Оборотни - Страйбер (Стрибер) Уитли (библиотека электронных книг .TXT) 📗
– Вполне.
– Отлично, об этом нам расскажут анализы. Смотрите! – Он показал заостренный белый зуб.– Он застрял в разорванном запястье жертвы. Вы понимаете, что это значит… куда это ведет?
– Конечно, получается, что парень был еще жив, когда ему впились в руку. Иначе клык не сломался бы в его теле.
– Вот именно! И это подтверждает, что в момент нападения собак он находился в полном здравии.
Воцарилось долгое молчание. Уилсон весь как-то съежился. Он казался еще меньше ростом, еще более квадратным, чем раньше. Бекки чувствовала, как в ней нарастает ощущение бессилия. По мере того, как из отдельных поначалу не очень ясных элементов постепенно выстраивалась общая картина, возникали всякого рода осложнения, и не самым меньшим из них была реакция людской толпы. Как поступают люди, когда они сталкиваются с подобными вещами? В их повседневные будни вдруг вторгается самый опасный из всех видов страха – ужас неизвестности. И если это неизвестное доказало свою способность убить двух ловких и хорошо вооруженных полицейских, то простой смертный не успеет и молитву сотворить.
– По данным лаборатории, второстепенным фактором смерти, возможно, могло бы быть отравление окисью углерода, то есть угарным газом,– заявил после вскрытия Эванс.– Однако главной причиной по-прежнему остаются телесные раны. В особенности – и это в обоих случаях – те, что на горле.
– Окись углерода? Разве это обессилило бы их?
– Утверждать этого я не могу. Содержание ее очень слабое, всего лишь отдельные следы. Прибыв сюда на машине, вы, вероятно, нахватались этой окиси побольше, чем они. Но это – единственная аномалия, обнаруженная нами.
– А могла ли эта доза быть выше в тот момент, когда на них напали и растерзали?
– Это маловероятно. Их организмы функционировали тогда нормально. Это все, что нам удалось выяснить.
Уилсон явно испытывал большое облегчение. Почему? Этого Бекки понять не могла. Судебно-медицинский эксперт положил карточку на стол.
– Воистину загадочный случай,– сказал он.– Ничего более странного не встречал за всю свою карьеру.
– Это почему же?
Уилсону не удалось задать этот вопрос столь безразличным тоном, каким ему хотелось.
– Видите ли, предполагается, что этих полицейских загрызли собаки, верно?
Оба инспектора дружно кивнули головами.
– Уж очень необычные эти звери. Они напали только тогда, когда Ди Фалько потянулся за револьвером.
– Ну и что из того?
– А то. С каких это пор собаки поумнели настолько, чтобы хватать человека за руку, стремясь помешать ему вытащить оружие? Да такого никогда не было! Это не их стиль мышления. Не их ума дело знать, что такое пистолет!
– Ну это как сказать.
– Да послушайте же! Попробуйте прицельтесь собаке в голову, она и ухом не поведет. Она и не подумает защищаться. Разве кто-нибудь слышал о подобной реакции с ее стороны?
– Это просто совпадение. Собака прыгнула из-за жеста, а не для того, чтобы помешать выхватить оружие. Думаю, это неплохо все объясняет. – Уилсон снял трубку телефона. – Позвоню-ка я Андервуду, чтобы сообщить ему, что мы вышли на хороший след. Их милость нас ожидают.
Андервуд был не один. В его кабинете находился молодой человек в строгом костюме и в очках с круглой оправой.
– Добрый вечер,– приветствовал их Андервуд, едва приподнимаясь с кресла и явно скованный посторонним присутствием.– Позвольте представить вам помощника окружного прокурора господина Купфермана.
Затем он представил гостю Нефф и Уилсона. Инспекторы стали устраиваться. Предстояло рабочее совещание, и не было резона терять время на дальнейшие формальности.
– Начнем, пожалуй, – сказал он. – Я сообщил прессе, что сегодня вечером мы сделаем для нее заявление. Правильно ли я сделал?
– Несомненно,– ответил Уилсон и взглянул на помощника прокурора.– Вы жвачку жуете? Не дадите ли и мне? – Молодой человек протянул ему пакетик.– Спасибо. А то мне запретили курить.
– Мне хотелось бы выяснить, обнаружили ли вы что-нибудь такое, что оправдывало бы мое вмешательство,– спросил Купферман.
Так вот почему он здесь! Это был мальчик на побегушках у окружного прокурора. Его послали сюда разнюхать, не допустил ли департамент ошибок. А вдруг копы угробили себя потому, что были с червоточинкой?
– Этого не требуется. Ребята служили в бригаде дорожного движения, а не по линии борьбы с наркобизнесом. Они честно занимались своим делом.
– Вы уверены в этом?
– Какого-то расследования в этом направлении еще не проводили,– уточнила Бекки.– Мы занимались только выяснением причины смерти.
Было очевидно, что Андервуда интересовал именно этот аспект вопроса. Он наклонился вперед и сделал жест рукой, приглашающий развить эту тему.
– Это дело собак,– безличным голосом оповестил Уилсон. – Это все, что мы можем к настоящему времени утверждать. Их загрызли собаки.
– Ну нет! Это абсолютно исключено. Ни за что на свете я не упомяну этого в коммюнике для печати.
– Мы в этом не уверены,– сказала Бекки,– но Эванс убежден полностью. Единственный необычный момент при вскрытии – обнаружение остатков окиси углерода.
– Окиси углерода! Но ведь она относится к группе парализующих газов! Это вполне может объяснить, почему парни не воспользовались оружием. Это уже лучше. Почему бы сразу об этом не сказать? – Он пристально посмотрел на Уилсона. – Я лично считаю, что это – главный новый момент в расследовании. Пояснил ли медэксперт, где они ее наглотались?
Уилсон насмешливо хмыкнул.
– Да ведь его количество было слишком ничтожным.
– Это ты так считаешь, старина. Если я могу воспользоваться этим объяснением, мне не придется классифицировать это дело как нераскрытое. Нельзя же опубликовать в газетах: «Да, речь идет о двух копах, которые делали пометки на заброшенных автомобилях и были атакованы собаками, не сумев на это даже отреагировать». Исключено, чтобы я выступил с подобным заявлением.
– Спасибо.
– Что это значит?
– Просто спасибо. Ни больше ни меньше. Я тебе рассказал все, что нам известно. Если ты дашь мне еще несколько дней, мы еще что-нибудь раскопаем… А что до причин смерти, то, судя по всему, она наступила вследствие ран, нанесенных собаками. Должен признаться, что это мне нравится не больше, чем тебе. Но это факты. И если журналисты требуют от тебя заявления для печати, это единственное, что ты можешь им сказать.
