Регуляторы - Кинг Стивен (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
— Рут-рут-рут!
— ЗАТКНИСЬ, РУГИ! — вопят все хором и смеются.
Вот этого-то смеха Ким Геллер, психика которой уже дала сбой, не выдерживает. Она поднимается с пола и широким шагом идет к сетчатой двери, за которой все еще лежит тело Дебби Росс. По пути кроссовки Ким отбрасывают в стороны фарфоровые осколки гюммельских статуэток, которые с такой любовью собирала Кирсти Карвер. Мерное гудение электрических двигателей сводит Ким с ума. И все же проще думать об этом, чем о наглой негритоске, которая чуть не сломала ей руку и вышвырнула в другую комнату, словно мешок с грязным бельем.
Остальные даже не подозревают о том, что Ким вышла из дома, пока до них не доносится ее голос: “Убирайтесь отсюда! Прекратите это безобразие и убирайтесь! Полиция уже едет сюда!”
При звуке этого голоса Сюзи напрочь забывает о том, как хорошо ощущать на своей груди пальцы Дэйва Рида и как ей хочется увести его наверх и затрахать до беспамятства, чтобы он забыл о смерти брата.
— Мама! — вскрикивает Сюзи и начинает подниматься.
Но рука Дэйва возвращает ее на пол и обвивается вокруг талии, чтобы больше не дать Сюзи подняться. Он уже потерял брата и полагает, что для одного дня этого более чем достаточно.
Давай же, давай, давай, мысленно твердит Одри.., скорее не твердит, а молится. Глаза ее закрыты, руки сжаты в кулаки, остатки ногтей впиваются в ладони. Давай, сработай, сделай то, что надо, уже пора…
— Действуй. — Она даже не замечает того, что уже шепчет вслух Джонни, который поднял голову, услышав голос Ким, и теперь смотрит на Одри. — Действуй же. Ради Бога, действуй!
— О чем это вы? — спрашивает Джонни, но Одри не отвечает.
А Ким уже идет по дорожке к космофургонам, которые припарковались у бордюрного камня. Это единственное место на всей бывшей Тополиной улице, где сохранился бордюрный камень.
— Я даю вам последний шанс. — Взгляд Ким переходит с одной странной личности на другую. Некоторые в идиотских масках, а один, тот, что за рулем фургона, в костюме робота. Выглядит как увеличенная копия из “Звездных войн”. Другие обрядились в ковбоев, надели форму участников Гражданской войны. Некоторые лица выглядят очень знакомыми.., но сейчас не время думать о таких глупостях.
— Я даю вам последний шанс, — повторяет Ким, останавливаясь как раз в том месте, где бетонная дорожка, проложенная по лужайке Карверов, смыкается с оставшимся куском тротуара. — Убирайтесь отсюда. А не то…
Боковая дверь “Свободы” соскальзывает в сторону, и из космофургона выходит шериф Стритер. В лунном свете поблескивает серебряная звезда, пришпиленная к его жилетке. Он смотрит на Джеба Мердока, своего давнего врага и нового союзника, стоящего на крыше “Мясовозки”.
— Ну, Стритер, — обращается к нему Мер-док, — что скажешь?
— Я думаю, тебе надо прикончить эту крикливую сучку, — с улыбкой отвечает шериф, и оба обрезанных ствола ружья Мердока изрыгают белое пламя. Гремят выстрелы. Мгновением раньше Ким Геллер стояла у тротуара, а теперь ее нет. Вернее, остались кроссовки и в них ступни ног, но вот ни самих ног, ни корпуса, ни головы нет.
А долю секунды спустя что-то шмякается об стену дома Карверов. Словно кто-то выплескивает на нее ведро красной жидкости. Еще не стих грохот выстрелов, а шериф Стритер уже орет:
— Стреляйте! Стреляйте, черт побери! Сотрите их с лица земли!
— Ложитесь! — вновь командует Джонни, зная, что пользы от этого не будет, дом Карверов просто исчезнет, как исчезает под приливной волной выстроенный ребенком песчаный замок.
Регуляторы начинают стрелять. Такого грохота Джонни не слышал даже во Вьетнаме. Должно быть, думает он, так же гремело в окопах под Ипром или когда-то в Дрездене. Шум стоит невероятный, и, хотя Джонни полагает, что должен оглохнуть, он слышит, как рушится дом: ломаются доски, вылетают окна, бьется посуда. Слышит он и крики людей, пусть и очень тихие. Нос забит пороховым дымом. Что-то невидимое, но большое пролетает через кухню над их головами, и тут же большая часть стены обрушивается на землю.
До, думает Джонни, это конец. Может, оно и к лучшему.
Однако события принимают неожиданный оборот. Стрельба не прекращается, но грохот выстрелов начинает стихать, словно кто-то поворачивает регулятор громкости. Это относится не только к выстрелам, но и к свисту снарядов, которые проносятся над головами людей. И происходит все очень быстро. Меньше чем через десять секунд (а может, и через пять) после того, как Джонни уловил изменение уровня шума, наступает тишина. Не слышно и мерного гудения двигателей космофургонов.
Лежащие на кухне люди поднимают головы и смотрят друг на друга. В кладовой Синтия видит, что они со Стивом стали совсем белыми. Синтия подносит руку ко рту и дует. С кожи поднимается белая пыль.
— Мука, — говорит она.
Стив проводит рукой по своим длинным волосам и протягивает ее к Синтии. На его ладони лежат блестящие черные кругляшки.
— Мука — не самое плохое. Мне достались оливки.
Синтия думает, что сейчас засмеется, но не успевает этого сделать. Потому что мгновение спустя ей уже не до смеха.
Из всех тоннелей, которые он прорыл для себя за время правления Тэка, Тэка-Вора, Тэка Жестокого, Тэка-Деспота, этот самый длинный. В определенном смысле Сет воссоздал свой вариант Рэттлснейк номер один. Штольня уходит глубоко в черную землю, которой, как он считает, является его подсознание, а потом поднимается наверх, к самой поверхности, как надежда. В конце штольни окованная железом дверь. Сет не пытается открыть ее, и не из боязни, что дверь заперта. Как раз наоборот. Этой двери он не должен касаться, не завершив подготовку. Выйдя через нее, он не сможет вернуться назад.
Сет догадывается, куда она ведет, и молится о том, чтобы в этом не ошибиться.
Сквозь щели между железными полосами проникает достаточно света, чтобы было видно то место, где он стоит. На стенах фотографии. На одной из них — групповой портрет его семьи. Сет сидит между братом и сестрой. На другой он стоит между тетей Одри и дядей Хербом на лужайке перед домом. Все улыбаются. У Сета, как всегда, отсутствующий вид. Есть еще фотография Аллена Саймса у гусеницы Мисс Мо. Мистер Саймс в каске с надписью “Дип эс”, он улыбается. Такой фотографии не существует, но это не важно. Это место Сета, время Сета, мозг Сета, он украшает его чем хочет. Не так давно здесь висели фотографии мотокопов и персонажей “Регуляторов”, не только здесь, но и по всему тоннелю. Теперь не висят. Они ему больше не нравятся.
“Я их перерос, — думает Сет, — в этом все дело. В свои восемь лет я перерос вестерны и субботние мультсериалы”. Вот главная причина, которой никогда не понять Тэку: в своем развитии Сет поднялся еще на одну ступеньку. Игрушечная Косей Стайлз у него в кармане (когда ему нужен карман, он его себе представляет, это очень удобно), потому что он ее еще немного любит. А остальных — нет. Вопрос в том, сможет ли он вырваться из этих фантазий, которые так щедро сдобрены ядом?
Наступил момент, когда Сету предстоит это выяснить.
Рядом с фотографией Аллена Саймса на стене висит полочка. Такие Сет видел в прихожей Карверов, и они ему очень понравились. Каждая полочка для одной фарфоровой статуэтки. Такую вот полочку Сет создал в своем подсознании. Света достаточно, чтобы увидеть, что на ней стоит: не гюммельские пастушок или пастушка, а игрушечный телефон.
Сет снимает трубку и набирает на пластмассовом диске цифры два, четыре, восемь. Телефон дома Карверов. В ухе раздается гудок.., второй.., третий… Но слышны ли звонки на другом конце провода? Слышит ли их она? Слышит ли их вообще кто-нибудь?
— Давай, — шепчет Сет. Нетерпение переполняет его. Здесь, в подсознании, аутизма у него не больше, чем у Стива Эмеса, или Белинды Джозефсон, или Джонни Маринвилла… Здесь он гений.
Правда, испуганный гений.
— Давай.., пожалуйста, тетя Одри, пожалуйста, услышь.., пожалуйста, ответь…
