Коробка в форме сердца - Кинг Джозеф Хиллстром "Хилл Джо" (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
– Если хочешь, чтобы я сдвинулся с места, лучше сразу вези сюда тачку, – предупредил Джуд.
– В комнате твоего отца есть морфин.
– Ладно, – согласился Джуд и оперся левой рукой о стол, с трудом отрывая себя от стула.
Мэрибет подскочила и взяла его под локоть.
– А ты куда? – спросила Арлин. Она мотнула головой куда-то в сторону ротвейлера. За ним виднелась открытая дверь, ведущая в бывшую комнатку для шитья, теперь превратившуюся в маленькую спальню. – Лучше приляг. С ним я справлюсь.
– Да, – сказал Джуд Мэрибет. – Арлин справится.
– Что будем делать с Крэддоком? – спросила Мэрибет.
Она стояла прямо перед ним, и Джуд наклонился, прижался лицом к ее волосам и поцеловал в макушку.
– Не знаю, – признался он. – Черт возьми, я бы все отдал, лишь бы тебя сейчас не было здесь. Почему ты не ушла? Почему ты не убежала, когда у тебя еще был шанс? Почему ты ведешь себя, как упрямая заноза?
– Я с тобой уже девять месяцев, – ответила она и, встав на цыпочки, обняла Джуда за шею, потянулась губами к его губам. – Наверное, от тебя и научилась.
И они замерли в объятиях друг друга.
Когда Джуд отпустил Мэрибет, Арлин помогла ему повернуться и повела через кухню в заднюю комнату, которая раньше была спальней Джуда. Он не ожидал этого – думал, что ему предстоит подняться на второй этаж, в хозяйскую спальню.
Но, конечно, отец лежал на первом этаже. Джуд припомнил: Арлин упоминала в одном из телефонных разговоров, что перевела Мартина в бывшую комнату сына. Ей стало трудно все время подниматься и спускаться по лестнице.
Джуд бросил на Мэрибет еще один, последний взгляд. Она стояла в дверях спальни Арлин и блестящими измученными глазами смотрела на него. Он и Арлин уходили, оставляя ее одну. Ему очень не нравилось, что Мэрибет будет так далеко от него, в темном лабиринте отцовского дома. Джуд подумал, что они, возможно, никогда больше не найдут дорогу друг к другу.
Стены темного и узкого коридора, ведущего в его старую спальню, заметно покосились. Джуд заметил (и вспомнил) дверь, затянутую ржавой, местами рваной сеткой. Сейчас она была заколочена гвоздями, а раньше вела в загон для свиней. К своему удивлению, за сеткой Джуд увидел трех свиней среднего размера. Они пристально следили за идущими мимо Арлин и Джудом, поворачивая добродушные и умные морды.
– Свиньи? До сих пор? Кто за ними смотрит?
– А ты как думаешь?
– Может, пора продать их?
Она пожала плечами, потом сказала:
– Твой отец всю жизнь держал свиней. Наверное, я оставила их, чтобы они напоминали ему о том, кто он такой. – Она подняла на Джуда глаза: – Считаешь меня старой идиоткой?
– Нет, – честно ответил Джуд.
Арлин толкнула дверь в бывшую комнату Джуда, и они шагнули в духоту, так сильно пропахшую ментолом, что на глазах у Джуда выступили слезы.
– Погоди, – сказала Арлин. – Я уберу свое шитье.
Она оставила его ждать, прислонившись к косяку, и торопливо просеменила к узкой кровати у левой стены. Напротив стояла вторая, точно такая же кровать. На ней лежал отец Джуда.
В узкие щели между веками виднелась лишь мутная белизна глазных яблок. Рот разинут. Руки – костлявые крючья с желтыми острыми кривыми ногтями – лежали на груди. Он всегда был худощавым и жилистым. Теперь он потерял, по оценке Джуда, около трети своего веса, в нем осталось не более сотни фунтов. Щеки превратились в темные провалы. Несмотря на тонкий свист дыхания в горле, казалось, что отец уже мертв. На подбородке засохли белые полоски. Значит, Арлин все еще бреет его. На ночном столике стояла чашка с остатками пены и кисточкой на деревянной ручке.
Джуд не видел отца тридцать четыре года, и при взгляде на него – истощенного, страшного, заблудившегося в собственном сне о смерти – почувствовал головокружение. То, что Мартин еще дышал, делало эту картину еще ужаснее. Было бы проще, если бы отец уже умер. Джуд ненавидел его так долго, что не был готов испытать другие эмоции. Жалость. Ужас. Ведь ужас коренится в сочувствии, в понимании, каково выносить подобные страдания. Джуд не ожидал, что способен проявить понимание или сочувствие к человеку на кровати.
– Он видит меня? – спросил он.
Арлин посмотрела через его плечо на Мартина.
– Сомневаюсь. Он давно не реагирует на зрительные образы. Конечно, говорить он перестал еще раньше, несколько месяцев назад, но до последнего времени он то кривил лицо, то делал какой-нибудь знак, если чего-то хотел. Ему нравилось, когда я его брила. Поэтому я продолжаю это делать – каждый день. Ему нравилось чувствовать горячую воду на лице. Может, нравится до сих пор. Не знаю. – Она помолчала, глядя на тощее сипящее тело старика. – Мне жаль, что он умирает, но после определенного момента поддерживать жизнь еще хуже. Я уверена в этом. Наступает время, когда смерть требует своего.
Джуд кивнул:
– Смерть требует своего. Верно.
Он обратил внимание на то, что Арлин держала в руках: коробку с шитьем, которую она взяла с ближней кровати. Когда-то это принадлежало его матери – большая желтая конфетная коробка в форме сердца, одна из тех, что дарил ей отец, наполненная наперстками, иголками и нитками. Арлин нажала на крышку, плотно ее закрыла и поставила на пол между койками. Джуд опасливо наблюдал за коробкой, но никаких угрожающих действий с ее стороны не последовало.
Арлин вернулась и за локоть подвела его к пустой кровати. Лампа на длинной складной ножке была прикручена к прикроватной тумбочке. Арлин повертела лампу – ржавые соединения заскрипели – и нажала на выключатель. Яркий свет, брызнувший из-под абажура, заставил Джуда зажмуриться.
– А теперь давай взглянем на твою руку.
Она подтащила к кровати низкую табуретку, уселась на нее и с помощью пинцета стала разматывать мокрую марлю. Когда она отлепила от его кожи последний слой, всю кисть словно окунули в ледяную воду, а утерянный палец – невероятно защипало, будто в него вцепилась целая армия муравьев.
Арлин несколько раз вонзила в его рану иглу шприца, Джуд матерился. Потом кисть и запястье постепенно затопил благословенный холод. Он побежал по венам, превращая Джуда в снеговика.
В комнате потемнело, потом снова стало светло. Пот на его теле быстро остывал. Он лежал на спине. Он не помнил, когда лег. В правой руке ощущалось какое-то невнятное давление или потягивание. Когда Джуд понял, что Арлин что-то делает с обрубком его пальца – сшивает или соединяет скрепками, – он успел лишь проговорить: «Сейчас вырвет». Он боролся с приступом рвоты, пока Арлин подкладывала ему под щеку резиновый сосуд, а потом повернул голову, и его стошнило.
Закончив, Арлин положила правую руку Джуда ему на грудь. Обернутая милей бинтов, кисть увеличилась в три раза и превратилась в маленькую подушку. Джуда клонило в сон. В висках пульсировала боль. Арлин направила резкий яркий свет ему в глаза и наклонилась, чтобы осмотреть порез на щеке. Потом нашла широкий пластырь телесного цвета и аккуратно приклеила на лицо Джуда.
Она сказала:
– Из тебя вытекло очень много. Ты хоть знаешь, какое теперь заливать топливо? Мне надо сказать «скорой помощи», что им привезти с собой.
– Проверь, как там Мэрибет. Пожалуйста.
– Как раз собиралась.
Он закрыл глаза, а когда открыл, то не представлял себе, сколько минут прошло – одна или шестьдесят. Отцовский дом был погружен в покой и тишину, не раздавалось ни звука, кроме внезапного порыва ветра, потрескивания бревен, барабанной дроби дождя по стеклу. Сумела ли Арлин дозвониться до «скорой»? Заснула ли Мэрибет? Где Крэддок – уже в доме? Сидит под дверью? Джуд повернул голову и увидел, что на него смотрит отец.
Нижняя челюсть отца безвольно висела, оставшиеся зубы потемнели от никотина, десны воспалились. В бледно-серых глазах Мартина застыла растерянность. Двух мужчин разделяло четыре фута голого пола.
– Тебя здесь нет, – просипел Мартин Ковзински.
– Я думал, ты не можешь говорить, – сказал Джуд. Отец медленно закрыл и открыл глаза. Никак не показал, что услышал сына.
