Абсолютное зло - Мазин Александр Владимирович (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
Может, Онищенко и не согласился бы, рассчитывая, что сопляк и так расколется. Но у «сопляка» совершенно неожиданно появился адвокат. Причем не тот, которого назначает государство и который, как правило, действует в интересах следствия, а не задержанного, а ловкий стряпчий, весьма известный и весьма дорогой.
Не без труда удалось выяснить, что адвоката наняла госпожа Растоцкая. Онищенко выстроил несложную цепочку: Растоцкая – Герасимова – Пархисенко. Он охотно допросил бы Герасимову, но, как выяснилось, доктора считают, что это вредно для ее здоровья. Онищенко не настаивал. В конце концов, с Плятковским была такая же ситуация, а он, как-никак, не свидетель, а подозреваемый. Вообще, несовершеннолетний Слава Плятковский и несовершеннолетний Петя Кошатников интересовали опера куда меньше, чем Мучников. И Онищенко очень рассчитывал, что Кошатников даст показания против Мучникова. Более того, он «задним ходом» проследил за перемещениями Ласковина с компанией, нашел частника, который подвозил сатаниста и Дашу. Получить от него показания не удалось. Запуганный шоферюга молчал, как медуза. Но Онищенко был ловкий опер и умел даже из молчания извлечь крупицы информации. Выходило, что Пархисенко каким-то образом захватил Герасимову, а Кошатников, в свою очередь, как-то ее вызволил. И именно поэтому благодарная Растоцкая раскошелилась на адвоката. А если так, то выходит, что именно Кошатников был последним, кто видел Пархисенко живым. Если не считать убийцы. Вариант, что именно Кошатников распотрошил своего наставника по сатанизму, Онищенко полагал сомнительным. Вряд ли тот, кто совершил столь омерзительное, требующее навыков и терпения умерщвление, окажется настолько добр, что просто так отпустит возможную свидетельницу. Кроме того, ни под ногтями, ни на одежде Кошатникова следов крови не нашли, а такая работа – почище мясницкой. В котельной стены на метр в высоту забрызганы. Опытный Мучников вполне мог и приготовить запасную одежду, и душ принять, и все прочее. А Кошатников, сразу видно, умом не блещет. У него в мозгу две дорожки, как на кассете. На одной стороне советы адвоката записаны, на другой – матерщина. Раз так, значит, картина складывается такая: Кошатников пришел раньше убийцы, заставил, скорее всего, угрожая пистолетом, отпустить Герасимову, а затем… Затем ушел. А убийца пришел. Или убийца пришел, а Кошатников ушел…
Короче, Онищенко позвонил Шилову и попросил выяснить, что это за дача такая, куда просится подозреваемый.
Шилов позвонил через два часа и сообщил, что дача принадлежит некоей Селивановой А.К., незамужней, двадцати девяти лет, постоянно проживающей на Ириновском проспекте. Последнее по основным данным Онищенко мог бы и сам выяснить. Не поленившись, Онищенко съездил сначала на Ириновский, где узнал, что Селиванова ни в чем криминальном замечена не была и работает наладчицей на Кировском заводе, а сейчас – в отпуске. Онищенко опять завел покладистую «Ниву» и поехал в Ландышево.
Гражданка Селиванова, узнав, по какому поводу он приехал, очень огорчилась, но держала себя в руках. Она сказала, что готова встретиться в Кошатниковым в любых условиях. Онищенко даже удивился. По его мнению, Селиванова, конечно, красотой не блистала, но была женщина вполне приятная, и мелкий нагловатый подросток, смахивающий на злую крысу, ей вроде без интереса. На всякий случай Онищенко напомнил ей, что Кошатников подозревается в убийстве и, более того, готов сознаться в нем, если ему разрешат свидание с Селивановой.
– Привозите,– грустно сказала хозяйка дачи.– Не бойтесь, я ему ничего плохого не сделаю.
«Какая женщина, однако!» – подумал Онищенко, который боялся, в первую очередь, за Селиванову.
В общем, сладилось. Кошатникова привезли в Ландышево, надели две пары наручников – на руки и на ноги – и ввели в дом. Пятеро милиционеров и сам Онищенко расположились вокруг дома так, чтобы наблюдать за дверьми и окнами. Селиванову предупредили, чтобы, если что,– кричала.
Ровно через три часа Кошатников появился в дверях. Наручники он держал в руке, а Селиванова, целая и невредимая, только взлохмаченная, стояла у него за спиной.
Договор Кошатников честно выполнил. Захоронки показал, подробно расписал, как убивали Суржина и Куролестова. Правда, утверждал, что сам лишь несколько раз ударил Куролестова. Убивал Пархисенко. С помощью тех, кого лидер потом прикончил. Чувствовалось, что на эту дорожку записывал адвокат. Онищенко подозревал, что Кошатник врет. И Логутенков подозревал, что подследственный не вполне откровенен. Но врал Кошатников гладко и, в общем, удобно для следствия. И светило юному сатанисту соучастие и ношение оружия. В общем, не так уж много, учитывая его несовершеннолетие.
А вот соучастие в убийстве Пархисенко Кошатников не признал. Но, услышав о том, как убили его лидера, выразил полное одобрение. Про ножик же свой, который нашли в котельной, сказал, что резал им исключительно хлеб и колбасу, а не людей. Возразить на это было нечего. Следов крови на ноже не было. Впрочем, по поводу Пархисенко Онищенко не очень наезжал. Он не был до конца уверен, что Мучников причастен и к убийству Суржина с Куролестовым, а уж насчет Пархисенко опер нисколько не сомневался. Кошатникову, в случае задержания Шамана, терять особо нечего, поскольку у него и нет ничего. А вот Мучникову что терять – есть. И рубят концы обычно не снизу, а сверху. Если задержанный Шаман сдает Кошатникова, это ему ровно ничего не дает, скорее наоборот. А за показания против Мучникова или – помечтать не вредно! – против Кренова Пархисенко могла бы и поблажка выйти. По-всякому бывает.
Но Мучников молчал, как рыба.
Глава пятнадцатая
Пока Онищенко с Павловым кололи пойманных сатанистов, лидер тобольской группировки Абрек без малейшего противодействия взял под себя бывшую команду Трубы. Вместе с территорией, разумеется.
Правда, это наложило на него и определенные обязанности. Например, утилизацию покойников, коих насчитывалось шесть. Сам Труба, Веня Кубанский и еще четверо стрелков. Абрек поговорил с теми, кто уцелел, и узнал, что стрельбу начал противник, ни с того ни с сего подстрелив Трубу. Озадаченный Абрек привез прозектора, и тот извлек из трупа три пули: две автоматные и одну винтовочную – из бедра. По словам очевидцев, выстрела никто не слышал, а Труба неожиданно схватился за бедро и упал. И после этого Кубанский расстрелял Гунина.
Пуля, извлеченная из бедра убитого, тоже оказалась интересной: со стальным сердечником. Именно такую пулю содержит специальный снайперский патрон, который существенно улучшает кучность при стрельбе из СВД.
Ни велесовские, ни сатанисты, побитые на стрелке, использовать такой патрон не могли. Смысла не было – на ближней дистанции обычный «калаш» эффективнее раз в десять.
Абрек, заинтересовавшийся нестыковкой, попросил Митяева съездить за город и присмотреться. Ласковин, по собственной инициативе, составил другу компанию.
Солнышко уже высушило кровь на месте побоища. Трупы, естественно, увезли. Остался только посеченный пулями и осколками микроавтобус, который спихнули к обочине.
Митяев огляделся и решительно направился к загадочному для горожанина сооружению – то ли хлеву, то ли длинному сараю метрах в пятистах от дороги. Ласковин последовал за ним.
В сооружении имелись запертые ржавой балкой ворота и маленькая, болтавшаяся на одной петле дверца. На фасаде, под самой крышей, наличествовало единственное окошко треугольной формы.
Внутри сооружения пахло навозом и сеном и, несмотря на отсутствие окон, было довольно светло: те, кто сколачивал сараюху, не слишком старались, подгоняя доски.
На чердак вела лестница, так сказать, садового типа – две палки с поперечными перекладинами. Николай осторожно вскарабкался наверх. Ласковин последовал за ним без опаски. Если конструкция выдержала стокилограммового Митяя, то под Андреем точно не сломается.
Наверху было заметно темнее.
Митяев сразу направился к окошку, присел на корточки.
