Незнакомцы - Кунц Дин Рей (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
— Нет! — затряс головой Брендан. — Нет. В этом сне не было ничего религиозного, ни малейшего намека на божественное присутствие. Иного рода трепет наполнял меня, радость, отличная от радости служения Господу или веры в Него. Я четырежды пробуждался за эту ночь, каждый раз на моих ладонях были круги. И каждый раз, засыпая, я снова видел тот же сон. Происходит нечто чрезвычайно необычное и важное, святой отец, и я участвую в этом. Но, что бы то ни было, ни моя прежняя вера, ни опыт, ни знания не готовили меня к этому.
«Не был ли то призыв дьявола? — подумалось вдруг отцу Вайцежику. — Возможно, сатана, узнав о том, что душа священника в опасности, одел свой омерзительный облик в обманчиво привлекательный золотистый свет, дабы сбить молодого служителя Господа с истинного пути».
Не отступаясь от своего твердого намерения вернуть кюре в лоно церкви, но лишь временно терпя поражение, отец Стефан Вайцежик решил объявить перемирие, а потому сказал:
— Итак, что же теперь? Ты не готов надеть свой католический воротничок и вернуться к выполнению своей миссии. Следует ли мне понимать это так, что пора связаться с Ли Келлогом, иллинойским архиепископом, и попросить его утвердить проведение психиатрической экспертизы? Ты этого хочешь?
— Нет, — улыбнулся Брендан. — Мне уже не кажется, что в этом будет какой-то прок. Если вы не возражаете, я хотел бы вернуться в свою комнату при церкви и подождать там, как будут развиваться события дальше. Конечно, как разуверившийся священник я уже не могу выслушивать исповеди или служить мессу. Но зато я вполне могу хоть что-то делать, например, помогать вам с документацией.
Отец Вайцежик вздохнул с облегчением: он ожидал, что Брендан пожелает вернуться к мирской жизни.
— Конечно же, ты можешь жить в своей комнате и для тебя найдется немало работы — можешь не сомневаться, без дела не засидишься. Однако, Брендан, скажи мне: ты действительно думаешь, что при определенном стечении обстоятельств ты вновь обретешь путь к Богу?
— Я больше не ощущаю враждебности к Богу, — кивнул Брендан. — Я просто не ощущаю его в себе. Посмотрим, как сложатся обстоятельства.
Все еще расстроенный и разочарованный отказом Брендана усмотреть присутствие Бога в излечении Эмми и Уинтона, отец Вайцежик тем не менее обрадовался тому, что его помощник будет у него под рукой, а следовательно, еще имеется шанс вернуть его к вере.
Брендан проводил отца Стефана вниз, и возле двери двое мужчин обнялись, словно отец и сын, — так, во всяком случае, могло показаться стороннему наблюдателю.
Уже на крыльце, под жуткое завывание порывистого ветра, подходящего скорее для Дня Всех Святых, чем для Рождества, Брендан сказал:
— Не знаю почему, но у меня такое чувство, что нас ждет какое-то удивительное приключение.
— Обретение, или вторичное обретение, веры всегда удивительное приключение, Брендан, — произнес отец Вайцежик, после чего, удовлетворенный с трудом одержанной победой, со спокойной совестью удалился.
Рино, Невада
Жалобно стеная и судорожно хватая ртом воздух, но не сдаваясь натиску лунного дурмана, Зеб Ломак храбро пробирался через горы гнилого мусора и полчища тараканов, устилающих пол кухни, к столу. Наконец он достиг цели, схватил ружье, всунул ствол в рот — и только тогда сообразил, что не дотянется до спускового крючка. Желание задрать голову и взглянуть на чарующие луны на стенах и потолке было столь велико, что казалось: кто-то тянет его за волосы, силой принуждая оторвать взгляд от кишащего насекомыми пола. Он зажмурился в отчаянной попытке защититься от наваждения, но невидимый враг принялся настойчиво разлеплять ему веки. Охваченный паническим страхом перед перспективой угодить, как отец, в сумасшедший дом, он нашел в себе силы противостоять гипнотическому зову Луны. Не открывая глаз, он рухнул в кресло, сбил с ноги ботинок, стянул носок, двумя руками вновь вставил ствол ружья в рот, стиснув его зубами, поднял босую ступню и пальцем коснулся холодного спускового крючка. Воображаемый лунный свет столь явственно щекотал кожу, а магнитная сила Луны столь требовательно и властно будоражила его кровь, что он открыл-таки глаза, увидел сонм лун на стенах и выкрикнул: «Нет!» — прямо в отверстие ствола. И, уже впадая в транс под воздействием чар Луны, он из последних сил надавил ступней на собачку — и тут распухающий шар памяти наконец лопнул в его сознании, и он вспомнил все: и позапрошлое лето, и Доминика, и Джинджер, и Фэй, и Эрни, и молодого священника, и всех остальных, кто был тогда в мотеле «Спокойствие» на федеральном шоссе № 80, и — о боже! — Луну!
Быть может, сдержать движение ступни Зебедия Ломак уже просто не мог, а возможно, ожившая память привела его в такой ужас, что он нарочно дернул ногой, желая ускорить развязку, но, как бы то ни было, пуля 12-го калибра с грохотом вырвалась из ствола, снеся Зебу Ломаку затылок, и для него (но лишь только для него одного!) кошмар закончился.
Бостон, Массачусетс
Всю вторую половину рождественского дня Джинджер Вайс провела за чтением «Сумерек в Вавилоне», и, когда в семь вечера пора было спускаться вниз на обед с семейством Ханнаби, она с большим трудом заставила себя отложить книгу в сторону. В не меньшей, а возможно даже, что и в большей степени, чем увлекательный сюжет, ее пленила фотография автора: властный взгляд и смуглое привлекательное лицо Доминика Корвейсиса будили в ней волнение, граничащее со страхом, и она не могла побороть странное ощущение, что однажды уже встречалась с этим человеком.
Забыть лицо Доминика Корвейсиса не помог и обед с хозяевами дома, их детьми и внуками, и оттого впечатление от застолья несколько скомкалось. В десять часов, когда можно уже было встать из-за стола, никого не обидев, она еще раз пожелала всем счастливого Рождества, здоровья и счастья и вернулась в свою комнату.
Она начала читать с того места, на котором остановилась, и, стараясь как можно реже рассматривать фотографию автора, к четырем часам утра дочитала роман до конца. В доме воцарилась глубокая тишина. Джинджер положила книгу на колени и уставилась на до боли знакомое лицо на обложке. Проходила минута за минутой, а она продолжала изучать фотографию, все больше убеждаясь в том, что где-то уже видела этого мужчину, который, в чем она уже почти и не сомневалась, каким-то необъяснимым образом был связан с ее недавними напастями. Некоторое время она гнала прочь эти мысли, пытаясь отнести их на счет того же психического расстройства, которое лежало в основе ее внезапных припадков автоматизма, однако охватившее ее возбуждение неуклонно нарастало и наконец достигло такой степени, что Джинджер, окончательно утратив самообладание и дрожа мелкой дрожью, решила перейти к действию.
Потихоньку выбравшись из комнаты и оглядываясь по сторонам, она спустилась вниз, прошла в темноте огромного дома на кухню, включила свет и сняла трубку настенного телефона. В Калифорнии был час ночи, слишком поздно, чтобы звонить Корвейсису в Лагуна-Бич, но ей было достаточно узнать его номер в справочном бюро, тогда бы она по крайней мере смогла спокойно уснуть и связаться с ним утром. Но полученный ответ не только не удивил, а скорее еще больше напугал ее: в телефонном справочнике номер писателя отсутствовал.
Джинджер выключила свет, пробралась на цыпочках назад в свою комнату и там решила утром написать и отправить экспресс-почтой письмо издателю Корвейсиса с просьбой связаться с ней немедленно.
Возможно, это безрассудный порыв, возможно, она никогда и не встречалась с Корвейсисом и он не связан с ее странным несчастьем. Не исключено, что он примет ее за ненормальную. Но даже если шансы на удачу — один на миллион, то и тогда ей стоит попробовать, ибо в случае выигрыша она будет спасена. А ради этого стоит рискнуть показаться дурой.
Лагуна-Бич, Калифорния
Между тем Доминик, не подозревавший о том, что «Сумерки в Вавилоне» уже связали его с глубоко встревоженной женщиной из Бостона, оставался в доме Паркера до полуночи, обсуждая с другом возможные варианты подоплеки гипотетического заговора таинственных темных сил, направленных против него. Несмотря на досадную нехватку информации, необходимой, чтобы свести концы с концами, уже сам обмен мнениями и предположениями смягчал впечатление от вырисовывающейся страшноватой картины.
