Хэллоуин (сборник) - Матюхин Александр (лучшие книги без регистрации txt) 📗
– Ма-аль-т-чик… – проворчала дыра.
Савельев окаменел.
– Ты ми-няу хорош-шо кормил, ма-аль-т-чик, – голос раздался уже сзади и одновременно – со всех сторон.
С протяжным злым свистом дыра выплюнула пятак обратно. Монета, срикошетив о ржавое железо, больно ударила Савельева в лоб. Выйдя из ступора, он метнулся в сторону лестницы. Но по бетону под ногой скользнул толстый, покрытый зелеными чешуйками хвост, и Савельев, зацепив его, с беспомощным криком растянулся на холодной шершавой поверхности.
Волна удушающего теплого смрада накатила на него сзади и сверху. Савельев подтянул колени к груди, сжался в тугой комок, толкнулся от камня и прыгнул к лестнице. Из разбитого носа хлестала кровь вперемешку с соплями. Краем глаза он увидел проступающие за пеленой тумана смутные очертания чего-то большого, невероятно большого… Громадная тень, выросшая из другой тени – моста. Она двигалась.
По ляжкам потекли теплые струйки, но Савельев не заметил, что обмочился. Пулей он взлетел, цепляясь за трясущиеся жерди расцарапанными в кровь пальцами, – наверх, наверх! Отчаянно брыкая ногами, кинул свое тело на шпалы, больно, до треска в ребрах ударившись грудью о рельс. Подняться на ноги сил уже не было.
И тогда Савельев, ломая ногти о металлическую сеть, скользя в собственной крови, слезах и моче, пополз. Над ним, хрипло хохоча, закружили проклятые птицы.
– Покор-рми мен-няу еш-ще, ма-аль-т-чик, – пророкотал мост.
Позади из тумана выпрасталась, разогнав воронье, гигантская, покрытая шерстью и чешуей ладонь. Она накрыла истошно вопящего человечка целиком. Огромные пальцы, заканчивающиеся черными когтями, сжались в кулак, оборвав жалкий писк влажным, чавкающим хрустом:
– Хияс-сь.
Забрав свое, громадная длань бесшумно растворилась в тумане, словно была соткана из него. Ветер развеял смутные очертания и подул ниже, чтобы слизать капли крови со шпал. Одинокий ворон, жалобно каркнув, взмыл наверх и присоединился к кружащей над переправой стае.
Вечер набросил на округу покрывало сумерек. Бледный серп неполной луны выкатил из закатных туч, разливая серебро в стылой дымке над пересохшей рекой. Старый мост смотрел во тьму холодными мертвыми глазами.
У него было много таких глаз.
Андрей Сенников
«А за окном снежинки тают…»
Вариантов всегда полно, главное – правильно их оценить. Когда Кит усвоил эту нехитрую истину, он перестал беспокоиться и начал жить. Потихоньку все наладилось.
Город, который жрал его заживо до тринадцати лет, перетирая гнилыми зубами бетонных коробок. Улицы, что раньше казались нитями прочной паутины, в которой он запутался, словно жалкая муха. Люди, которые всегда были чужими, черствыми и злыми, как пара законченных алкоголиков, что перестали притворяться родителями года три назад. Все изменилось и стало его личным карманом, а полное не может быть пустым. Верно? Стоило запустить туда пятерню, немного подождать, полуприкрыв глаза, и – оп-ля! – получить желаемое. И конечно, не забыть загодя произнести про себя волшебные слова: «Горшочек, вари!»
Кит усмехнулся в залепленное мокрым снегом окно старой маршрутки. На улице мело, раздолбанный «пазик» понуро тащил короткое тело по нечищеной мостовой, взметая колесами буруны грязной шуги. Он подпрыгивал перед светофорами на буграх снежного наката и вихлял задом на остановках, словно бульварная девка, вышедшая на съем. Кит ерзал вместе с сиденьем, не прикрепленным к трубчатому каркасу, вцепившись в поручень спинки перед собой. В салоне воняло дизельным выхлопом, мокрыми шубами и шерстью. Водитель вяло переругивался по сотовому с таким же, как он, рыцарем рубля и баранки, который промешкал у диспетчерской и теперь нагло сгребал пассажиров с остановок в паре светофоров впереди, как снегоуборочная машина.
«За бабки рубится, – подумал Кит. – Час пик. Новый год через два дня. Красота…»
Он оглядел полупустой салон. Парочка ярких девчонок, три бабуси, две тетки с объемистыми пакетами, безуспешно пытающиеся пристроить их на коленях, словно шкодливых щенков. Снулый мужичок лет пятидесяти клевал носом на заднем сиденье, и мотало его хорошо – не иначе с новогоднего корпоратива: дорогое черное пальто распахнуто, галстук с булавкой, шелковый шарфик, которые Кит называл бизнесменскими, остроносые полуботинки с солевыми разводами. Потоптал снежок, видно. Кит почти любил своих случайных попутчиков. И тех, кто носился сейчас по магазинам, выбирая подарки, затариваясь шампанским и апельсинами, вареной колбасой для оливье и петардами для безпятиминутдвенадцатого салюта во дворе.
Все они были для него.
Они носили его норковые шапки и телефоны, кошелки с продуктами и дорогие блестящие сумочки, шубки, купленные в кредит, и сережки, подаренные на день рождения или Восьмое марта. Для него они таскали в кошельках кредитные карточки вместе с паролями прямо на банковских бланках, испещренных предупредительными надписями, полтинники для школьных завтраков, и пили они исключительно для него, размягчаясь и добрея до умопомрачения. Разве можно было их не любить? Не обожать тайно?
За свою не слишком длинную жизнь Кит прочитал полкниги, когда валялся в инфекционке с желтухой: первый том «Виконта де Бражелона» Александра Дюма. То ли из-за синюшной больничной овсянки, то ли из-за того, что и дома его не слишком баловали разнообразной едой, но самое большое и неизгладимое впечатление из прочитанного осталось от потрясающей трапезы д’Артаньяна и господина дю Валлона де Брасье де Пьерфона. Много позже он сообразил, что рассматривает людей, как гурман любовно разглядывает перепелиное крылышко в соусе из белого французского вина, причмокивая повлажневшими от предвкушения губами. И ему это нравилось…
Главное – правильно оценить варианты.
А еще у него были волшебные слова.
На улице Кит жил одиночкой. Шестнадцатилетним волчонком с обветренными скулами, взглядом исподлобья, широкой улыбкой и карманами, в которых помимо полутора-двух тысяч всегда лежали несколько дешевых авторучек: шариковых, гелевых – все равно. «Кит-авторучка» – так его называли. И он знал многих, но держался особняком, не желая сближаться с болтливой и откровенно тупой гопотой.
За «Насыпью» рыцарю на сером в ржавое яблоко павловском скакуне повезло, и он подобрал престарелую принцессу с тремя пятаками в морщинистой ладони. Поджарая бабка в старой цигейковой шубе с вытертым воротником и норковой шапке с проплешинами там, где остевой мех повылазил до подшерстка. Тощая хозяйственная сумка болталась на сгибе локтя, пока она расплачивалась за билет, ворча по поводу двухрублевой сдачи, которую скупой рыцарь выдал десятикопеечными монетками.
Кит вновь отвернулся к окну. Маршрутка катила мимо двадцать первого микрорайона, где дешевые и безликие муниципальные девятиэтажки соседствовали с оригинальными свечками элитных домов и целой улочкой двухэтажных таунхаусов. Повсюду горели огни. По фасадам сверкали вывески бутиков, аптек и мини-маркетов с новогодними гирляндами. По тротуарам сновали люди. Автобус выбирался из района новостроек, чтобы через два километра въехать в частный сектор – «Плесики». Такое вот смешное название, но Кит ехал туда за «травой» по заветному адресочку. К тяжелым наркотикам он так и не пристрастился, не успел подсесть, а вот забить косячок любил, если потом еще и пивком оттянуться – лепота.
Он едва обратил внимание на мелодичную трель телефонного звонка, которую за ревом двигателя было почти не разобрать, но скрипучий голос с визгливыми подвываниями вырвал его из задумчивости. Бабка в шубе с облезлым воротником, устроившаяся впереди него через сиденье, сдвинула набекрень шапку, выпростав неожиданно большое ухо и несколько грязно-седых прядей, прижимала к сморщенной щеке…
Мать твою! Айфон!
Кит подобрался, ощущая знакомый холодок под ложечкой, мигом позабыв про «траву» и прочие удовольствия. Секунду спустя он рассмотрел под желтыми пальцами с разбухшими артритными суставами изображение серебристого надкушенного яблочка.
