Истории, рассказанные у камина (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан (прочитать книгу .TXT) 📗
В «Дейли газетт» было опубликовано письмо за подписью одного знаменитого сыщика, которое тут же вызвало самое живое обсуждение. Автор его, по крайней мере, предложил неожиданную версию, и лучше всего будет привести это письмо дословно.
«Какой бы ни была истина, – писал он, – она должна основываться на весьма необычном и редком стечении обстоятельств, поэтому мы вправе основывать наше объяснение именно на них. Ввиду отсутствия улик нам придется отказаться от аналитического или научного метода расследования и применить синтетический подход. Проще говоря, вместо того, чтобы, рассмотрев известные факты, сделать вывод о том, что произошло, мы должны выстроить то единственно приемлемое объяснение, которое соответствовало бы всем известным нам событиям.
Если всплывут свежие факты, с их помощью мы сможем проверять это объяснение. Если не обнаружится противоречий, это будет означать, что мы, скорее всего, находимся на правильном пути, и с каждым новым фактом вероятность эта будет расти в геометрической прогрессии, пока версия наша не станет окончательной и неопровержимой.
Итак, в этом деле есть одно важное обстоятельство, которое осталось без должного внимания. Через Харроу и Кингс-Лангли ходит пригородный поезд, расписание которого построено так, что экспресс должен был догнать его примерно в то время, когда из-за проводящихся на линии ремонтных работ снизил скорость до восьми миль в час. Получается, что на этом участке оба поезда с одинаковой скоростью параллельно двигались в одном направлении в одно и то же время. Все знают, что при таких обстоятельствах становится хорошо видно пассажиров, едущих в соседнем поезде. Лампы в экспрессе зажгли в Виллздене, поэтому каждое купе было ярко освещено изнутри, и любой человек со стороны мог прекрасно видеть, что в них происходит.
Итак, события в том виде, в котором я их восстановил, должны были разворачиваться в такой последовательности. Этот молодой человек с таким необычным количеством часов ехал в пригородном поезде и находился в своем купе один. Его билет, документы, перчатки и другие мелочи лежали, предположим, на сиденье рядом с ним. Возможно, он был американцем, возможно, не отличался силой интеллекта. Чрезмерная любовь к ношению драгоценных вещей является ранним симптомом той или иной формы мании.
Наблюдая за движущимися параллельно вагонами экспресса, который (из-за состояния путей) ехал с той же скоростью, что и его поезд, он внезапно заметил в нем знакомых ему людей. Наш метод дает нам право предположить, что это была женщина, которую он любил, и мужчина, которого он ненавидел и который ненавидел его. Молодой человек был особой вспыльчивой и легко возбудимой. Он открыл дверь своего вагона, перешагнул со ступеньки своего вагона на ступеньку вагона экспресса, открыл дверь и оказался рядом с этими двумя. Трюк этот (если наше предположение о том, что поезда ехали с одинаковой скоростью, верно) вовсе не так опасен, как может показаться.
Теперь, когда наш молодой человек оказался без билета в одном купе с мужчиной и девушкой, вовсе не трудно представить себе дикую сцену, которая могла последовать. Возможно, эти двое тоже была американцами, тем более, что мужчина имел при себе оружие, что для Англии необычно. Если наша догадка о начальной стадии мании у молодого человека верна, можно предположить, что он первым напал на мужчину. Стычка закончилась тем, что старший из мужчин застрелил незваного гостя, после чего покинул вагон вместе с юной леди.
Допустим, что все это произошло очень быстро, и поезд все еще ехал так медленно, что сделать это было несложно. Женщине под силу покинуть вагон, движущийся со скоростью восемь миль в час. Более того, нам точно известно, что она это сделала.
Теперь нам предстоит включить в общую картину мужчину из купе для курящих. Если предположить, что пока что мы правильно восстанавливаем события этой трагедии, в этом человеке мы не найдем ничего такого, что могло бы заставить нас пересмотреть наши выводы. Согласно моей теории, этот мужчина увидел, как парень перебрался из одного поезда в другой, увидел, как он открыл дверь, услышал пистолетный выстрел, увидел двух беглецов, выпрыгнувших из поезда на ходу, понял, что произошло убийство, и бросился за ними в погоню. На вопрос, почему с тех пор о нем не было слышно – погиб ли он, преследуя преступников, или же, что более вероятно, убедился, что в этом деле его вмешательство не будет уместным, – мы пока что не можем дать ответ. Я понимаю, что у этой версии есть и свои слабые стороны. Во-первых, может показаться маловероятным, чтобы в таких обстоятельствах убийца, покидая место преступления, стал бы обременять себя лишним грузом, я имею в виду коричневый кожаный саквояж. Мой ответ таков: он понимал, что этот саквояж мог помочь установить его личность, поэтому для него было крайне необходимо забрать его с собой. Вся моя версия зависит от одного единственного обстоятельства, и я обратился в железнодорожную компанию с просьбой проверить, не было ли 18 марта найдено лишнего билета в пригородном поезде, следующем через Харроу и Кингс-Лангли. Если такой билет сыщется, мою версию можно считать доказанной. Если нет, мои выводы все равно могут быть верными, поскольку вполне допустимо, что он ехал без билета, или что его билет был потерян».
В ответ на эту досконально продуманную и правдоподобную версию полиция и железнодорожная компания дали следующий ответ. Во-первых, такой билет не найден. Во-вторых, медленно идущие поезда не ходят параллельно с экспрессом. И в-третьих, этот пригородный поезд стоял на станции Кингс-Лангли, когда экспресс, следуя со скоростью пятьдесят миль в час, промчался мимо него. Так рассыпалась единственная удовлетворительная версия, и прошло пять лет, прежде чем появилась новая. И вот теперь, наконец, мы имеем объяснение, которое охватывает все известные нам факты и, следовательно, может считаться истинным. Пришло оно в форме письма, которое получил из Нью-Йорка тот самый детектив, чью точку зрения мы рассматривали выше. Я привожу это письмо in extenso [26], за исключением двух вступительных абзацев, которые являются личным обращением и к делу отношения не имеют.
«Прошу меня извинить за то, что я не стану называть настоящих имен. Сейчас у меня на то еще меньше оснований, чем пять лет назад, когда еще была жива моя мать. Но я в любом случае предпочитаю не раскрывать наших следов. И все же я должен объяснить Вам, что произошло на самом деле, поскольку, если Ваша версия и не соответствовала действительности, она, тем не менее, была весьма изобретательной. Чтобы Вам было понятнее, мне придется заглянуть в недалекое прошлое.
Мои родители – англичане родом из Бэкинхемшира {325}. В начале пятидесятых они эмигрировали в Америку, где осели в Рочестере, что в штате Нью-Йорк. Там отец основал большой бакалейный магазин. В семье было только двое детей: я, зовут меня Джеймс, и мой брат Эдвард. Я был на десять лет старше брата и, как и подобает старшему брату, можно сказать, заменил ему отца, когда родитель наш умер. Он был жизнерадостным, бойким мальчишкой, к тому же просто сказочно красивым. Но у него имелся один недостаток, который, подобно плесени на сыре, разрастался, и ничего с этим нельзя было поделать – это его ужасный характер. Мать видела это так же ясно, как и я, и все равно продолжала портить его, и все потому, что он был из таких людей, которым просто невозможно отказать. Я делал все, что мог, чтобы сдерживать его, но за мои старания он только все больше ненавидел меня.
Наконец Эдвард совсем потерял голову, и его уже ничто не могло остановить. Он уехал в Нью-Йорк и там пустился во все тяжкие. Сначала он завел дружбу с подозрительными людьми, а потом превратился в настоящего преступника. Прошло каких-то пару лет, а он уже сделался одним из самых известных в городе бандитов. Он близко сошелся с Воробьем Маккоем, опытным шулером, фальшивомонетчиком и злодеем. Тот сделал его своим сообщником, и они вместе стали объезжать лучшие гостиницы Нью-Йорка, где промышляли шулерством. Брат мой был прекрасным актером, он мог бы снискать себе настоящую славу на этом поприще, если бы захотел. Он изображал из себя то молодого знатного англичанина, то простого парня с запада, то студента – в общем принимал любой облик, который требовался Воробью Маккою для очередного плана. Однажды он переоделся в девушку, и все прошло так успешно, что впоследствии это стало их излюбленным приемом. Вся полиция и власти были у них подкуплены, и ничто не могло остановить их, так как все это происходило во времена, когда еще не существовало Комиссии Лексоу {326}, и, если у вас были нужные знакомства и покровители, вы могли делать все, что хотели.
