Морф - Клименко Анна (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
…Она сидела в кресле, маленькая и хрупкая как птичка, сцепив пальцы на острой коленке и чуть склонив голову к плечу. На бледных губах играла странная, жалкая улыбка, говорящая — милый Хаэлли, я все понимаю. И знаю, что тебе неприятно находиться рядом со мной, но ничего не могу изменить, а потому и ты прояви снисхождение, терпимость к тому существу, которым я стала. Хаэлли хотелось прижать ее к себе, так крепко, чтобы она почувствовала — никогда он не оттолкнет ее, никогда не причинит боль… Но он прекрасно понимал, что Ирбис Валле лучше не прикасаться к эльфу, а потому продолжал нервно расхаживать из угла в угол. Мальчишку Ирбис выдворила, заявив, что ей нужно побыть наедине со старым другом и многое ему объяснить.
— Ты нам поможешь, Хаэлли? — тихо и беспомощно спросила Ирбис, — я боюсь, что мы не справимся.
— Ты хочешь спасти человека, который сотворил с тобой все это? — Хаэлли отказывался понимать этих странных авашири.
— Он думал, что так будет лучше, — ровно и безжизненно заметила девушка, — не надо его винить.
— То, что он сделал… это… — Хаэлли с трудом подбирал слова, — это просто неописуемо!
— Он сказал, что дал мне возможность вернуться.
— Ни одного человека не подпустят к Крипте, — эльф запоздало понял, что сболтнул лишнего. Острые плечи Ирбис опустились, губы задрожали. — Прости, но это так.
— Мне уже все равно, — она гордо вздернула подбородок, — я должна его спасти. Я должна исправить то, что сама же и натворила, понимаешь? Это моя вина, моя!
— Ты хочешь исправить содеянное или спасти лекаря? — уточил Хаэлли.
Ирбис не ответила и опустила глаза.
Все оказалось еще хуже, чем Хаэлли себе представлял.
— Гверфина лучше оставить здесь, — пробормотал он, чтобы сменить тему, — брать его неразумно и, полагаю, ты это понимаешь.
— Он ни за что не останется, — Ирбис покачала головой, — пусть это и неразумно, но Гверфин все равно потащится за нами. Боюсь, что он уже все решил…
И тут же, захлопав ресницами, поинтересовалась:
— Хаэлли, а ты знаешь, как убить морфа? Ты можешь это сделать?
— Именно для этого и нужны охотники, — сухо ответил он.
— Как здорово! — Ирбис взирала на него с непритворным восхищением, — значит, народу великого леса известно, как уничтожить то, что не имеет формы?
— Известно, — откликнулся эхом Хаэлли и умолк. Ему не хотелось раньше времени вдаваться в подробности и объяснять Ирбис Валле, что, скорее всего, никто из них уже не вернется из Приграничья.
Но Хаэлли не было страшно. Пугает неизвестность, а он самого детства знал, что все рано или поздно возвращаются под своды Крипты. А еще Хаэлли знал, что эльф — это воплощенный свет со всеми вытекающими последствиями: когда света слишком много, он может причинять боль.
Глава 14. Грань мира
…Талисман Ирбис, как ни странно, работал даже здесь, в месте, где по идее не должны действовать законы покинутой сферы. Наверное, было бы правильным сорвать его и медленно умереть — после заклинания в тысячу звеньев именно это и должно произойти с магом без поддержки коллег — но запястья немилосердно стягивали кожаные ремни, а веревки тянулись к стенам, так что он мог лишь немного опустить руки, но никак не дотянуться до шеи. Он понятия не имел, сколько уже простоял вот так посреди низкого и душного подземелья. Позвоночник разрывался от боли, как будто в него методично и последовательно воткнули сотню раскаленных игл, и конца краю этому не было видно. Исцеляющий талисман восстанавливает организм. Но — увы! — не избавляет от боли в спине или затекших от неудобной позы плечах.
А на самом деле Шерхем Виаро уже давно смирился с тем, что получит сполна за все… и за всех тех, кто не дожил до этого чудного мгновения. Оставалось только гадать, почему выбрали именно его, а не, к примеру, Арниса. Улли вообще легко отделался, может быть, даже не успел понять, что происходит.
…С того момента, как Шерхем пришел в себя и понял, что морф почему-то не убил его перед приграничьем, в подземелье ничего не менялось. Разве что воздух становился все более спертым, и к боли в позвоночнике прибавилось легкое головокружение. В каменную кладку был ввинчен железный штырь, на него, в свою очередь, насажен паучий кокон размером с человеческую голову, источающий призрачный белый свет. Сгорая, он медленно таял, гулко и мягко роняя на пол тяжелые капли неведомой субстанции. А еще здесь была дверь, маленькая и низкая, обитая позеленевшими бронзовыми полосами. Шерхем временами поглядывал на нее, все ожидая, когда в замке провернется ключ, но морфы не торопились: или были слишком заняты своими делами, или попросту ждали, когда пойманная и растянутая на веревках добыча начнет стенать и умолять о пощаде. Последнего, впрочем, Шерхем не собирался делать ни при каких условиях, точно так же, как в свое время не уступил собственному монарху.
Все, что ему осталось — ждать и вспоминать. Потерянного щекастого карапуза и жену, чей облик за долгие годы стал расплывчатым и неясным. Дурака-короля, который почему-то возомнил, что, убивая близких людей, он заставит непокорного лекаря преклонить колена перед его милостью. Эльфика, появившегося у костра промозглой осенней ночью, Улли Валески, рыжего паренька с перепуганными глазами, элегантного Арниса Штойца, только что прибывшего из Карьена и презрительно осматривающего старые стены Снулле, тысячи зеленокожих воинов, которых накрыло незримое облако смерти, содрогание сферы, двух паукообразных существ, замерших в центре нарисованной Улли звезды…
Они ведь не сразу поняли, что это морфы. Это были два огромных, отвратительного вида паука. Обожженные и израненные, твари неподвижно замерли на обугленной земле, и тогда они с Арнисом, не обменявшись ни единым словечком, вдруг решили, что такую мерзость лучше уничтожить сразу. Они воспользовались талисманом Валески, ударили по иномирцам волной огня, но она почему-то не испепелила их, как ожидалось. Пауки верещали и носились по полю как два факела, а потом внезапно начали распадаться, превращаясь в облако невесомых мыльных пузырей… Так не за это ли он расплачивается все эти годы?
Шерхем невольно вздрогнул, когда заскрипел проворачиваемый в замке ключ. Горящие пауки, семенящие по неприветливой, обожженной заклинанием земле. Мда. Хороши же они были тогда, и он, и Арнис, но кто ж признает свои ошибки? Такова природа человека, и с этим ничего не поделаешь.
В приоткрывшуюся дверь бесшумно проскользнул первый морф, и Шерхем до боли прикусил губу, чтобы не заорать от ужаса. Нет, это был не паук: в темное подземелье ступила хрупкая, изящная девочка лет десяти. Прямые черные волосы волной стекали по узким плечам, по белоснежной ткани легкого платья, на талии перетянутого широким вышитым поясом. И — глаза. Исключительно эльфийские по форме, с алой, будто напитанной кровью радужкой. За ней, неторопливо шагая, порог переступил мальчик: все то же изумительной красоты лицо, черные волосы, белые одежды. Они казались… нет, они были детьми, невинными детьми, и это пугало гораздо больше, чем ядовитая слизь на волосатых паучьих лапах.
«Невинность не знает пощады», — всплыли в сознании сказанные когда-то и кем-то простые слова, и Шерхем тепло улыбнулся двум существам в белом. В общем-то, он давно был готов к этой встрече.
— Ну что, поговорим? — усмехнулся мальчик, поигрывая связкой ключей.
— Поговорим, — согласился лекарь, — отчего бы не поговорить со столь… приятными созданиями?
— Посмотри на нас, — спокойно и строго, без тени насмешки или издевки сказала девочка, — здесь мы можем принять истинную форму. Такими мы были, когда по твоей милости очутились за пределами своей жизни. Такими и остались, возвращаясь, потому что время не властно над существами извне. Надеюсь, ты готов ответить за то, что с нами сделал?
— Если вы хотите извинений, то извольте. Я прошу прощения за то, что невольно выдернул вас из вашего мира, — Шерхем спокойно смотрел в алые глаза мальчишки, — к слову, сколько вам лет?
