Лондонские оборотни - Стэблфорд Брайан Майкл (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗

Лидиард понимал, что Таллентайр говорил о Джейкобе Харкендере, но у Элинор, естественно не могла догадаться, о ком идет речь. Возникло минутное молчание, потом она сказала:

— Хорошая загадка, но я думаю, ты должен мне подсказать отгадку.

— Это был человек, который верит в вервольфов, — сказал сэр Эдвард, отпив немного вина. — Лицемерие, подумал я когда-то, хотя теперь я верю, что он говорил совершенно искренне. Когда я учился в Оксфорде много лет тому назад, я считал его самым злым человеком из всех мне известных, очень красивым и привлекательным, способным на неимоверное обаяние и остроумие, но все же настолько холодным изнутри, что он казался буквально порождением дьявола. Он совращал одинаково и мужчин, и женщин, вызывая в них к чувство приязни к нему, если не к настоящему сексуальному влечению, и находил удовольствие в том, чтобы развращать всякого, кто таким образом становился перед ним беззащитным. Одну девушку он довел до самоубийства. Я был с ней знаком весьма поверхностно, и хотя она значила для меня совсем немного, или даже вовсе ничего, разве что мне запомнилась ее мимолетная улыбка, я в то время считал это актом такой непростительной жестокости, что переходит всякие границы и ничем его нельзя оправдать. Если бы к тому времени я уже не успел отказаться от веры в бога, я мог бы вообразить, что этот человек одержим каким-то бесом. А когда другие люди стали называть его колдуном и сатанистом, мне показалось, что я понимаю причину такого суждения о нем. Хотя сам для себя я считал его действия не более чем жуткими проявлениями способности к самым невероятным жестокостям и моральным уродом, какими только способен быть человек. Помню, как я всерьез подумывал о том, чтобы вызвать его на дуэль, но убедил себя, что не могу этого сделать, и не потому, что не хотел стать убийцей, но из-за того, что он не джентльмен! Я разобрался с ним менее свирепо, но намного более презрительно, и я всегда гордился этим… до прошлой ночи.

— Почему? — тихо спросила Элинор, потому что знала, он ждет, чтобы у него об этом спросили. — Какое он дал объяснение?

— Он сказал, что отец отправил его в школу в надежде сделать из него подобие джентльмена, каким не сделало его рождение.

— И что из этого? — спросила она.

Лидиард, заинтересованный, чувствовал, что в этом разговоре может проясниться какая-то цель его сна, и терпеливо ждал, чтобы Таллентайр подтвердил тот вывод, к которому он уже пришел самостоятельно.

— В самом деле, что? — повторил баронет. — Без сомнения, он выучил латынь и греческий, риторику и математику и то, как следует правильно говорить и со вкусом одеваться. Его отец, возможно, считал, что это большой успех, хотя я колеблюсь определить, как он оценивал то направление, в каком этот воображаемый джентльмен развивал впоследствии свою ученость. Но он напомнил мне, какую цену он вынужден был заплатить за это образование, и спросил у меня, что за силы собрались вместе, и сделали из него того, кем он стал.

— Я слыхала о том, что ваши школы — очень жестокие заведения, — кивнула она — В городе есть примерно полдюжины борделей, которые могут соревноваться с заведениями, имеющими особое пристрастие к розгам. Я некогда находилась у Мерси Муррелл, как тебе известно, и могла бы до сих пор там пребывать, если бы не милость Бога и сэра Эдварда Таллентйара.

Таллентайр рассмеялся очень коротко, обнажая зубы, таким образом, что немного причинил ей боль, и Лидиард счел этот смех неприличным и низким.

— Не знала ли ты женщину по имени Дженни Гилл? — спросил Таллентайр, как бы по внезапному побуждению.

— Имя мне знакомо. — откликнулась Элинор. — Она, кажется, умерла, ходили слухи о том, что ее убили, но это были только слухи. Я тогда была молода.

И красива , услышал Лидиард ее мысли. Но теперь …

Таллентайр кивнул, но не позволил ей отклониться от темы.

— Наши школы не так уж и плохи. — произнес он раздумчиво. — Каждый смазливый мальчик имеет женское имя в качестве прозвища, но это по большей части всего лишь игра, а система, при которой младший мальчик попадает в рабство к старшему, вовсе не так трагична, как ее изображают, употребляя самые черные краски. И в любом случае, разумная мера телесных наказаний и мужеложества поддерживается ради здоровья мальчика. Это нечто такое, что требуется перестрадать молча, как испытание характера, а затем это навеки забывается. Но правда и то, что некоторые получают всего больше, чем в меру, и те, кто не может найти себе защитника, или находят защитника, более порочного и развратного, чем остальные, не могут чувствовать себя свободно и бывают ранены насколько глубоко… Ну, одним словом, он был прав споря со мной и доказывая, что я не могу как следует дискутировать на тему, какой это может иметь эффект. Полагаю, что обесчещенные и разочарованные девушки не имеют монополии на самоубийство.

Ничего из всего этого по-настоящему не имеет значения, хотя я весь встрепенулся, слыша такое. Что меня действительно больно задело, так это презрительное убеждение, что я сам каким-то образом в этом виноват, из-за добродетели моего класса, и что я должен понимать, каким целями служило его лечение как средство воспитания. Я мог только дивиться, может ли тут быть какая-то связь, как он утверждал, между тем фактом, что я никогда не задавал себе подобного вопроса, и той легкостью, с которой отказался верить в вервольфов, в сатанистов, в колдунов и в Бога… Ведь он находит, что так легко верить в каждое из этих понятий, и во все сразу.

Лидиард почувствовал, что перед ним тот Таллентайр, которого он никогда прежде не видел, и с беспокойством понял ту истину, что Элинор Фишер испытывает то же ощущение. Она ничего не ответила, и сэр Эдвард продолжал:

— В самом ли деле в человеке сидит волк, Нора, волк, которому мужчина не в силах сопротивляться, хотя женщина это может? Неужели наши школы возбуждают аппетит волка, так лицемерно борясь за то, чтобы цивилизовать ребенка? И когда волк, сидящий внутри ребенка, полностью натренирован в жестокости, мы можем ожидать от человека только того, что он отдает волчью сущность равным образом мужчине и женщине и, если это в его силах, оставляет его истекать кровью?

Элинор этого не знала, и Лидиард тоже не знал. Она не была способна следить за аргументами так, как Дэвид, который был свидетелем горькой речи Харкендера два дня тому назад Но внутреннее чутье позволило ей достаточно хорошо уловить нить рассуждений баронета, чтобы увериться, поглощенность Таллентайра вервольфами — не пустая прихоть праздного ума.

— Я всегда считала, что если в мифе о лондонских оборотнях скрывается правда, она заключается в том, что все мужчины — волки под благородными и респектабельными масками. — произнесла она.

— Прежде и я так считал, — тихо сказал Таллентайр. — А теперь, когда я начинаю верить, что под этим мифом может действительно лежать какое-то реальное основание, не могу не раздумывать, не есть ли это одна из истин, содержащихся в нем.

При помощи своего волшебного зрения Лидиард видел, что Таллентайр по-настоящему встревожен теми лабиринтами фантазии, куда его завлекли. Испытывая внутренний шок, он понял, что, как он сам предпринимал нескончаемые болезненные попытки скрыть от сэра Эдварда свои истинные чувства, точно так же и Таллентайр, прячась за ширмой рационализма, мучительно старается сделать то же самое. Баронет тоже слышал биение ангельских крыл и не может заставить себя отрицать это с такой же горячностью, с какой ему хочется это сделать.

Я не одинок ! — подумал Лидиард, испытывая странный прилив облегчения. Он со мной, как мне это снилось однажды .

Но в то время, когда Элинор Фишер с такой любовью вглядывалась в полное сомнений лицо своего любовника, оно растаяло и заменилось совершенно другим, бесконечно более прекрасным, бесконечно более спокойным и бесконечно более ужасным. Вместе с ним рассеялась и Элинор Фишер, и Греческая улица, и сам Лондон, пока перед ним не осталось только одно это лицо, наложенное на холодный звездный свет в бесконечной пустоте.