Черная Мария - Бонансинга Джей (читать книги полностью TXT) 📗

— Софи! Оцнись зе! Надо спасать Лукаса!

Похоже, она стала понемногу приходить в себя. Вяло ткнув пальцем в сторону лужи на полу, она едва слышно произнесла:

— Он... хотел... заставить... меня... уснуть, но... я... справилась. Сунула палец в горло... а потом нашла в кармане бензедрин...

— Софи, послусай!

Ее глаза все еще были мутными.

— На бензедрине машину вести проще...

— Софи! Лукас отцепил кухню от поезда!

Ее глаза прояснились, в них снова засветилась жизнь.

— Он — что сделал?!

— Он отцепил кухню. И там остался!

— О Боже! — пробормотала Софи, пытаясь подняться на ноги. — Анхел, помоги!

У нее тут же закружилась голова, и ее отбросило к стене. Ноги дрожали и подгибались, к горлу подступала отвратительная дурнота.

Анхел помог ей встать, и они вдвоем направились к двери, но Софи внезапно остановилась. В замутненном еще мозгу прозвучало какое-то предостережение. За многие годы у нее развилось шестое чувство — чувство времени. Оно возникло из постоянной борьбы за график. Битвы с часами. На каждой автозаправке, весовой станции или в закусочной Софи всегда интуитивно чувствовала, сколько они могут потратить времени. Сейчас ее внутренний будильник трезвонил не смолкая. Она знала, что осталось всего несколько минут, чтобы вытащить Лукаса из ловушки.

Крепко ухватившись за рубашку Анхела, она спросила:

— Подожди... подожди минуточку. Ты сказал, он отцепился от поезда?

Анхел быстро кивнул.

— Тогда нам остается только одно.

Софи потащила Анхела в другую сторону. К голове поезда.

К тепловозу.

29. Добро пожаловать в ад

Лукас ожидал приступа жара и боли, но происходило что-то другое.

Ему вспомнилось, как он однажды на разгрузке говяжьих полутуш случайно запер себя внутри рефрижераторного фургона. Ничего особенно страшного не произошло. Через несколько секунд бригадир заметил и выпустил его наружу. Но те мгновения дикого страха, когда Лукас случайно толкнул дверь и услышал, как лязгнул автоматический запор, занимали теперь почетное место в его кошмарах. Внезапный ужас, усиленный морозным воздухом. И сердце будто схватили ледяными пальцами.

И вот теперь тот же холодный ужас охватывал его в этом катящемся по инерции вагоне.

Онемение началось с кистей рук, как от уколов новокаина. Оно усиливалось. Суставы захрустели, как храповики. Пальцы заныли от холода. Лукас взглянул на стены вагона — они покрывались инеем. Бледный свет сочился сквозь щели, и Лукасу стал виден пар от его собственного дыхания.

Вскочив на ноги, он отбросил в сторону пустой ящик, на котором сидел. Он попробовал сделать глубокий вдох, но холод сдавил ему горло. Он закашлялся. Тоненькая струйка крови брызнула ему на грудь. Ноги сводило, будто стянутые ледяными тросами. Он перестал чувствовать собственную спину. Тогда он начал бегать по вагону, стараясь согреться в убийственном холоде, и истертые доски прогибались под его башмаками.

Вагон продолжал замедлять ход.

Лукас стал молиться.

Он никогда не был особо верующим. Детство, проведенное на грязных задворках Лос-Анджелеса, почти убило в нем веру в Господа Всемогущего и Милосердного. Он просто не мог понять, почему этот Большой Босс Наверху обращается с хорошими людьми как с дерьмом. Со всем почтением к верующей матушке Лукасу было наплевать на Бога, поскольку и Богу было наплевать на Лукаса. Даже после всех невероятных событий последних суток, со всем бредом старого Флако насчет Апокалипсиса и скороговоркой Мило о потустороннем мире, до него еще не совсем дошло, что он может черпать силы в своей вере. Но в нем циркулировал могучий ток. Текучий и неизменный, он исходил из глубин его души. Это была сущность Лукаса. Источник его духа. Та не имеющая названия внутренняя область, где он более всего был человеком.

Его собственный вид магии.

«Я готов встать с тобой, зараза, лицом к лицу, потому что готов умереть за свою семью, за своих друзей, и мне не жаль отдать за них свою жалкую жизнь, потому что я и так слишком долго убегал...»

Снаружи загрохотало.

Лукас разлепил глаза. Кто-то бешено выламывал ржавый запор двери. Сквозь крошечное окошко Лукас видел лишь впившуюся в металл неясную тень. Дверь тряслась и ходила ходуном, петли скрипели и гнулись.

Потом последовал первый удар. Громкий, как удар тарана. Дверь выгнулась, словно консервная банка, чуть не вырвав петли. После второго удара от двери отскочил тяжелый навесной замок, но она все еще держалась на массивной задвижке. От третьего удара затрясся весь вагон.

Снаружи раздался яростный вой, словно у вагона собралась целая стая голодных бешеных псов. Лукас задрожал от накатившей яростной волны холода. Стиснув зубы, он отшатнулся в глубь вагона и закрыл уши ладонями. Вой был невыносим. Режущий, металлический, безжалостный. Миллион остервенелых баньши. Окна под потолком вылетели от резонанса.

К этому времени вагон двигался уже со скоростью не больше двадцати пяти миль в час.

Лукас лихорадочно молился. «Если тебе нужен жертвенный агнец, гадюка, то я здесь, и я готов умереть, потому что больше не буду убегать...»

Будто подстегнутое его молитвой, ужасное существо принялось громить вагон. Вспрыгнув на крышу, дико шатаясь, оно искало отверстие. Брешь. Дорогу внутрь. Потолок трещал и прогибался под ударами, сквозь образовавшиеся щели сочился бледный рассвет. Воздух стал таким леденящим, что казался хрустальным.

...ее взгляд упал на чернокожего мужчину... память всколыхнулась... память о другом молодом парне... Такие же непокорные глаза... сильный подбородок, широкие плечи...

Томас...

...это слово было ядом на ее губах... запах яда из прошлого... роса на траве... аромат цветущих магнолий... запах его пота... сладкий и густой, словно персиковый ликер...

...усиливающий ее магию...

— ЗАЧЕ-Е-ЕМ? — зашипел безумный голос за спиной Лукаса. С трудом повернувшись, он увидел в дверном проеме своего врага.

Он был похож на глубокую старуху.

Лукас попытался отойти от нее.

И ушел недалеко. Неловко зацепившись ногой за ногу, он повалился на пол. Прополз чуть вперед и оглянулся через плечо.

Она выла, стоя в дверях, широко открыв страшный беззубый рот, из которого валили клубы пара. Трясущиеся контуры перекрывали свет. Одетая в заляпанную засохшей кровью пелерину с оборками, она была похожа на окровавленную тряпичную куклу, сделанную из сломанных палок. Внутри нее, свободно перекатываясь, лязгали кости.

Охваченный безотчетным ужасом, Лукас судорожно думал лишь об одном: как бы ему убежать, уползти, скрыться от этого чудовища.

Он попытался встать на ноги.

Старуха метнулась к нему, схватила за лодыжку и снова сбила на пол. Страшная боль, пронзившая ногу, лишила его способности мыслить. Скрюченные пальцы с длиннющими когтями вонзились в лодыжку. Как слесарные тиски. Старуха согнулась и стала похожей на чудовищную уродливую обезьяну. Глаза ее полыхнули яростным огнем, губы растягивались в безобразной улыбке. Ее правая рука почернела. Сморщенная и обезображенная старостью, она теперь была точно такой, как высохшая рука ее покойного отца, рука Славы. Светящаяся внутренним антисветом. Корень всей жестокости, боли, насилия и зла!

Внезапно Лукас понял, что это за старуха. Проклятая старая ведьма! Ванесса Дега! Сука, что все это устроила. Сделала при помощи своей магии, при помощи отцовской руки!

Сморщенная ведьма пронзительно завопила:

— _Ты не предашь меня более, Томас!_

— Отстань от меня, чертова ведьма!!! — крикнул в ответ Лукас, пытаясь вырваться из ее цепких рук. Но старуха только еще сильнее сжала его ногу. Невыносимая боль пронзила Лукаса.

— _Отмщение, говорит Господь!_

И ударила.

От удара у Лукаса перехватило дыхание.

Внезапно его мозг наполнился странными ощущениями... вонь застарелой мочи... приглушенный звон церковных колоколов... желтые пятна тяжелой болезни на больничных простынях...