Слезы дракона - Кунц Дин Рей (читать книги без регистрации полные .txt) 📗
Наконец толстяк возвращается, неся в руках странную бутылку и пакет для вонючки… и тарелку, доверху наполненную объедками.
Виляя хвостом, весь дрожа от нетерпения, он почти уверен, что объедки предназначены, конечно же, ему, но не хочет показаться чересчур нахальным, даже не трогается с места, чтобы подойти поближе к тарелке, а вдруг объедки не для него, и тогда толстяк пнет его ногой, заорет и прогонит. Кто его знает? И потому он ждет. На всякий случай жалобно скулит, чтобы напомнить толстяку о себе. Но вот толстяк ставит тарелку на землю, и теперь он твердо знает, что это все ему, и это хорошо, это прекрасно, Господи, это великолепно.
Крадущейся походкой, несмело приближается к тарелке, набрасывается на еду. Ветчина. Говядина. Куски хлеба, вымоченные в подливе. Ах, как хорошо, очень, очень, очень хорошо!
Толстяк присаживается перед ним на корточки, протягивает руку, чтобы приласкать, почесать у него за ухом, и он, хотя ему явно не по себе, позволяет толстяку это делать.
Иногда люди имеют дурную привычку подманить тебя едой, протягивают ее тебе, дают даже немного попробовать, потом делают вид, что хотят тебя приласкать, а сами больно бьют тебя по морде или пинают ногой, а порой, случается, делают и похуже.
До сих пор у него на памяти мальчишки, которые однажды подманили его едой, очень веселые, жизнерадостные такие были мальчишки. Протягивали ему куски мяса. Кормили его прямо с рук. Хорошие такие мальчишки. И все ласкали его. Чесали за ухом. Он обнюхал их и не заподозрил ничего дурного. Лизал им руки. Хорошие мальчишки, пахнущие солнцем, нагретым песком, соленым морем. Он становился на задние лапы, он гонялся за собственным хвостом, он кубарем перекатывался через голову — и все для того, чтобы сделать им приятное, развеселить их, вызвать их смех. И кaк же они смеялись! И боролись с ним. Он даже на спину перевернулся, подставляя им живот, подвергая себя ненужному риску. Позволяя им чесать свое брюхо. Хорошие мальчишки. Может быть, кто-нибудь из них догадается взять его к себе домой, станет кормить его каждый день… И вот тогда-то они схватили его за загривок, а у одного из них была маленькая палочка с огнем, и они попытались поджечь его шерсть. Он крутился, вертелся, извивался ужом, скулил, пытаясь высвободиться. Огонь на палочке потух. Они зажгли новую. Он мог бы покусать их. Но это было бы плохо. Он был хорошим псом. Очень хорошим. В ноздри ему ударил запах паленой шерсти, но она плохо горела, и они зажгли еще одну палочку, но ему удалось вырваться из их рук. И убежать. На бегу он оглянулся назад. Радостные, визжащие от восторга мальчишки. Пахнущие солнцем, нагретым песком, соленым морем. Смеющиеся мальчишки. Тычут в него пальцами и аж заходятся от смеха.
Большинство людей хорошие, но есть среди них и плохие. Иногда он сразу же по запаху отличает хороших от плохих. Плохие пахнут холодом… льдом… холодным металлом… хмурым морем, когда нет солнца и люди уходят с пляжей. Но иногда плохие пахнут так же, как и хорошие. Люди — самое интересное, что есть на свете. А до чего пугливы!
Толстяк, который сидит подле него у черного входа в месте, где готовят еду, хороший человек. Не щелкает его по носу. Не пинает ногой. Не поджигает его шерсть. Кормит его прекрасной пищей — да, да, да, да, прекрасной — и смеется по-хорошему, когда лижешь ему руки.
Наконец, толстяк дает понять, что еда кончилась. Ты встаешь на задние лапы, скулишь, даже подвываешь, переворачиваешься на спину, подставляя живот, снова садишься и просишь, волчком крутишься на одном месте, наклоняешь просительно голову, виляешь, виляешь, виляешь, виляешь хвостом, и снова наклоняешь голову, и хлопаешь ушами, показываешь все, на что способен, чтобы выпросить еще хоть немного еды, но все напрасно. Толстяк поднимается с корточек, заходит внутрь и закрывает за собой дверь.
Ну что ж, ведь ты и так уже сыт. И фактически больше тебе и не нужно. Это, правда, вовсе не свидетельствует о том, что те6е уже больше вообще не хочется есть.
Значит подождем маленько. Прямо здесь, за дверью. Он — хороший человек. И обязательно вернется. Не может же он забыть тебя, выкинуть из головы твои штучки, виляние хвостом, просительное поскуливание?
Надо ждать.
Ждать.
Ждать. Ждать.
Вскоре, однако, он вспоминает, что до того, как наткнулся на толстяка, был занят чем-то интересным. Но чем именно?
Интересно…
И вдруг в мозгу всплывает вонючка!
Странный вонючий человек сидит прямо на земле в конце аллеи между двумя кустиками, прислонившись спиной к стене места, где люди готовят пищу. Ест прямо из пакета, запивает еду из большой бутылки. От него вкусно пахнет кофе. И едой!
Еда!
Он трусцой семенит к вонючке, надеясь, что тот ему тоже даст чего-нибудь поесть, но вдруг останавливается, так как чует запах оборотня. Запах этот исходит от вонючки. Он витает в ночном воздухе. Очень сильный запах, холодный и страшный, прилетевший сюда вместе с ночным ветром.
Тот- кто-может-убить снова где-то поблизости.
Перестав вилять хвостом, пес отворачивается от вонючки и бежит по ночным улицам, принюхиваясь только к этому запаху, единственному из множества других, быстро приближаясь к тому месту, где кончается земля и начинается песок, а далее вода, много воды, к грохочущему, холодному, мрачному черному океану.
3
Соседи Ордегарда, как и соседи Рикки Эстефана, оказались глухи ко всему, что происходило рядом с ними. Выстрелы и звон разбиваемого стекла остались 6ез внимания. Кoгдa Гарри открыл входную дверь и выглянул наружу, ночь была тихой и мирной и вдали не слышно было быстро приближающихся полицейских сирен.
У него возникло ощущение, что схватка с Тик-таком происходила как бы во сне в который были допущены только Гарри и Конни. Однако в реальности столкновения сомневаться было невозможно: слишком много свидетельствовало против этого: отсутствующие патроны в барабанах их револьверов, осколки битого стекла, усыпавшие пол балкона спальни, порезы, царапины и ссадины на их лицах, теле и руках.
Первым побуждением Гарри — и Конни тоже — было поскорей убраться отсюда восвояси, пока бродяга снова не вернулся. Но обоим также было ясно, что деваться им некуда: Тик-так все равно их обнаружит, куда бы они ни пытались от него сбежать, к тому же им наконец предоставилась возможность постараться извлечь хоть какую-нибудь практическую пользу из последствий только что окончившейся схватки.
В спальне Джеймса Ордегарда под злобным, пристальным взглядом вурдалака на полотне Гойи Гарри стал искать более существенные доказательства реальности случившегося. Кровь, например. Конни в упор успела всадить в Тик- така по крайней мере три, а то и все четыре пули. Ему оторвало часть лица, и в горле у него зияло огромное входное пулевое отверстие. После того как бродяга выбросил Конни через раздвижную дверь на балкон, Гарри влепил ему в спину еще две пули. Пол и стены комнаты должны бы быть заляпаны кровью, как пивом после бурной студенческой попойки. Но нигде, куда бы ни упирался его взгляд, не было ни капельки: ни на стенах, ни на ковре, ни на кровати.
— Ну? — держа в руке стакан с водой, спросила Конни.
Аспирин застрял у нее в горле, и она пыталась протолкнуть его внутрь водой. А может быть, таблетки давно уже проскочили и в горле у нее першило от чего-то совершенно другого — страха, например, чего раньше с ней никогда не бывало.
— Нашел что-нибудь?
— Никакой крови. Только какая-то жидкая грязь.
Вещество, которое он растирал между пальцами, по виду и впрямь походило на увлажненный грунт, да и пахло соответственно. Кровать и ковер были сплошь засыпаны густеющими комками этого вещества и залиты жидкой грязью.
Гарри, на корточках передвигаясь по комнате, останавливался подле больших сгустков грязи и тыкал в них указательным пальцем.
— Время-то прямо вскачь несется, — заметила Конни.
— Только, ради Бога, не говори мне, который час, — отозвался он, не поднимая глаз.
