Город теней - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский (читать книги полные .TXT) 📗
– Так это, выходит, твоя работа?! – изумился Сергей.
– А то чья же?!
– Так ты не только стукач, а еще и поджигатель?
Мазепа скромно потупился.
– Как же сумел на святую землю пролезть?
– Какая, к черту, святая?! Они ее, землю то есть, и освятить забыли!
– А этот директор… С ним-то дальше что случилось?
– Да ничего. Живет себе… Только трясется постоянно и озирается, а в кишках какая-то дрянь от нервности завелась. Мабуть скоро окочурится. Но жадность, она все равно сильнее чувства самосохранения. Стучать мне надоело, тарелки кидать тоже, я им стал показывать.
– Интересно.
– Баба его соберется на боковую, одеяльце откинет, а на кроватке мертвец лежит распухший. Она хлоп в обморок. Или мальчишку ихого щекотать начинаю. До икоты щекочу…
– Ловкач! Посмотри, Георгий, на городского партизана! Без «калашникова» и гранат обходится. С нечистой силой связался, и борьба с классовым врагом идет довольно успешно. А Хозяин как на твои проделки смотрит?
– А ему что. Мои дела только на пользу. В зачет, значит, идут.
– И то верно. Давай-ка показывай, как с этой хреновиной обращаться.
– Да очень просто. Заливаем дрянь вот сюда. Качаем… Теперь только кран открыть. Воспламенитель в данной конструкции не предусмотрен, поэтому поджигать нужно самому. Сделайте факел.
Из брошенной Мазепой палки и обрывка промасленной тряпки Жора быстренько соорудил требуемое, обмакнул в ведро и поднес зажженную спичку. Факел вспыхнул и зачадил жирной копотью.
– Подноси к трубе, – скомандовал Мазепа, – только рожу отверни, а то опалит. Ну, поехали!..
Полыхнуло так, что у Жоры волосы на голове затрещали. Пронзительно запахло гарью, копоть черным вихрем полетела в разные стороны, на асфальте догорали капли ужасной смеси.
– Норма, – констатировал дед. – Полгорода можно такой хренью спалить, а если поднатужиться, то и весь. На что уж Берлин и тот полыхал – любо-дорого было смотреть! Ну, чего… Аппарат я вам наладил, может, отпустите?
– К Хозяину докладывать побежишь? – спросил Сергей.
– Да что вы! Как можно!
– Побежишь, побежишь… А это ни к чему. Поэтому, пока суд да дело, будешь при нас. На подхвате, так сказать. Так спокойнее.
Мазепа понурил седую башку, сел на ступеньку строительного вагончика и, казалось, глубоко задумался.
Разговор, свидетелем, но не участником которого стал Жора, очень его заинтриговал. Он давным-давно сообразил: Сергей вовсе не мелкий служащий – директор краеведческого музея, каким представлялся на первый взгляд. Может быть, он и не человек даже… Но кто в таком случае? Колдун – носитель древних, тайных знаний? Не такими их представлял Жора. Чернокнижник, пришедший к этим же знаниям собственным извилистым путем? Это больше походило на правду, но тоже не вполне соответствовало действительности. Ясно было одно: Сергей – повелитель неких сил, которые вполне подходили под определение сверхъестественных. Каким образом он добился подобной власти? И кем был в действительности, оставалось загадкой. Добрый он или злой? Тоже загадка. Как будто добрый… Или к нему не подходят оба категорических понятия? Теперь вот всплывает некий Хозяин. А это кто? Как можно понять из разговора, Сергей ведет с ним борьбу? Борьбу за что?! За влияние в жалком городишке? Или эта борьба имеет более глубокие истоки и внутренний смысл?
Размышляя подобным образом, Жора вовсе не обращал внимания на происходящее вокруг. Да ничего, собственно, и не происходило. В меру жаркий летний денек подходил к концу, на двор наползали густые, как сметана, синие тени. В окнах верхних этажей, которые можно было различить с площадки, зажигались огоньки, из-за забора слышались детские голоса, смех, обиженные вопли. Опять же доносились аппетитные кухонные запахи, и Жоре вдруг пришло в голову, что он ничего не ел почти целый день. Утром позавтракал – и только. Он сглотнул набежавшую слюну. Сергей, сидевший рядом, на перевернутом ящике, видимо, тоже чувствовал голод.
– Побудь тут, я скоро вернусь, а ты, старик, – скомандовал он Мазепе, – пока запали костерок.
Дед в мгновение ока выполнил требование, и вот уже на асфальте жарко пылали несколько разбитых ящиков. Минут через пятнадцать возник Сергей с двумя сумками в руках. Одна была наполнена бутылками с пивом, другая – различной снедью, как-то: вареными раками, картофельными чипсами, бутербродами с сыром и сухой копченой колбасой, какими-то пирожками, чебуреками, ватрушками…
– Вот! – воскликнул он. – Подхарчимся малость. Самое время. Давай, Георгий, бери пиво, закуску… И ты, дед, тоже. Не стесняйся. И не чувствуй себя обиженным.
Мазепа опасливо, словно боясь лишиться руки, полез в сумку, достал бутылку пива и ловко откупорил ее об железную скобу.
– Холодненькое, – глотнув, сообщил он. – В самый раз.
– Колбасу бери.
– Я лучше раков. Давненько не доводилось пробовать. По нынешним временам деликатес. А раньше, помню, ведрами таскали. Пойдем на речку и давай по ихиным норам шарить. Уцепишь его за клешню или за ус, и на солнышко. А потом тут же, на берегу, варили. С солью и укропом. Так иные и не дотрагивались до их, брезговали. Говорили: мол, мертвяков жрут… которые утопли. Так вы кого жечь собираетесь? – сделав еще пару глотков, спросил он.
– Вот этих самых, как ты выразился, «мертвяков» и собираемся, – отозвался Сергей.
– Они вон из той дыры должны вылезть?
– Где-то так.
Жора поймал себя на мысли, что Мазепа нисколько не удивился самой возможности появления живых мертвецов.
– Слышал я про них, – задумчиво произнес дед.
– Интересно, откуда? Хозяин рассказывал?
– При чем тут Хозяин? Вообще болтали. Будто здесь есть подземелья, в которых они и обитают. Кладбище тут когда-то было… Да не простое. Кого в эту землю клали, вроде как оживали. Не по-настоящему, конечно, оживали, а становились вроде как куклами без мозгов…
– Ну-ну?
– Вот иной раз на земную поверхность и вылазили. Покуролесят здесь – и снова под землю.
– Что же они такое вытворяли?
– А ты не знаешь?! – Мазепа мелко засмеялся, словно курица на яйцах закудахтала. – Как думаешь, когда они полезут?
Сергей пожал плечами и пнул ногой вылетевший из костра уголек:
– Должно быть, скоро. Если вообще полезут.
Жора тупо смотрел на огонь, потягивая пиво. Несмотря на витавшую в воздухе скрытую угрозу, он чувствовал себя очень даже неплохо. Казалось, все происходит вовсе не в городе, а где-то в глухой пустыне. Лето, ночь, костерок… Совсем рядом высвистывает свою заунывную песенку одинокая цикада. Пиво под рукой… Благодать!
– Вот ты спрашиваешь: чего они вытворяли, мертвецы эти самые? Могу и рассказать…
– Давай, ври.
– Зачем же врать? Все по правде. В первые годы это случилось. Строительства то есть. Когда здесь город начали строить. И завод, конечно. А стояла на этом месте испокон веков деревушка махонькая. Десяток дворов, не боле того. И жили в этой деревушке, как ты знаешь, колдуны.
– Да ну?
– Вот те и ну! Страсть как не хотели они, чтобы ихи владения разорили. Ну и давай напускать разные страхи. Потому как хоть и колдуны, а глупые были.
– Неужели?
– Не соображали, что в городе колдовать еще сподручнее.
Сергей засмеялся, но промолчал.
– Ну, так вот, – продолжал ободренный подобной реакцией Мазепа, – строительство города начали, считай, с этого самого места. Разворотили землю под котлованы, а оказалось, откопали кости. Кладбище, значится, тут некогда имело место. Старое кладбище.
– Все это известно.
– А я, может, не тебе вовсе и рассказываю, а вон молодому человеку. Не знаю, как величать его.
– Георгием, – сообщил Жора.
– Ага, Егорий. Рад знакомству. Так вот. Экскаватор роет, а из ковша черепушки сыплются. Сам тому свидетель. Вначале вроде приостановили работы. Приехал какой-то черт с фотоаппаратом, походил, пощелкал… И махнул рукой, мол, продолжайте в том же духе. Ну и опять давай копать. И этой же ночью на одного парнишку, строителя, кто-то в потемках напал. Тот возвращался с танцулек в свой вагончик. Идет себе… Вдруг перед ним вырастает темный силуэт с растопыренными руками, будто хочет поймать. Парнишка был немного подшофе, а может, и не немного, а средне. Короче, он ничуть не испугался. Ткнул этого, растопыренного, кулаком в грудь. Мол, чего дорогу загораживаешь? А тот хвать его и сжимает в смертельных объятиях с нечеловеческой силой. Малый заорал благим матом, трепыхается, ручками-ножками сучит, а вырваться не могет.
