Американские рассказы и повести в жанре «ужаса» 20-50 годов - Каттнер Генри (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
Часы над стойкой назойливо тикали. На улице поднимался ветер, разрывая плотное покрывало тумана в клочья. Сэр Гай и я сидели в теплой кабине и пили джин.
Он начал говорить, и, казалось, тени собрались вокруг нас, прислушиваясь к его речам.
Холлис утопил меня в своей бессвязной болтовне. Он снова повторил все, что я услышал во время нашей первой встречи, как будто мы только что познакомились! Эти бедняги, одержимые навязчивой идеей, все такие.
Я слушал очень терпеливо. Налил сэру Гаю еще стакан. И еще…
Но алкоголь только больше развязал ему язык. Господи, чего он только не болтал! Ритуальные убийства, продление жизни с помощью магии, — снова всплыла вся эта фантастическая история. И конечно, он твердо верил в то, что где-то рядом сейчас бродит Потрошитель.
«Ну хорошо, допустим», — сказал я, не скрывая нетерпения. — «Скажем, твоя теория справедлива, несмотря на то, что придется отбросить все законы природы и принять за истину кучу суеверий, чтобы согласиться с ней».
«Но давай предположим, что ты прав. Джек Потрошитель — человек, открывший способ продления жизни с помощью человеческих жертв. Как ты считаешь, он объездил весь свет. Сейчас он в Чикаго и замышляет убийство. Короче говоря, предположим что все, что ты говоришь, — чистая правда. Ну и что дальше?»
«Как это: „что дальше?“»
«Да вот так! Если ты прав, это не значит, что сидя в грязной забегаловке на Южной стороне, мы заставим Потрошителя прийти сюда и спокойно дать себя убить или сдать полиции. Кстати, я ведь даже не знаю, что ты собираешься с ним делать, если умудришься поймать когда-нибудь».
Сэр Гай опрокинул в рот остатки джина. — «Я схвачу проклятую свинью.… А потом передам правительству вместе со всеми документами, изобличающими его, — всем, что собрал за многие годы. Я потратил целое состояние, расследуя это дело, слышишь, — целое состояние! Его поимка повлечет за собой разгадку сотен и сотен нераскрытых преступлений, в этом я твердо уверен».
«Говорю тебе, по земле безнаказанно ходит обезумевший зверь! Вечно живущий, неподвластный времени зверь, приносящий жертвы Гекате и силам мрака!»
Истина в вине.
Или вся эта бессвязная болтовня — следствие чрезмерного количества джина? Неважно. Сэр Гай снова потянулся к бутылке. Я сидел рядом и размышлял, что с ним делать. Еще немного, и человек доведет себя до острого припадка пьяной истерики.
«И вот еще что, — сказал я, просто чтобы поддержать разговор и не особенно надеясь узнать что-нибудь новое. — Ты так и не объяснил, почему так уверен в том, что прямо-таки наткнешься на Потрошителя».
«Он придет.
У меня предчувствие. Знаю, и все!»
Это было не предчувствие. Просто приступ пьяной слезливости.
Мое раздражение постепенно переходило в ярость. Я сидел с ним уже час, и все время приходилось играть роль сиделки и слушать болтовню этого идиота. В конце концов, он даже не пациент.
«Ну, хватит», — произнес я решительно, останавливая Холлиса, снова потянувшегося к полупустой бутылке. — «Ты выпил достаточно. У меня есть предложение. Давай вызовем такси и уберемся отсюда. Становится поздно; твой неуловимый друг, судя по всему, сегодня уже не появится. А завтра, на твоем месте, я бы передал все бумаги в ФБР. Раз уж ты так уверен в справедливости своей дикой теории, пусть ей занимаются специалисты, способные провести самое тщательное расследование и поймать злодея».
«Нет!» — воскликнул Холлис в порыве пьяного упрямства. — «Не хочу такси…»
«Ладно, все равно, пойдем отсюда», — я бросил взгляд на часы. — «Уже больше двенадцати».
Он вздохнул, пожал плечами и с трудом встал на ноги. На полпути к выходу вытащил из кармана револьвер.
«Эй, дай-ка сюда эту штуку», — прошептал я. — «Нельзя ходить по улицам, размахивая такой игрушкой».
Я отобрал у него револьвер и сунул себе под пальто. Потом схватил Холлиса за руку и вывел из бара. Негр даже не поднял головы.
Поеживаясь, мы стояли на узкой улице. Туман усилился. С того места, где мы находились, нельзя было различить ни начала, ни конца дороги. Холодно. Сыро. Темно. Несмотря на сгустившийся туман, легкий ветерок нашептывал тайны теням, что толпились у нас за спиной.
Как я и ожидал, свежий воздух ударил в голову сэру Гаю. Пары спиртного и туман — опасная смесь. Он шатался, пока я медленно вел его сквозь туман.
Холлис, несмотря на свое жалкое состояние, все время выжидающе смотрел вглубь улицы, как будто в любой момент оттуда могла вынырнуть приближающаяся фигура.
Тут я все-таки не выдержал. «Джек Потрошитель, как же!» — фыркнул я. — «Слишком далеко заходить в своих детских играх — вот что это такое!»
«Играх?» — он повернулся ко мне. Сквозь туман белело его исказившееся лицо. — «Ты сказал: „играх?“»
«Ну а как еще назвать твои потуги во что бы то ни стало выследить мифического злодея?» — проворчал я.
Я крепко держал его за руку. Но как завороженный застыл под его взглядом.
«В Лондоне», — прошептал он. — «В 1888 году… Одной из тех безымянных нищих потаскушек, жертв Потрошителя… была моя мать».
«Что?»
«Потом меня принял и объявил своим наследником отец. Мы дали клятву посвятить жизнь поискам Потрошителя. Сначала это делал мой отец. Он погиб в Голливуде в двадцать шестом, идя по следу убийцы. Утверждали, что кто-то ударил его ножом во время драки. Но я знаю, кем был на самом деле этот кто-то.»
«И тогда я принял от него эстафету, понимаешь, Джон? Я продолжил наше дело. И буду продолжать, пока в конце концов не найду и убью его вот этими руками.
Он отнял жизнь у моей матери, лишил жизни сотни людей, чтобы продлить свое гнусное существование. Как вампир, он живет кровью. Людоед, он питается смертью. Как дикий зверь, рыскает по свету, замышляя убийство. Он хитер, дьявольски хитер! Но я ни за что не успокоюсь, пока не схвачу его, ни за что!»
Я поверил ему тогда. Этот человек не остановится. Передо мной стоял уже не пьяный болтун. Он обладал не меньшим запасом фанатизма, целеустремленности и упорства, чем сам Потрошитель.
Завтра он протрезвеет. Продолжит поиски. Может быть, передаст эти свои документы в ФБР. Рано или поздно, с такой настойчивостью, — и, главное, с его мотивом, — добьется успеха. Я еще в самом начале сообразил, что у него есть личный мотив.
«Идем», — сказал я, увлекая его вниз по улице.
«Подожди», — сказал Холлис. — «Отдай мне револьвер». — Он качнулся. — «С ним я буду чувствовать себя увереннее».
Он оттеснил меня в укрытую густой тенью маленькую нишу.
Я попытался стряхнуть его с себя, но Холлис был настойчив.
«Дай мне револьвер, Джон», — пробормотал он.
«Хорошо».
Я нащупал холодную рукоятку.
«Но это не револьвер. Это же нож!»
«Знаю».
Я быстро навалился на него.
«Джон!» — крикнул он.
«Нет никакого Джона», — прошептал я, занося лезвие. — «Я просто… Джек».
П Л А Щ
(The cloak, 1948)
Солнце умирало; медленно опускаясь в гробницу за холмами на горизонте, оно в своей агонии залило кровавыми закатными лучами небо. Ветер, завывая, гнал на запад шуршащую процессию сухих листьев, торопя на похороны павшего светила.
«Чушь», — произнес Хендерсон и отогнал неуместные мысли.
Солнце заходило на небе ржавого красного цвета, отвратительный промозглый ветер кружил полусгнившие листья и сбрасывал их в канаву. Зачем только лезет в голову эта выспренная чепуха?
«Чушь», — снова сказал он. Наверное, во всем виноват праздник. Как-никак, сегодня Хеллоуин, День всех святых, и закат знаменует приход роковой ночи. В эту страшную ночь по миру бродят духи, а из-под земли, из могил, доносятся голоса мертвецов.
Но на самом деле, сегодня обычная холодная и сырая осенняя ночь. Хендерсон тяжело вздохнул. В былые времена, размышлял он мрачно, приход ее особо отмечался всеми. Средневековая Европа, замирая от суеверного страха, посвятила эту ночь ухмыляющемуся ужасу НЕВЕДОМОГО. Когда-то миллионы дверей наглухо запирались, чтобы в дом не проникли зловещие гости, миллионы голосов бормотали молитвы, к небу поднимался дым от миллионов коптящих свечей. В этом есть даже нечто величественное, отметил Хендерсон. Жизнь тогда была полна необъяснимых тайн, и люди замирали в ужасе, не зная, что откроется их взору там, за следующим поворотом полуночной дороги. Их окружали демоны и чудовища, призраки, жаждущие получить душу неосторожного, и видит Бог, тогда к слову «душа» относились без нынешнего легкомыслия, Новомодный скептицизм отнял сокровенный смысл у существования. Человек больше не боится потерять свою душу.
