Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови - Коппер Бэзил (читать бесплатно полные книги txt) 📗

Я подошел поближе и выглянул за ворота. В траве что-то шуршало, и вскоре до моих ушей донесся непонятный звук. Однако через секунду я понял: это мурлычет кошка. Я чиркнул спичкой и увидел огромного дымчатого персидского кота, который с гордо задранным хвостом возбужденно ходил кругами прямо за воротами, высоко поднимая лапы. Его глаза сверкали, он то и дело опускал морду в траву и фыркал.

Я засмеялся.

— Боюсь, тайне конец, — сказал я. — Здесь огромный кот в одиночку празднует Вальпургиеву ночь. [4]

— Это Дарий, — отозвался Джон. — Он проводит здесь полдня и всю ночь. Но это не конец собачьей тайны, потому что Тоби и Дарий неразлучные друзья, а начало кошачьей тайны. Что здесь делает кот? И почему Дарий доволен, а Тоби до смерти напуган?

Тут в моей памяти ожили жуткие подробности моего сна, когда мне привиделся за воротами, как раз на том месте, где сейчас кружил кот, белый надгробный камень со зловещей надписью. Но не успел я собраться с мыслями, как хлынул проливной дождь, и в тот же миг огромный кот протиснулся сквозь прутья ограды и пулей помчался по лужайке к дому. Там он уселся в дверях, напряженно вглядываясь в темноту. А когда Джон слегка подтолкнул его, чтобы закрыть дверь, кот зашипел и ударил его лапой.

Без портрета Джулии Стоун комната в башне уже не внушала мне прежних опасений, и, когда я, усталый и сонный, улегся в постель, загадочный случай с кровью на руках и необычное поведение кота и собаки уже не вызывали во мне ничего, кроме любопытства. Последнее, что я увидел перед тем, как задуть свечу, была пустая стена возле моей кровати. Там, где раньше висел портрет, на фоне выгоревших обоев выделялся прямоугольник темно-красного цвета. Я задул свечу и мгновенно уснул.

Проснулся я столь же мгновенно из-за того, что в лицо мне словно бы ударил яркий свет, хотя, когда я открыл глаза, стояла кромешная тьма. Я прекрасно понимал, где нахожусь: в комнате моих снов, но страх, который я испытывал прежде, не шел ни в какое сравнение с тем леденящим ужасом, который охватил меня теперь. В следующий миг ударил гром, но, сколько я ни убеждал себя, что меня разбудила вспышка молнии, сердце мое бешено колотилось. Я чувствовал, что в комнате кто-то есть, и, защищаясь, инстинктивно вытянул вперед правую, ближнюю к стене руку — и наткнулся на раму от портрета.

Я как ужаленный вскочил с кровати, опрокинув стоящую рядом тумбочку, и услыхал, как часы, свеча и спички упали на пол. Но свеча не понадобилась, потому что небо прорезала ослепительная вспышка молнии, осветив портрет миссис Стоун. И хотя комната сразу же погрузилась во тьму, в свете молнии я успел различить еще кое-что: перегнувшись через спинку кровати, на меня глядел призрак, закутанный в испачканную землей белую ткань. Лицо было лицом с портрета.

И снова прогрохотал гром, затем в наступившей тишине я услыхал слабый шорох приближавшейся фигуры и — что еще ужаснее — ощутил запах тления и распада. Вдруг холодная рука обвила меня за шею и учащенное нетерпеливое дыхание раздалось над ухом. И хотя я мог видеть, слышать, обонять и осязать это чудовище, я понимал, что оно явилось мне из иного мира. Затем знакомый голос произнес:

— Я знала, что ты придешь в комнату в башне. Я долго ждала. И наконец ты пришел. Этой ночью мой праздник, а скоро мы будем праздновать вместе.

Частое дыхание послышалось еще ближе, я ощутил его на затылке.

И тут сковавший меня ужас пробудил яростный инстинкт самосохранения. Я начал бешено отбиваться — и что-то мягкое, испустив звериный писк, с глухим стуком упало подле меня. Я кинулся к дверям, чуть было не упал, споткнувшись о то, что лежало на полу, каким-то чудом нашел дверную ручку. Через секунду я был уже на лестнице и захлопнул за собой дверь. И тут же услышал внизу скрип двери и увидел бегущего вверх по лестнице Джона Клинтона со свечой в руке.

— В чем дело? — спросил он. — Я спал прямо под твоей комнатой и вдруг услышал дикий шум, будто… Боже, да у тебя все плечо в крови!

Потом он мне рассказывал, что я стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, белый как мел, с кровавым отпечатком руки на плече.

— Оно там, в комнате, — прошептал я. — Верней, она. Портрет тоже висит на прежнем месте.

Джон расхохотался.

— Дружище, — сказал он, — тебе приснилось.

Он отодвинул меня в сторону и распахнул дверь, а я, скованный страхом, так и стоял на месте, не в силах задержать его, не в силах пошевелиться.

— Тьфу, что за мерзкий запах! — произнес он.

Затем настала тишина. И хотя дверь была открыта, Джон находился вне поля моего зрения. Через секунду он вышел, такой же белый, как я, и торопливо затворил за собой дверь.

— Верно, портрет на прежнем месте, — сказал он, — а на полу валяется что-то такое… что-то измазанное землей, вроде того, в чем хоронят покойников. Пошли отсюда, быстро!

Не знаю, как мне удалось спуститься вниз. Меня трясло крупной дрожью, я совершенно лишился сил, не столько физических, сколько душевных, и моему приятелю, который то и дело испуганно оглядывался назад, не раз пришлось поддерживать меня, чтобы я не свалился с лестницы. Однако нам удалось благополучно добраться до его комнаты этажом ниже, и там я рассказал ему все, что здесь описал. Конец этой истории можно изложить в нескольких словах. Вероятно, некоторые из моих читателей уже догадались, в чем дело, припомнив странный случай, который лет восемь назад произошел на кладбище в Вест-Фоли, где трижды пытались похоронить тело женщины-самоубийцы. Всякий раз гроб через несколько дней появлялся из-под земли. После третьей попытки тело, чтобы избежать разговоров, похоронили в неосвященной земле. Прямо за воротами дома, где жила эта женщина. Она покончила с собой в верхней комнате башни. Звали ее Джулия Стоун.

Миссис Эмворт (© Перевод С. Антонова.)

Селение Максли, где прошлым летом и осенью произошли эти странные события, расположено на поросшем вереском и соснами нагорье Сассекса. Во всей Англии не сыскать более милого и полезного для здоровья места. Южный ветер приносит с собой запахи моря; с востока высокие холмы защищают этот край от мартовского ненастья, а с запада и севера его овевает легкий ветерок, напоенный ароматами протянувшихся на многие мили лесов и вересковых пустошей.

Жителей в селении не много, зато приятных глазу видов в избытке. Посередине единственной улицы, с широкой проезжей частью и просторными лужайками слева и справа от нее, находится маленькая нормандская церквушка, возле которой расположено старинное кладбище, давно заброшенное; прочие строения — это дюжина скромных домиков в георгианском стиле, сложенных из красного кирпича, с высокими окнами, квадратными цветниками перед фасадом и продолговатыми на задворках; этот ряд мирных жилищ замыкают два десятка лавок и около сорока крытых соломой изб, принадлежащих работникам из соседних поместий. Всеобщий покой, к великому сожалению, нарушается по субботам и воскресеньям: через Максли проходит одна из магистралей, ведущих из Лондона в Брайтон, и наша тихая улица каждую неделю становится треком для несущихся мимо легковых автомобилей и велосипедов.

На въезде в селение вывешен знак, предупреждающий об ограничении скорости, который, кажется, лишь подзадоривает водителей разгоняться еще сильнее — им нет никаких причин поступать иначе, раз дорога впереди пряма и свободна. Соответственно, жительницы Максли, завидев приближающуюся машину, протестующе зажимают носы и рты платочками, хотя улица заасфальтирована и подобные меры предосторожности против пыли излишни. Но на исходе воскресного дня ватага лихачей исчезает, и мы снова погружаемся в пятидневное блаженное уединение. Забастовки железнодорожников, которые так часто сотрясают страну, оставляют нас равнодушными, поскольку большинство обитателей селения никогда не покидают его пределы.

Я являюсь счастливым владельцем одного из упомянутых маленьких домиков в георгианском стиле и считаю не меньшей удачей то обстоятельство, что моим соседом оказался столь интересный и общительный человек, как Фрэнсис Эркомб, закоренелый макслианец, никогда не ночевавший вдали от своего дома, который находится как раз напротив моего, на другой стороне улицы. Мы живем по соседству приблизительно два года, с тех пор как он, еще будучи мужчиной средних лет, оставил кафедру психологии в Кембридже и посвятил себя изучению тех сокровенных и необычных явлений, которые, как кажется, в равной мере касаются физической и психической сторон человеческой природы. Более того, отставка Эркомба была связана с его стремлением проникнуть в загадочные, неизведанные сферы, которые начинаются у границ науки и самое существование которых столь решительно отрицают материалистически настроенные умы: он выступал за то, чтобы в обязательном порядке экзаменовать студентов-медиков на предмет их способности к месмеризму, [5] а также предлагал ввести вопросник для проверки их знаний в таких областях, как видения в момент смерти, дома, населенные призраками, вампиризм, автоматическое письмо [6] и одержимость.