, чтобы ждать и ждать… И дождаться того, чего никто не знал, а меньше всего — они сами…

А мир менялся, менялся и менялся.

И никто не знал, был ли этим переменам предназначен один конец или множество возможных концов. И никому не было известно, каков мог стать этот конец. И никто не ведал, во что превратились те Создатели, которые спрятались в субстанции земли, или на какие дела они способны, или какие еще превращения им могут предстоять.

Но нашлись и такие, кто жаждал конца или преобразований. Такие, кто жаждали еще одного Акта Творения, который снова приведет мир в порядок. Такие были и есть, но они не знали, какие действия еще возможны, и сейчас они не знают в глубине души, каких результатов следует желать.

И в своем смятении, в своем невежестве, в своем страхе они опасны — людям и, вероятно, самому миру.

11

Когда Пелорус умолк, целый ливень мыслей и образов, который наводнял мозг Лидиарда, стал убывать, и наконец, там не осталось ничего, кроме нескольких мимолетных отзвуков. Только тогда Лидиард снова обрел зрение — и только тогда он начал замечать эти сверкающие глаза, синие, точно египетское небо.

Он понял, что все это время не просто слушал, он объединил свое сознание с восприятием вервольфа, не совсем так, как его дремлющий мозг проникал в мысли Элинор Фишер, но тут было нечто подобное.

— Не хотите ли вы мне сказать, что все это в правда буквальном смысле? — слабым голосом спросил Лидиард. — Это и есть то, что вы помните о своем собственном происхождении и о ранней истории мира?

— Это то, что я знаю , — отвечал Пелорус. — И хотя большая часть того, о чем я рассказал, совершилась еще до того, как я явился в мир, показал вам, как это отпечаталось в моем мозгу, куда эти сведения попали тем же путем, каким и передал их вам. Если вы намерены разъяснить мне, что это сказка или же переплетение иллюзий, а именно это сказал Адаму Глинну Джеймс Остен, я не буду с уверенностью отрицать ваше предположение, поскольку многое похоже на странный сон, а я знаю не хуже любого другого, насколько несовершенна память. Возможно, все это абсолютная неправда или, может быть, содержит правду в каком-то зашифрованном виде, но это то, что мне известно, и это же известно Адаму Глинну. Это самая истинная история, какую можно рассказать, до сих пор более истинная, чем та, какой владеете вы. Поверьте, мы достаточно повидали мир, чтобы быть уверенными, история, записанная на его скалах и оставшаяся в каких-то реликтовых предметах, просто видимость.

— И чему же вы стремитесь меня обучить? — спросил Лидиард. — Зачем вы взяли на себя труд рассказать об этом мне?

— Дни великих Творцов давно прошли, — спокойно произнес Пелорус. — Большинство из них исчерпало себя чрезмерным использованием своей мощи, все, что им осталось, приспособиться к человеческому способу механического воспроизводства и копировать себя подобно тому, как это делают растения и животные, снова и снова. Лишь немногие нашли спасение от такого рассредоточения среди других видов, накапливая энергию и скрываясь, стремясь сохранить свое могущество в бездеятельности.

Некоторые сделались хищниками, поглощая созидательную мощь других существ, все они стали недоверчивы и подозрительны в отношении других созданий. Но более всего опасаются они таких же, как они сами. Это ангелы, падшие на землю, падшие в землю и ставшие частью ее сущности, их упоминают в мифах многих народов. Когда они смогут вернуться, в каком виде и с какой целью, никто в точности не знает, некоторые связывают с ними определенные надежды, другие питают опасения. И Мандорла, и последователи святого Амикуса надеются, только совершенно по-разному, что их возвращение неизбежно, и должно сопровождаться полным внешним преображением мира. Адам Глинн и я, с другой стороны, надеемся, что они никогда больше не станут деятельными, или, если это произойдет, не смогут принести в мир настоящие перемены.

Я еще не оставил этой надежды, но боюсь, могу ошибиться. У меня была надежда, будто это новое пробуждение произошло только ради изучения и исследования, согласно духу времени, но теперь, повидав Харкендера, я поверил, что его хозяин имеет какую-то более темную цель. Этот хозяин может помочь Харкендеру создать Габриэля Гилла только ради того, чтобы получить силу, воплощенную в этом мальчике, но боюсь, тут плетется более сложная паутина. Ребенок может оказаться просто приманкой в ловушке, куда собираются заманить второе существо, а возможно, Творца, создавшего его. Если это так, вы находитесь в большой опасности.