Ненужная крепость (СИ) - Альба Александр (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
— Ты прав, наверное. Я вот все думаю — кто же хуже, сами эти чудовища или колдуны, их породившие? И, сдается мне, колдуны те сами, по своей воле, уже потеряли свои души. Добровольно потеряли! И они, стало быть, хуже всех. Нам надо их найти и убить во что бы то ни стало. Это злое колдовство должно уйти и не предстоять более пред лицами Геба и Нут [171].
Нехти хмыкнул:
— Отец мой, это именно то, почему я тебя просил сначала поговорить все же со мной до принятия решения. Многое надо учесть, о многом подумать и многое мне надо сказать твоим ушам.
— Да, ты прав, наверное. Но что мы сейчас будем делать? — устало и как-то по-детски спросил Хори.
— Себекнехта со сломаными ребрами мы наверх не вытянем без вреда для него. Баи тоже сейчас не встанет. Значит, и им, и кому-то при них все равно придется оставаться в башне. Предлагаю — Тура отпускаем к госпоже, он ей доложит о том, что здесь случилось. Я и Тутмос останемся с ранеными. Вы с Иштеком будете следить за порядком в лагере. В башню надо принести воды на всех, а утром первым делом привести жреца.
— Если он не проснулся от того шума, что мы подняли.
— Сомневаюсь. Сам бой с Проклятыми душами занял от силы минут восемь-десять, и не было ни боевых кличей, ни стонов и мольбы о пощаде, ни звона оружия. Я думаю, снаружи и не слышно было, как мы тут умирали и убивали.
— Ты опять прав. И еще — я переставлю пост, что у конюшни, ближе к башне. Пусть без моего приказа никого не пускают внутрь, даже и жреца. Но, боги! Если бы ты знал — как я хочу спать! Мне кажется, что я во сне, в котором мне снится, что я хочу спать, и даже сейчас то, что я говорю — мне тоже снится…
— Проверь посты прямо сейчас, но всерьез, и ложись спать, а первую половину ночи пусть бдит Иштек, он более привычен к такому. Самым печальным будет, если к рассвету на нас нападут те воровские негры с колдунами. Тогда ты понадобишься больше, чем он, так что еще один резон тебе лечь спать первым. Хотя, честно говоря, я в нападение не сильно верю. Иштек и дикие негры нашли бы их следы, я думаю. Но — верь в милость Ра после богатых даров, а успех все же готовь сам. Я тоже посплю, и пусть Ушастик дежурит первую половину оставшейся ночи. Мнится мне, он не уснет все равно… От своей великой отваги…
Глава 32
Хори не помнил, как он выбрался из башни и проверил посты. Он не помнил, как оказался в командирском домике и в своей постели. Ему снилось, что он дома, за столом у бассейна в тени виноградных лоз, и Руиурести несет ему блюдо с пирожками и кувшин с финиковым вином. Он берет у нее кувшин, и пьет, пьет, но никак не может напиться. Руи вдруг обращается в негра-Проклятую душу, со стрелой в правом плече и израненными путами до кости руками. Левой своей лапищей, капая из изодранного запястья слизью, он хватает Хори и начинает трясти его, и от взгляда рыбьих глаз больно в сердце и страшно до жаркой молнии по всему хребту и ниже, до коленей. Тварь, однако, почему-то не пытается его укусить, только трясет за плечо и что-то сипит. Разобрать свистящий клекот невозможно, но юноша понимает — Проклятый просит освободить его душу. И Хори никак не может перестать — ни пить, ни бояться. Затем негр пропал. Хори в пустыне. Очень хочется пить — по-прежнему. В руке его тыквенная бутыль, судя по весу — полная. Он вытаскивает зубами пробку и делает глоток и чувствует во рту теплое, подкисающее пиво. Обычно он любил, как и все египтяне, теплое пиво, но кислое — оно лишь оставило во рту отвратительный мертвый вкус, словно запах Проклятых душ… Чтобы отбить эту мерзость, он впился зубами в огурец, оказавшийся в другой руке. Вдали виден его отряд, Джамму-нефер. Они уходят прочь, пыля понуро по дороге и забыв его тут, в пустыне. А он даже не може стронутся с места. Глянув вниз, он увидел, что ноги его застряли в занесенной песком и словно утонувшей в нем полусгнившей лодке, неведомо как оказавшейся в пустыне. Хотя юноша твердо знал — это именно он притащил сюда эту лодку волоком на канате. Выломав наконец из трухлявого дерева ноги, он увидел, что отряд отдалился еще больше. Попытавшись их позвать, Хори чувствует, что голос отказал ему. Он отхлебнул из бутыли — и на этот раз в бутыли оказалась кровь. А вокруг, гнусно скалясь, прыгает карлик. Большое его лицо морщится издевательскими гримасами, а светлые глаза яростно блестят. Он вдруг начинает расти, оставаясь при этом, вот диво, карликом. Вот видно только его искаженное лицо, вот только глаза, вот один лишь серо-зеленый глаз яростно смотрит на молодого неджеса. Вот глаз моргнул — и превратился в женский половой орган. Аккуратный, лабия невелика и сомкнута, и вдруг — этот орган начинает расти, и пульсирует, как моргающий глаз. Губы вытягиваются, растут и превращаются в крылышки. Сначала — небольшие, они увеличиваются, оборачиваясь в громадные крылья грифа. Эти упругие плоскости обнимают Хори, не давая вырваться и побежать за своими, все уходящими по пустыне вдаль. Вокруг вспыхивает огонь. Хори смотрит на него, ему жарко. Вот пламя охватило уже держащие Хори крылья, а затем — и его самого. А с неба все смотрит громадный серо-зеленый светлый и немигающий глаз давешнего кривляки-карлика. К горящему долгие годы юноше из бесконечной дали приближается, медленно и кособоко, кто-то. Он ближе, ближе… Это все тот же негр-Измененный, по-прежнему умоляющий о чем-то Хори.
— Просыпайся, командир, — вдруг отчетливо говорит негр, и Хори наконец, заполошно дергаясь и еле понимая на полпути из сна в явь, что будит его Иштек, и в самом деле просыпается. А пить хочется так же сильно, как и во сне. Он вообще себя чувствовал, как после попойки с дракой — ломило и саднило все тело, но особенно — голова. И вообще — казалось, что болели даже сбритые на голове волосы и потерянные навсегда молочные зубы. Видно, он надышался вчера вони и гари в погребе и башне, и короткий сон не дал облегчения. Иштек же выглядел до неприличия бодрым по сравнению с ним. Хотя ночь и ему далась, как видно, нелегко… Холодная морозящая хребет истома отступила, сменившись горячей волной, и Хори с ужасом подумал, что обмочился. Но, хвала богам предвышним и предстоящим — нет. Увидев тыквенную бутыль с водой, он жадно припал к ней. Но противный вкус во рту никуда не делся.
— Долго я спал? — хрипло спросил он.
— Одну стражу. Скоро все проснутся. Я подумал, что надо тебе встать и еще раз потолковать с Леопардом.
— Кто знает о ночных бедах, кроме диких?
— Думаю, писец знает. Или догадывается. Он не спал, когда мы уходили в башню, и видел нас. И когда мы вернулись, он тоже не спал.
Хори вздохнул. Минмесу ему не нравился, невзирая на свою историю. Но он мог быть во многом полезен, а при нынешнех обстоятельствах — даже незаменим. Да и не следовало обсуждать его с Иштеком. Надо было срочно взбодриться, проснуться окончательно. Для начала — умыться. Он взял мешочек с солями и снадобьями для утреннего туалета.
— Тутмос в башне?
— Да, и Нехти там. И раненые. Воды им отнесли. Но надо бы посмотреть на раны их при свете солнца.
— Мы, по крайней мере, Измененными не стали. Надеюсь, и у них все спокойно. Пойдем к колодцу, польешь — мне надо умыться, да и тебе не помешает.
Кряхтя и морщась, он доковылял до выгребных ям и помочился. Затем, так же тяжело и одеревенело, дошел до поилки. Вначале спина, руки, ноги — короче, все члены — еле сгибались, но постепенно он разошелся, спиной чуствуя глумливый взгляд долговязого следопыта. Как тому удавалось быть ехидным с торжественно-постным лицом — уму непостижимо! Холодная вода, щедро выплеснутая из кожаного ведра коварным Богомолом, дубиной вышибла из него дух и победила, наконец, сон. Хори сперва наконец напился, почистил зубы очищающей солью бед и еще раз умылся, неторопливо и тщательно, с умывальной смесью суаб. Затем протер подмышки мазью из смешаных и перетертых скипидара, ладана, семян и благовоний, омыл в последний раз руки и наконец-то ощутил себя живым и почти целым. Мстительно окатив в ответ водой с ног до головы Иштека, он отправил его за жрецом, писцом и маджайкой. Правильней всего будет показать им все на месте, в башне. Подумав, он решил не тратить время на подведение глаз и бровей, и прямо-таки услышал материнское: «ни один ленивый мальчик никогда и ничего не добъется в жизни!» Нет, у него был с собой и зеленый порошок из малахита, и черный из галенита, но не было никакого желания заниматься этой, как он считал, ненужной ерундой. Во-первых, он, особенно глядя на неподводящих глаза маджаев, убедился, что, вопреки всеобщему мнению, и без этих зелий глазные болезни не одолеют его. Во-вторых, без них кожа не зудела, особенно если вспотеть. Голову брить тоже было некогда, и, проведя по ней рукой, он убедил себя, что все пока в порядке, снова явно услышав материнское: «Ленивый мальчик!» Роль ритуала и привычки он пока недооценивал.
