Лэшер - Райс Энн (книга жизни .txt) 📗
О, какой рой тревожных мыслей вызвали к жизни эти слова. Они не выходили у меня из головы. Откровенно говоря, в голове у меня не было ничего, кроме невразумительных стихотворных строк и чудовищных образов, которые они породили.
В конце концов я впал в некое оцепенение. Дни проходили за днями. Явился доктор. Увидев его, я сел и понес такую чушь, что этот простофиля счел за благо оставить меня в покое. Со времен моего детства наука шагнула далеко вперед, но прогресс этот, по всей видимости, не коснулся тупицы-доктора. По крайней мере, он с важным видом сообщил моим домочадцам, что, судя по всем признакам, я страдаю от «затвердения артерий». Имеются также выраженные симптомы старческого слабоумия, заявил он. Именно поэтому я не реагирую на обращенные ко мне слова.
Услышав это, я с превеликим удовольствием поднялся с кровати и приказал доктору убираться вон.
Кстати, мне давно уже хотелось размять ноги. Я никогда не был большим любителем валяться в постели, и дни, проведенные без движения, утомили меня.
Ричард помог мне одеться. Я спустился на первый этаж и присоединился к своим домочадцам, которые как раз ужинали. Заняв место во главе стола, я опустошил тарелку супа из стручков бамии, обглодал, до костей жареного цыпленка, умял несколько кусков мяса и уничтожил множество прочей снеди. Я нарочно занимал свой рот едой, чтобы ко мне не приставали с расспросами. Кортланда я словно не замечал. Несколько раз он пытался заговорить со мной, но я не удостоил его даже взглядом. Бедный мой белокурый мальчик, из-за меня он чувствовал себя таким несчастным.
Собравшиеся за столом, как водится, болтали без умолку. Мэри-Бет разговаривала о хозяйственных делах со своим изрядно подвыпившим мужем, Дэниелом Макинтайром. Бедняга, как видно, был серьезно болен. От того крепкого парня, каким он был когда-то, остались лишь воспоминания. «Это мы, Мэйфейры, довели его до подобного состояния», – пронеслось у меня в голове. Ричард, преданная душа, не сводил с меня глаз. После ужина Стелла заявила, что, раз уж я поднялся с постели и чувствую себя неплохо, почему бы всем нам не поехать покататься на автомобиле.
Замечательная идея, подхватил целый хор голосов. К тому же машину починили, и теперь она в полном порядке.
– Что значит – починили? – встрепенулся я. Я ведь и знать не знал, что машина была сломана.
– Да вот, когда Кортланд брал автомобиль, чтобы съездить… – пустилась в объяснения Стелла.
– Заткнись, Стелла, не пори чушь, – оборвал ее Кортланд. – Уверяю тебя, mon реге, автомобиль в полном порядке.
– Мне плевать на автомобиль! – процедил я. – Скажите лучше, как обстоят дела у девочки – у моей внучки Эвелин.
Кортланд торопливо заверил меня, что Эвелин окружена заботой и вниманием. Недавно она ездила в город, обновляла свой гардероб.
– Вы, Мэйфейры, похоже, считаете, что это лучшее решение всех проблем, не правда ли? – язвительно осведомился я. – Съездить в город и накупить ворох новых тряпок!
– Ну, если это и так, отец, этому научил нас ты, – ответил Кортланд и едва заметно подмигнул мне.
Собственное малодушие поразило меня. Стоило мне увидеть полную любви улыбку, озарившую лицо моего сына, и я сразу сдался. Предпочел уступить.
– Так и быть, готовьте машину. Пожалуй, действительно стоит проветриться, – распорядился я. – Лайонел и Стелла, мы с вами устроим славный автомобильный пробег. А теперь все выметайтесь прочь. Карлотта, ты останься.
Карлотта молча кивнула в знак согласия. Мгновение спустя в просторной столовой воцарилась тишина. Теперь нас окружали лишь фрески. Дивные пейзажи Ривербенда были воспроизведены на них с таким искусством, что стоило взглянуть на изображение – и казалось, будто стены комнаты расступаются, а нас окружают зеленые благоуханные поля. О Ривербенд, земной рай, ныне исчезнувший навсегда!
– Эвелин прочла тебе стихи? – спросил я у Карлотты.
В ответ она снова кивнула. А потом медленно и раздельно произнесла строки, навечно запечатлевшиеся в моей памяти.
– Маме я их тоже прочла, – сообщила Карлотта.
Я бросил на нее недоуменный взгляд.
– Уверена, все, что здесь говорится, правда, – продолжала она– Иначе и быть не может. Или ты думал, что сможешь всю жизнь водить шашни с дьяволом и не поплатиться за это?
– Но я никогда не был уверен в том, что этот дух – дьявол, – возразил я. – Во времена, когда я родился, в Ривербенде не было ни Бога, ни дьявола. И я лишь использовал возможности, которые были мне предоставлены.
– И за эти деяния гореть тебе в аду, – завершила Карлотта.
Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки.
Мне хотелось еще многое сказать Карлотте, убедить ее в том, что она ошибается. Хотелось поведать ей обо всем, что некогда произошло в этих стенах. Но она резко встала из-за стола и, бросив салфетку, словно это была дуэльная перчатка, вышла прочь.
Итак, она поделилась пророчеством с Мэри-Бет…
Когда немного погодя Мэри-Бет вошла в столовую, я бормотал себе под нос жуткие слова.
– Кто не человек, должен быть уничтожен…
– Дорогой, прошу тебя, хватит волноваться из-за пустяков, – проворковала она. – Тебя уже ждут в машине. Желаю приятной прогулки.
И действительно, когда я вышел из парадной двери, мой «штутц-бэркат» был в полной готовности. Бока его сверкали на солнце, Лайонел и Стелла нетерпеливо переминались рядом. Мы двинулись в город, проехали по Амелия-стрит, однако не стали останавливаться, чтобы повидать Эвелин, опасаясь, что наш визит принесет ей больше вреда, чем пользы.
Итак, мы отправились в Сторивилл, туда, где располагались публичные дома, которые я столь часто посещал в прежние времена.
Полагаю, домой мы вернулись лишь к рассвету. Ночь эту я помню с особой отчетливостью, ибо это была последняя из множества веселых ночей, проведенных мною в Сторивилле. Мы слушали джаз, пели, а потом я вместе со своими юными спутниками отправился прямиком в гостиную одного из борделей. Давние мои приятельницы были шокированы, увидев меня в таком обществе. Однако обитательницы борделей привыкли ко всему, и в таких заведениях за деньги можно удовлетворить любую прихоть.
Стелла была в восторге. «Вот это жизнь! – восклицала она. – Вот это жизнь!» Она осушала стакан за стаканом шампанского и танцевала без устали. Что до Лайонела, то он, похоже, пребывал в некоторой растерянности. Но меня это ничуть не волновало. Язнал, что смерть моя близка. Я сидел в битком набитой гостиной Лулу Уайт, слушал рэгтайм, исполняемый на раздолбанном фортепиано, и в голове у меня вертелась одна лишь мысль: «Я умираю… Умираю!» Подобная перспектива страшила меня точно так же, как и всякого другого человека. Я считал себя центром мироздания. Весь мир вращался вокруг Джулиена Мэйфейра. И Джулиен знал, что скоро над его миром разразится буря, но его уже не будет здесь, он ничем не может помочь тем, кто останется после него. Конец всем наслаждениям, приключениям и победам, которых Джулиен испытал немало. Вскоре он навсегда покинет эту землю. Как и любой другой человек, он будет покоиться в могиле.
Утром, вернувшись домой, я поцеловал мою милую Стеллу и сказал, что сегодняшняя ночь была на редкость чудесной. А потом вернулся в свою мансарду, чтобы уж более не покидать ее.
Ночь за ночью я лежал в темноте, погруженный в раздумья. Что, если после смерти я каким-либо образом смогу вернуться в этот мир? Что, если, подобно давнему моему знакомому, я обречен на то, чтобы скитаться здесь вечно?
Как бы то ни было, если этот Эшлер, один из многих Эшлеров, святой, король язычников, призрак, исполненный жажды мщения, просто человек… Вдруг в темноте до меня донесся шум. Кровать моя задрожала. Слова пророчества вновь пришли мне на память: «Кто не человек…»
– Зачем ты пришел? – спросил я. – Чего ты хочешь – потревожить или успокоить меня?
– Умри с миром, Джулиен, – донесся до меня его голос. – В первый же день, когда мы с тобой пришли в этот дом, я открыл тебе свои тайны. Я сказал тебе, что это именно то место, куда ты сможешь вернуться, вырвавшись из объятий вечности. Не случайно этот дом подобен старинному замку. Запомни фрески на стенах этого дома, Джулиен, запомни и сами стены. Сквозь дымку времени ты увидишь их с невероятной отчетливостью. Но тогда ты не внял моим урокам, Джулиен. Возможно, сейчас ты окажешься понятливее? Я слишком хорошо знаю тебя. Ты жив. А пока ты жив, ты не желаешь слышать о смерти.
