Смеющийся труп - Гамильтон Лорел Кей (читать книги без регистрации полные txt) 📗
— Быть посему. Пусть между нами будет война.
— Она никогда не кончалась, — сказала я.
Доминга кивнула и слегка улыбнулась.
Из кухни вышел Зебровски. Он ухмылялся от уха до уха. Наконец-то что-то хорошее.
— Внучек проболтался.
Все, кто был в комнате, уставились на него.
— О чем? — спросил Дольф.
— О человеческом жертвоприношении. О том, что бабуля велела ему убить Питера Бурка и забрать у него амулет. Но какие-то бродяги его спугнули, и он этого не сделал. Он так боится ее, — Зебровски кивнул на Домингу, — что просто мечтает, чтобы ее отправили за решетку. Он понимает, что его ждет за то, что он упустил амулет.
Амулет, которого у нас больше нет. Зато есть видеопленка, а теперь еще и признание Антонио. Жизнь начинает налаживаться.
Я повернулась обратно к Доминге — высокой, гордой и устрашающей. Ее черные глаза пылали внутренним светом, и я, стоя рядом с ней, чувствовала ее силу. Ничего, хороший костер о ней позаботится. Ее поджарят на электрическом стуле, потом сожгут тело, и пепел будет развеян по ветру.
Я тихо сказала:
— Ку-ку.
Она в меня плюнула. Плевок попал мне на руку и обжег кожу, как кислота.
— Вот черт!
— Только попробуй еще раз это сделать, и я тебя пристрелю, — сказал Дольф Доминге. Он вытащил пистолет. — Сэкономим средства налогоплательщиков.
Я пошла искать ванную, чтобы смыть с руки слюну этой ведьмы. На этом месте уже образовался волдырь. Ожог второй гребаной степени. Господи Иисусе.
Я была счастлива, что Антонио раскололся. Я была счастлива, что Домингу упрячут за решетку. Я была счастлива, что она скоро помрет. Уж лучше она, чем я.
32
Риверидж — что означает «водораздел» — был современным жилым районом. Это означало, что там имелись дома трех типов — по четыре одинаковых здания в ряд, словно печенья на противне. Никакой воды и тем более водораздела поблизости не было.
Дом, который служил центром круга поисков, ни чем, кроме цвета, не отличался от соседних домов. Дом убийства, как его окрестили в новостях, был серым с белыми ставнями — такими же, как и на прочих домах. Ставни нигде не работали. Они служили только для красоты. В современной архитектуре полно всяких довесков, которые служат только для красоты: балконные ограждения без балконов, мансардные крыши без мансард, крылечки — такие узкие, что на них смогли бы усидеть только эльфы Санта-Клауса. Глядя на это, я начинаю тосковать по викторианской архитектуре. Может, там все и громоздко, зато функционально.
Весь район был эвакуирован. Дольф был вынужден сделать заявление для прессы. Это печально. Но невозможно эвакуировать район размером с поселок и сохранить это в тайне. Шило вынули из мешка. Теперь оно называлось «резня, учиненная зомби». Красота!
Солнце опускалось в море алых и оранжевых красок. Казалось, кто-то растопил два гигантских восковых мелка и размазал их по небу. Мы обшарили все — навесы, гаражи, подвалы, шалаши на деревьях, детские площадки, — все, где мог укрыться взрослый человек. Но не нашли ничего.
Газетчики беспокойно метались вдоль оцепления. Если мы, эвакуировав сотни людей и обыскав их жилища без ордера, не найдем никакого зомби… мы окажемся в глубоком дерьме.
Но он был здесь. Я знала, что он где-то здесь. Ну, скажем, я была почти уверена, что он где-то здесь.
Джон Бурк стоял рядом с одним из тех гигантских мусорных баков, которые можно встретить на любой улице. Дольф меня удивил, разрешив ему участвовать в охоте. Как он сказал, «нам нужна вся помощь, какую мы можем получить».
— Где он, Анита? — спросил Дольф.
Мне очень хотелось сказать что-нибудь гениальное. Боже мой. Холмс, как вы узнали, что зомби скрывался в цветочном горшке? Но я не имела права лгать.
— Я не знаю, Дольф. Я просто не знаю.
— Если мы его не найдем… — Он не договорил, но я прекрасно понимала, что он имеет в виду.
Моей карьере ничего не угрожало в случае неудачи. Но Дольф сразу лишится работы. Вот черт. Как же мне ему помочь? Что мы упустили? Что?
Я обвела взглядом тихую улицу. Тишина была просто зловещей. Ни одно окно не горело. Только свет уличных фонарей рассеивал сгущающийся мрак. Размытые круги света.
На столбе возле каждого дома висел почтовый ящик; некоторые ящики были ужасно милыми. Один был в виде сидящего кота, и когда ему в животик бросали почту, у него поднималась лапка. Фамилия владельцев этого дома была Котт. Слишком тонкая аналогия.
Перед каждым домом стоял большой крупный мусорный бак. Некоторые из них были выше меня. Конечно, в воскресенье мусор никто не вывозит. Или сегодня полиция не пропустила машины?
— Мусорные баки, — громко сказала я.
— Чего? — переспросил Дольф.
— Мусорные баки. — Я схватила его за руку, чувствуя что меня вот-вот осенит. — Мы целый гребаный день пялимся на эти гребаные баки. Вот оно.
Стоящий рядом Джон Бурк слегка нахмурился.
— Блейк, ты себя хорошо чувствуешь? — Покуривая сигарету, сзади подошел Зебровски. Конец его сигареты был похож на раздувающегося и вновь сдувающегося светлячка.
— Баки достаточно велики, чтобы в них мог спрятаться человек.
— У тебя затекли бы руки и ноги, — заметил Зебровски.
— У зомби нет циркуляции крови. Они же не мы.
Дольф заорал:
— Всем проверять мусорные баки. Зомби в одном из них. Живо!
Все забегали, как потревоженные муравьи. Но теперь у нас была цель. Я присоединилась к двоим офицерам в форме. У одного на бляхе было написано «Ки», у другого — «Робертс». Ки был корейцем, Робертс — блондинкой. Хорошо перемешанная команда.
Мы, не сговариваясь, распределили роли. Офицер Ки переворачивал баки. Мы с Робертс прикрывали его оружием. Всем было выдано указание орать как резаные, если откуда-то выпадет зомби. Вероятно, это окажется наш зомби. Жизнь редко бывает настолько жестока.
На наши вопли должны прибежать истребители. По крайней мере, лучше им бежать. Этот зомби был слишком проворен и слишком опасен. Он может оказаться более невосприимчив к пулям. Впрочем, лучше не выяснять. Просто поджарить его, и дело с концом.
На нашей улице, кроме нас троих, никого больше не было. Мы даже не слышали ни шагов, ни грохота переворачиваемых баков. Интересно, может, все остальные уже добежали до канадской границы?
Стемнело окончательно. Я знала, что где-то наверху есть звезды и луна, но сейчас я не смогла бы этого доказать. С запада надвинулись черные и тяжелые, словно бархат, тучи. Только свет фонарей позволял еще хоть что-то разглядеть в этой тьме.
Не знаю, как себя чувствовала Робертс, но у меня уже болели все мускулы. Каждый раз, когда Ки толкал очередной бак, я замирала, прицелившись. Я должна была выстрелить прежде, чем зомби вцепится ему в горло. По широкому лицу корейца градом катился пот. Даже в тусклом свете фонарей было видно, как оно блестит.
Приятно знать, что не только мне тяжело. Разумеется, мне не приходилось совать руку в предполагаемую нору взбесившегося зомби. Но беда в том, что я не знала, насколько хорошо стреляет Ки или Робертс. Я знала только, что я хорошо стреляю. И знала, что сумею задержать эту тварь до прибытия подмоги. Отстреливать от зомби куски — моя обязанность. Это самое лучшее распределение сил. Честно.
Вопли. Откуда-то слева. Мы все трое застыли. Я обернулась туда, откуда раздался крик. Только темные здания и лужицы света под фонарями. Никакого движения. Однако крики не утихали и становились все пронзительнее.
Я побежала на крик. Ки и Робертс дышали мне в спину. Я бежала, держа браунинг перед собой обеими руками: так было легче бежать. Я не смела убирать оружие в кобуру. В голове у меня возник образ покрытого кровью мишки. Крики стали тише. Кто-то умирает там, впереди.
Теперь повсюду в темноте чувствовалось движение. Мы все бежали на крики, но было уже поздно. Мы все опоздали. Крики прекратились. Не было ни одного выстрела. Почему? Почему никто ни разу не выстрелил?
