Дьюма-Ки - Кинг Стивен (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗

xiii

Следующим утром я присоединился к Уайрману и Элизабет за кофе на мостках у «Эль Паласио». Отправляясь в путь, я уже не принимал ничего, кроме аспирина, и мои Великие береговые прогулки превратились из испытаний в удовольствие. Особенно после того, как потеплело.

Элизабет сидела в инвалидном кресле, поднос усыпали кусочки пирожного, которое она ела на завтрак. Я решил, что Уайрману удалось влить в неё немного апельсинового сока и полчашки кофе. Элизабет смотрела на Залив, во взгляде читалось суровое осуждение, и этим утром она больше напоминала Блая, [115] капитана «Баунти», чем дочь дона мафии.

— Buenosdias, mi amigo, [116] — поздоровался Уайрман. Повернулся к Элизабет: — Это Эдгар, мисс Истлейк. Пришёл сыграть в семёрки. [117]

— Хотите поздороваться?

— Моча-говно-голова-крыса, — сказал она. Я так думаю. В любом случае обращалась она к Заливу, всё ещё тёмно-синему и по большей части спящему.

— Как я понимаю, она по-прежнему не в форме, — заметил я.

— Да. С ней такое случалось и раньше, а потом наступало просветление, но в такой маразм она ещё никогда не впадала.

— Я никак не привезу ей какие-нибудь мои картины. Чтобы она посмотрела на них.

— Сейчас в этом смысла нет. — Уайрман протянул мне чашку чёрного кофе. — Держи. Подними себе настроение.

Я отдал ему конверт с типовым контрактом. Пока Уайрман вытаскивал его, я повернулся к Элизабет:

— Вы бы хотели, чтобы я почитал вам сегодня стихи? Ответа не последовало. С окаменевшим, хмурым лицом она смотрела на Залив. Капитан Блай, который вот-вот отдаст приказ привязать кого-то к фок-мачте и отстегать кнутом. Без всякой на то причины я спросил:

— Ваш отец был ныряльщиком, Элизабет?

Она чуть повернулась, её повидавшие жизнь глаза сместились в мою сторону. Верхняя губа поднялась в собачьем оскале. На мгновение (короткое, но мне оно показалось долгим) я почувствовал, что на меня смотрит другой человек. А может, и не человек. Существо, которое как носок носило старое, рыхлое тело Элизабет Истлейк. Моя правая рука сжалась в кулак, и опятья ощутил, как несуществующие, слишком длинные ногти впились в несуществующую ладонь. Потом Элизабет вновь уставилась на Залив, одновременно ощупывая поднос, пока её пальцы не нашли кусочек пирожного, а я называл себя идиотом, которому давно пора взять под контроль разгулявшееся воображение. Какие-то странные силы здесь, безусловно, действовали, но не следовало каждую тень считать призраком.

— Был, — рассеянно ответил мне Уайрман, раскрывая контракт. — Джон Истлейк был эдаким Рику Браунингом… ты знаешь, это тот парень, что сыграл в фильме «Тварь из Чёрной лагуны» в пятидесятых.

— Уайрман, ты — кладезь бесполезной информации.

— Да, я такой. Между прочим, гарпунный пистолет её старик не в магазине купил. Мисс Истлейк говорит, что его сделали на заказ. Возможно, ему место в музее.

Но меня не интересовал гарпунный пистолет Джона Истлейка. Тогда — точно не интересовал.

— Ты читаешь контракт?

Он уронил контракт на поднос, посмотрел на меня, смутился.

— Я пытаюсь.

— А твой левый глаз?

— Без изменений. Слушай, нет повода для разочарования. Доктор сказал…

— Сделай одолжение. Прикрой левый глаз. Он прикрыл.

— И что ты видишь?

— Тебя, Эдгар. Одного hompre mue feo. [118]

— Да, да. А теперь прикрой правый. Уайрман прикрыл.

— Теперь я вижу только чёрное. Хотя… — Он помолчал.

— Может, не совсем чёрное. — Уайрман опустил руку. — Точно не скажу. В последнее время я не могу отделить действительное от желаемого. — Он сильно помотал головой, волосы заметались, потом хлопнул по лбу ладонью.

— Расслабься.

— Тебе легко говорить! — Какое-то время он молчал, потом взял из руки Элизабет кусочек пирожного, начал её кормить.

Когда кусочек благополучно исчез во рту, повернулся ко мне. — Ты присмотришь за ней, пока я кое-что принесу?

— С радостью.

Он убежал по мосткам, и я остался с Элизабет. Попытался скормить ей оставшиеся кусочки пирожного, и она ела с моей руки, неуловимо напоминая кролика, который жил у меня, когда мне было семь или восемь лет. Звали его мистер Хитченс, теперь уж и не знаю почему… память — штука забавная, не так ли? Прикосновения старушечьего беззубого рта неприятных ощущений не вызывали. Я погладил её по голове — там, где жесткие, даже грубые волосы тянулись к пучку на затылке. У меня мелькнула мысль, что Уайрман каждое утро расчёсывает эти седые волосы, а потом собирает их в пучок. Что Уайрман скорее всего одевал её этим утром, начиная с памперса — потому что в таком состоянии обходиться без него она не могла. Я задался вопросом, думал ли он об Эсмеральде, когда надевал на Элизабет памперс и закреплял липучки. Я задался вопросом, думал ли он о Джулии, когда собирал волосы в пучок.

Я взял с подноса ещё один кусочек пирожного. Она тут же открыла рот… но я замялся.

— Что лежит в красной корзине для пикника, Элизабет? Той, что на чердаке?

Она вроде бы задумалась. Попыталась вспомнить.

— Старые трубки для ныряния. — Она пожала плечами, помолчала. — Старые трубки для ныряния, которые нужны Ади. Стрелять! — И расхохоталась. Хрипло, как ведьма. Я докормил её — один за другим отправил в рот все кусочки пирожного — и больше вопросов не задавал.

xiv

Вернулся Уайрман с диктофоном. Протянул его мне.

— Не хочется просить тебя надиктовывать контракт на плёнку, но другого выхода нет. К счастью, там всего пара страниц. Мне бы хотелось получить его во второй половине дня, если это возможно.

— Возможно. И если мои картины действительно будут продаваться, ты получишь комиссию, друг мой. Пятнадцать процентов. И за юридическую помощь, и за поддержку таланта.

Он снова сел в шезлонг, смеясь и постанывая одновременно.

— Господи! Стоило мне подумать, что ниже мне уже не пасть, как я становлюсь грёбаным агентом таланта! Извините, что выражаюсь при вас, мисс Истлейк.

Она и не заметила, продолжала строго смотреть на Залив, где (далеко-далеко, на пределе видимости) танкер шёл на север к Тампе. Он тут же меня очаровал. Так уж на меня действовали суда в Заливе.

Потом я заставил себя повернуться к Уайрману.

— Всё это твоих рук дело, так что…

— Ты несёшь чушь!

— …поэтомуты должен встать со мной плечом к плечу и, как положено мужчине, взять свою долю.

— Я согласен на десять процентов, и, возможно, это очень много. Соглашайся, мучачо, а не то мы начнём обсуждать восемь.

— Хорошо. Пусть будет десять. — Я протянул руку, и мы закрепили договорённость рукопожатием над усыпанным крошками подносом Элизабет. Диктофон я убрал в карман.

— И дай мне знать, если почувствуешь изменения в своём… — Я указал на его красный глаз. Уже не такой красный, как прежде.

— Разумеется. — Он поднял контракт. В крошках от пирожного Элизабет. Стряхнул их, отдал контракт мне, наклонился вперёд, зажав руки между колен, всмотрелся в меня поверх необъятной груди Элизабет.

— Если мне сделают рентген, что покажет снимок? Что пуля уменьшилась? Что она исчезла?

— Не знаю.

— Ты всё ещё работаешь над моим портретом?

— Да.

— Не останавливайся, мучачо. Пожалуйста, не останавливайся.

— Я и не собираюсь. Но не слишком уж надейся, хорошо?

— Постараюсь. — Тут его осенило, и, как ни странно, он высказал примерно те же опасения, что и Дарио: — Как, по-твоему, что случится, если молния ударит в «Розовую громаду», и вилла сгорит вместе с моим портретом? Как думаешь, что тогда будет со мной?

Я покачал головой. Не хотел об этом думать. У меня возникло желание спросить Уайрмана, можно ли мне подняться на чердак «Эль Паласио» и поискать одну корзину для пикника (она была КРАСНОЙ), но я решил этого не делать. В том, что она там, я не сомневался. Но не было уверенности, хочу ли я знать, что в ней находится. На Дьюма-Ки творилось что-то странное, и, похоже, я мог утверждать, что доброго и хорошего в этих странностях было мало. Мне не хотелось с ними связываться. Если их не ворошить, думал я, может, и они не почтут меня своим вниманием. Ради мира и покоя на острове я намеревайся отправить большую часть написанных картин на материк. Намеревался их продать — если бы нашлись люди, которые захотели купить мои картины. Окончательное расставание с ними не вызвало бы у меня никаких эмоций. Когда я работал над ними, их соединяла со мной невидимая пуповина, но после последнего мазка они значили для меня не больше мозольных полукружий, которые я иногда счищал пемзой с больших пальцев ног, чтобы ботинки не начинали жать в конце жаркого августовского дня на какой-нибудь стройплощадке.