Большая книга ужасов – 56 (сборник) - Некрасов Евгений Львович (мир книг .txt) 📗
– Слыхали, что с Мариком?
– Ага, он теперь обезьяна Чичи, – с авторской гордостью ответил я.
– Должок отдадите мне.
– Это кто так велел, обезьяна? – невинно поинтересовался Сало.
– Это я так велел.
– Мы никому ничего не должны, – сказал я.
Два кулака ударили под ложечку с двух сторон и заставили нас с Салом скорчиться.
– Заседание продолжается, – сказал водила. – Раз у Марика башню снесло, мне нужны новые кадры. Завтра подойдете к Васильеву из десятого, возьмете товар.
– Завтра ты будешь гномиком, – отдышавшись, пообещал я.
Водила затормозил:
– Ты что же, пацанок, хочешь представить так, что у Марика из-за тебя башню снесло?
– Из-за меня. Я мог его искалечить, но так мне показалось интереснее.
Как будущих ценных работников, нас не стали бить. Установили на бровке тротуара, прицелились и на «раз-два» отвесили по пенделю. Мы полетели носами в сугроб.
– Завтра, – напомнил водила.
Я сказал:
– Ага.
И помчался к Семенычу.
– Магазин закрыт, – встретил меня маг.
Я молча ткнул пальцем в цифры на стекле: до закрытия оставалось три часа.
– Это «Сыр» так работает, а у меня самостоятельная торговая точка, – заявил Семеныч, разглядывая меня в лорнет пушкинских времен. Лорнет сменился театральным биноклем, потом очечками типа «бедный студент».
– Пожалуйста, Василий Семенович, задержитесь на полчасика. Вам это не трудно, а у меня жизнь решается, – сказал я и сам себе не поверил. Я говорил правду, но бледненько прозвучали мои слова, как будто я отбарабанил их по книжке, совсем не думая над тем, что читаю.
Семеныч стер с лица очки. В последний раз это были розовые «бабочки».
– Что ж, давай попробуем, – усмехнулся он и повел меня в глубь магазинчика.
Шипели растворы, соединяясь с порошком, крошились засушенные травы, а потом зеленая слизь превратилась в розовый человеческий материал, но меня это не удивляло, как раньше. Я покрошил в тесто бумажку с засохшим плевком и стал лепить.
Дело было уже привычное, и водила вышел довольно похожим на человека, но в нем не хватало жизни. Я сам это почувствовал.
– Неплохо для твоего возраста, – оценил Семеныч. – Подучишься и можешь идти на фарфоровую фабрику, лепить балерин и пограничников с собакой. А мага из тебя, извини, не получилось. Ты все растратил: и гнев, и жалость, и любовь.
– Как же так, – сказал я, – у меня настоящие враги, преступники. Если вы не поможете, то кто?
– Обратись в полицию, юноша, – сухо ответил маг. – Я помогаю выполнять желания, ни больше ни меньше. Но ты разучился желать, ты только хочешь.
Я снова попробовал лепить, думая, как хочу, нет, желаю, чтобы страшный «Форд» с затемненными стеклами навсегда исчез из моей жизни. Тогда я как всегда пойду в школу и без всякой магии буду драться с Салом, драться каждый день, пока враг не начнет бояться меня… Но все мои мысли были только словами, произнесенными про себя. Я не чувствовал их смысла, как будто слушал речь на чужом языке. Куколка оставалась мертвой.
«Страх, – вспомнил я. – Страх – сильное чувство, я должен бояться». Но и страха не было в моей душе. Чего бояться, когда не жалеешь ни себя, ни других?
Я через голову сорвал передник и выложил из сумки голову Легбы и двух моих первых куколок:
– Сохраните, пока не рассыпались. Они мне больше не нужны.
Семеныч не удивился. Легбу он обтер передником и поставил на витрину, а куколок стал укладывать в случайную коробку, вытряхнув из нее пригоршню завалявшегося новогоднего конфетти.
– А не боишься отдавать себя в чужие руки? – спросил он, легонько щелкнув мою куколку.
Я потер ушибленный нос и ответил:
– Кто, я?
У магазина трещали мотоциклами знакомые байкеры. Один сказал:
– Нехорошо получается, пацан. Я перебрал мотор, как ты говорил. Колечко стояло правильно. Получается, ты снял меня с развоза и заработал мои деньги. Да еще я ковырялся полдня как дурак.
То, что он говорил, могло быть правдой – тогда, значит, надо мной подшутил Легба. Но валить вину на божка было глупо.
– Я дал совет, ты мог не слушать, – ответил я и хотел идти.
Старогородский заступил мне дорогу.
– Нехорошо, пацан, – повторил он, крутя рукоятку газа.
Я стоял молча. Мотоцикл ревел. Сидя в седле, старогородский был со мной одного роста. Одно к одному, подумал я. Интересно, побьет он меня, потребует денег или и то и другое?
И вдруг родной, такой знакомый голос раздался над нашими головами:
– Стыдно, молодой человек! Такой большой, а с мальчиком связался!
Бабуля была точь-в-точь такая, какой я ее слепил: в своей северной шубе с капюшоном, которая вообще-то называется «кухлянка», в расшитых бисером меховых сапожках-торбасах и даже в оленьих рукавицах. Зачем она так вырядилась?
– Я че? Я ниче, – попятился от меня старогородский.
Не взглянув на него, бабуля протопала к магазинчику. Семеныч заперся и глядел из-за двери, расплющив нос о стекло.
– Открывайте лучше по-хорошему! – крикнула бабуля. – Некогда мне с вами возиться, у меня тесто поставлено!
Семеныч за стеклом шевелил губами. Бабуля послушала, кивая и вроде соглашаясь, а потом в руках у нее появился бубен, обтянутый пересохшей желтой кожей. Семеныч отвернулся и закрыл голову руками.
Бу-у-у – ни на что не похожий низкий звук пролетел над улицей. От него заныли зубы и взвыли собаки во дворах и квартирах. Магазинчик словно взорвался изнутри! Тысячи осколков осыпали бабулю, а она, невозмутимо выстояв под их звенящим ливнем, шагнула через разбитую витрину.
– Во влипли! – охнул старогородский. – Пацан, ты забудь, что я говорил. Это прикол такой, понимаешь? Над новенькими всегда прикалываются. А про колечко ты правильно сказал.
– Знаю, – кивнул я.
– Так ты приходи. Мы с Коляном здесь каждый день в три часа встреча… – Старогородский с сомнением посмотрел на разгромленный магазинчик и закончил: —…лись. Он Колян, я Колька, чтоб не путать. Приходи! Если у тебя еще нет мопеда, соберем.
– Я подумаю, но вряд ли, – честно сказал я. Мечта стала неинтересной, как обрывок старой газеты.
В глубине магазинчика шел настоящий бой. Метались бесшумные молнии, как будто десяток фотографов сверкал во все стороны вспышками, и время от времени слышались раскаты бубна. Что-то взорвалось, зазвенели осколки, и бабуля победно выкрикнула:
– Ребенка грабить?! Да я тебя голым в Африку пущу к твоему Легбе!
– Так мы поедем? – спросил Колька.
Я пожал плечами:
– Езжайте. Разве вас кто-то держит?
– Ну, счастливо тебе, Паша. – Колька потряс мне руку. Оказывается, он знал, как меня зовут.
Старогородские укатили, и сразу же, как будто дожидались этого, из магазинчика вышли бабуля и Семеныч. Старый маг, выворачивая шею, рассматривал на пиджаке здоровенную дыру с еще дымящимися краями. Бабуля, вспотевшая в своей шубе, утиралась платком. Они выглядели не как смертельные враги, а скорее как спортсмены после схватки.
– А то моду взял детей грабить! – еще кипела бабуля.
– Откуда мне было знать, что он ваш? – буркнул Семеныч.
– А если бы и не мой! Разве чужого не жалко?!
Пряча глаза, Семеныч сунул мне в руку пробирку с розовой жидкостью:
– Пей. Это…
– То, что кое-кто украл! – рубанула бабуля, глядя на Семеныча.
– Что вы на меня так смотрите! Не я, а Легба!
– Ах, Легба виноват! Вы б еще на Чебурашку свалили!
Пока они препирались, я стал пить из пробирки. На вид там было полглоточка, но розовая жидкость все текла и текла, как из крана. Я пил, обливаясь и фыркая, и думал, что ни разу в жизни по-настоящему не видел рассвета и не ходил босиком по росе.
