Гиблое место - Кунц Дин Рей (чтение книг txt) 📗
Шейка у Ревекки Солфрант оказалась хрупкая, а кровь соленая. Приключение Золту понравилось. Это же так увлекательно – проникнуть в чужой дом без разрешения и чтобы хозяева не заметили. Они спокойно спали в соседней комнате, и Золт, убив девчонку, упивался собственным могуществом. Еще бы: такой маленький, а сумел-таки преодолеть все препятствия и отомстил за мать. Теперь в семье Поллард, можно сказать, появился настоящий мужчина. Приятно сознавать, что убийство не только доставило тебе наслаждение, но и покрыло тебя славой.
С тех пор мать вновь и вновь призывала его к отмщению.
На первых порах его жертвами становились только детишки. Чтобы полиция не догадалась, что убийства совершает один и тот же человек, он не всегда пускал в ход зубы. А иногда, прихватив малыша, телепортировался подальше от этого дома, и найти тело уже не удавалось.
Но, если бы недруги Розелль жили только в Санта-Барбаре и окрестностях, полиция все равно не углядела бы связь между убийствами. Однако частенько гнев матери обрушивался на жителей отдаленных городов и штатов – на людей, о которых ей случалось прочесть в газете или журнале.
Особенно запомнилась Золту одна семья из штата Нью-Йорк, которая выиграла в лотерею миллион долларов. Мать почему-то решила, что вместе с выигрышем к ним попала часть денег из кармана Поллардов и такие стяжатели подлежат уничтожению. Четырнадцатилетний Золт ничего из объяснений матери не понял, но и не усомнился в ее правоте. Он свято верил каждому ее слову, как же можно было ослушаться? Перенесясь в Нью-Йорк, он убил всех пятерых членов семьи, а дом, в котором оставались трупы, сжег дотла.
Стоило матери утолить жажду мести, с ней всякий раз происходило одно и то же. Сразу после убийства она ликовала и принималась строить радужные планы. Для Золта готовилось какое-нибудь редкое лакомство, при этом из кухни доносилось мелодичное пение матери. Она то бралась шить новое лоскутное одеяло, то затевала какое-нибудь хитрое рукоделие. Но проходил месяц, и радость угасала, как лампочка, подключенная к реостату. Стряпня и рукоделие были забыты, мать снова заговаривала о негодяях, из-за которых она, а значит, и вся семья Поллард терпят лишения. Еще полмесяца-месяц – и мать намечала новую жертву, и Золту опять надлежало исполнить ее волю. Поэтому разделываться с врагами ему приходилось не более шести-семи раз в год.
Розелль это вполне устраивало. Розелль – но не Золта. С годами утолять жажду человеческой кровью вошло у него в привычку, а подчас эта жажда становилась нестерпимой. Он снова и снова порывался испытать трепет, который вызывала у него охота, он тянулся к кровавым приключениям, как алкоголик тянется к бутылке. Да и как удержаться от убийства, если все вокруг только и думают, как бы досадить обожаемой матери? И Золт убивал все чаще и чаще. Враги были всюду: кто посягал на ее здоровье, кто намеревался обобрать. Временами на, нее нападал безумный страх, она велела сыну задернуть шторы, спустить все жалюзи, запереть все двери, даже забаррикадировать их стульями и прочей мебелью, чтобы не ворвались враги. Правда, враги так и не появлялись, но кто их знает, может, они хотели напасть, да раздумали. В такие дни мать была сама не своя. Она твердила, что от недругов житья не стало, что, как бы ни старался Золт, защитить ее ему все равно не под силу. Он умолял, чтобы она позволила показать, на что он способен, но мать не разрешала. "Меня уже никто не спасет", – добавляла она.
Тогда-то Золт и начал вместо охоты на людей, которая была в такие дни под запретом, охотиться на мелкую дичь по каньонам. Но даже после самой удачной охоты он оставался недоволен: кровь диких зверюшек не шла ни в какое сравнение с людской.
Окунувшись в воспоминания, Золт затосковал. Он встал с кресла и принялся нервно ходить по комнате. Гардины были отдернуты, и он с растущим любопытством вглядывался в ночь за окнами.
Упустив Фрэнка и незнакомца, объявившихся возле дома, досадуя на Лилли, стычка с которой приняла столь неожиданный оборот, Золт не находил себе места. В гневе он готов был убить первого же врага семьи, какой подвернется под руку. Но врагов не видать, и ему придется либо уничтожить невинного, либо довольствоваться зверюшками из каньона. Навлечь на себя немилость матери, наблюдавшей с небес, было боязно, а у пугливых зверюшек такая жидкая кровь.
Ярость и жажда росли с каждой минутой. Они толкали Золта на опрометчивые поступки, в которых он наверняка будет раскаиваться, – поступки, из-за которых он на время лишится материнского расположения.
Но не успел он пуститься во все тяжкие, как его спасло появление настоящего врага.
Чья-то рука коснулась его затылка.
Золт мгновенно обернулся. Рука отдернулась.
Никого. Рука невидима.
Вот как. Повторяется история, приключившаяся вчера в каньоне. К нему вновь привязалось существо с необычными психическими способностями. Но если этот дар достался чужаку, не принадлежащему к семье Поллард, значит, это враг, его следует отыскать и уничтожить. Нынче днем Золт уже несколько раз чувствовал, как невидимка робко тянется к нему, но прикоснуться не решается.
Золт вернулся в кресло и стал ждать. Отчего же не подождать, если ему вот-вот снова представится случай встретиться с настоящим врагом?
Прошло несколько минут. И снова легкое, неуверенное прикосновение. И снова рука отдернулась.
Золт ухмыльнулся. Он принялся раскачиваться в кресле, мурлыча под нос одну из любимых песенок матери.
Не зря он вынашивал в душе пламя гнева. Теперь оно пылало все ярче. А когда робкий гость совсем осмелеет, пламя будет полыхать уже в полную силу и испепелит наглеца.
Глава 49
Часы показывали десять минут седьмого. В дверь позвонили. Фелина Карагиозис, конечно же, ничего не услышала, но в каждой комнате по углам замигали красные лампочки. Такой сигнал и глухой заметит.
Фелина вышла в прихожую и выглянула в окошко возле двери. Это пришла соседка Элис Каспер. Фелина сняла цепочку и отперла дверь.
– Салют, мать.
"Прическа у тебя – загляденье", – знаками показала Фелина.
– Че, правда? Я тут зашла подстричься, а парикмахерша говорит: "Вам как – только подровнять или соорудим чего-нибудь помоднее?" Эх, думаю, была не была. Я ведь еще хочу мужикам нравиться, рано мне еще в старухи-то записываться, правда?
Элис стукнуло тридцать пять, она была пятью годами старше Фелины. Вместо неизменных белокурых локонов на голове у нее красовалось что-то более современное. Теперь ей придется тратить на уход за волосами целую уйму денег. И все-таки новая прическа ей очень к лицу.
"Заходи. Выпить хочешь?"
– Еще как. Тем более сейчас. Но мне нельзя: к мужу родичи приехали, придется развлекать. Пока не знаю, то ли в картишки с ними перекинуться, то ли перестрелять к чертовой матери. Посмотрю на их поведение.
Из всех знакомых Фелины только Элис понимала язык глухих – если, конечно, не считать Клинта. Беда в том, что на глухих окружающие, как правило, смотрят косо, хотя никто в этом и не признается. И ничего удивительного, что других подруг, кроме Элис, у Фелины не было. Фелина тяготилась этой дружбой, ее сближало с соседкой лишь то, что сын Элис тоже был глухой от рождения – из-за сына она и выучила язык глухих.
– Я чего зашла-то. Звонил Клинт, просил передать, что задерживается на работе. Вернется часам к восьми. И давно он завел такую моду?
"Им поручили серьезное дело. Приходится работать допоздна".
– Хочет повезти тебя куда-нибудь поужинать. Говорит, денек выдался – обалдеть можно. Небось из-за этого самого дела. Да уж, с мужем-детективом не соскучишься, верно? А он у тебя еще такой ласковый. Везет тебе, мать.
"Да. Ласковый – это верно".
Элис расхохоталась.
– Я и говорю. Но, если он еще раз проторчит на работе допоздна, скажи, что ужином в ресторане он не отделается. Пусть гонит бриллианты.
