Зов Лавкрафта (Антология хоррора) - Кабир Максим (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
Александр Матюнин
ПЕРВЕНЕЦ
Шаурма была толстая и жирная, в расползающемся лаваше из которого торчали дольки помидоров и пучки корейской морковки. Пахло жареным и отвратительно вкусным.
Гоша съел бы ее сразу, но Ильич сказал, что это на ужин, а когда у него наступит ужин был решительно непонятно.
Ильич сидел за рулем, выстукивая большими пальцами по пластику ритм какой-то песни, рычащей из динамиков. Как владелец колымаги, он слушал, что хотел, не обращая на Гошу внимания.
Гоша же мучительно размышлял, за какие грехи судьба свела его именно с этим водителем, похожим на старого американского рокера, с коротким ежиком седых волос, с длинными усами, с наколками на костяшках пальцев: «Валя» на правой руке и «Катя» на левой, с мутно-оранжевой «печаткой» и огромным крестом на шее. Всю дорогу — а ехали уже третий час — слушали только «Металлику», «ZZTop», «АС/DC» и иже с ними. Гоша бы и не знал, что это гремит, пыхтит и рычит, но Ильич поучительно рассказывал о группах и объявлял очередную песню.
— Smoke on the water, — хрипло подвывал Ильич, сплевывая в окно. — Afire in the sky… smoke on the water!
Гоша наткнулся на него в небольшой и пыльной закусочной на выезде из Краснодара. В тот момент внезапная идея показалась правильной — добраться до Сочи автостопом. Ильич, покупающий шаурму у загорелого до черноты адыгейца, прямо так и спросил на всю закусочную:
— Кто-нибудь в Сочи едет? Могу подвезти, недорого. Один хрен в ту сторону.
Сидящие в закусочной не изъявили желания выходить под сорокаградусную жару и мчаться хрен знает куда. А вот Гоша, поддавшись внезапному импульсу, спросил:
— Сколько?
— Двести. — Ответил Ильич, закуривая.
— Идет.
— Шаурму будешь? Вкусная, зараза.
Гоша неопределенно пожал плечами:
— Если только за ваш счет.
Ильич ухмыльнулся и бросил адыгейцу за прилавком:
— Заверни еще одну, пожирнее. Худой паренек что-то.
Так Гоша и оказался в старом форде универсале, внутри которого терпко пахло кожей и резиной, вперемешку с запахом бензина и тонкой примесью хвойного освежителя — елочка болталась на зеркальце заднего вида. Колымага едва тянула сто километров в час. Как бы не сдохла среди ночи-то. Что-то у нее в моторе стучало, а при переключении передач — натужно скрипело.
— Я у Заурчика все время покупаю, — говорил Ильич, закуривая дешевую сигарету без фильтра. — Там шаурма, брат, отменная. Заур широкой души человек. Пойми, ему невыгодно плохую шаурму продавать. Мы, водители, сразу подставу чувствуем. Если что — нос сломаем. Понял шутку, да? Адыгеец, а мы ему нос кривой сделаем!
Гоша слабо улыбался. До Сочи оставалось ехать часа четыре. В компании с этим отчаянным любителем «Примы» и хард-рока. Милое дело.
— А ты что там вообще забыл? — спросил внезапно Ильич. Ехали где-то среди полей, на долгом отрезке между станицами и аулами.
— Где?
— Ну, в столице бывших Зимних.
Гоша потер левый висок, собирая кончиками пальцев холодные капли пота. Ответил полуправду:
— С девушкой поссорился. Она там, а я, стало быть, здесь. По телефону личные вопросы не решить, вот и надумал быстро смотаться, все выяснить.
— С девушками, брат, одни проблемы.
— Ага. Вот и надо эти проблемы кому-то решать.
На самом деле Гоша ехал не столько решать проблемы, сколько убедиться, что все бесповоротно кончено. Три дня назад Надя сбросила по мессенджеру сообщение, что пора расставаться. Любовь прошла, Гоша хороший парень, но эта его неконтролируемая агрессия до добра не доведет. Надя устала от внезапных приступов злости со стороны Гоши, от того, что он часто распускает руки и не по делу устраивает ей проверки «на ревность». Теперь, правда, выяснилось, что все по делу… Она и в Сочи-то уехала не в командировку, как изначально говорила, а к новому парню.
Сначала Гоша разбил телефон, швырнув его об стену, перевернул все вверх дном, потом напился с друзьями в кабаке в центре города. Домой добирался пешком, попутно придираясь к каждой проходящей мимо девушке. Говорят, подрался с каким-то парнем у клуба. Гоша точно не помнил, но костяшки пальцев оказались сбиты, так что все может быть, все…
Пришел он в себя только вчерашним вечером, маялся жутким похмельем, напился таблеток от головной боли и решил во что бы то ни стало добраться до Нади и поговорить. Основательно поговорить, по душам. И еще посмотреть в глаза. Любимой и дорогой Наденьке. Убедиться, что назад дороги нет. Сказать какие-нибудь слова (вроде тех, которые больно жалят и надолго остаются в памяти). Уже в дороге Гоша мучительно размышлял, что вообще скажет и как поступить. Набить морду шалаве или отпустить восвояси? Но пока в голову лезли только какие-то глупые мыслишки. Просить прощения он, конечно же, не собирался. Злость до сих пор выжигала что-то внутри каленым железом.
…Ехали до темноты, которая на юге падает внезапно, погружая все вокруг в другой, ночной, мир. Из-за лесополосы вынырнула одинокая заправка, Ильич свернул к ней, притормозил и заглушил мотор. До Сочи оставалось всего сто двадцать километров. Сущие пустяки, если подумать. Гоша, разомлев от хард-рока, размышлял как сразу же по приезду, ночью, отправиться к Наде. Эффектно и неожиданно.
— А теперь ужинать, — произнес Ильич с видимым удовольствием. — Не люблю на жаре есть. Пищеварение из-за этого страдает, знаешь?
На улице действительно стало прохладнее. Черное небо густо усыпали звезды. Гоша выбрался из кабины, прошелся вокруг автомобиля, разминая затекшие косточки. Кругом тянулись поля. Старая автозаправка казалась в темноте окаменевшим трупом сказочного животного. Внутри горел зеленоватый аварийный свет.
Шаурма, конечно, остыла, а сквозь целлофановые пакеты, сморщенные от влаги, проглядывались капельки жира, кусочки рубленого мяса, мохнатые обрезки капусты.
Гоша взял одну, ощущая, какая она здоровенная и тяжелая. Оторвал промасленную бумажку, впился зубами в холодную мякоть.
— Хорошо кусай, в середине самый сок, — посоветовал Ильич. — Заурчик от души напихал всякого.
Гоша последовал его совету. Жир стекал по губам и подбородку. Гоша склонился, чтобы не запачкать джинсы. Пальцы погрузились в размякший лаваш. Языком нащупал что-то продолговатое и шершавое, похожее на волосатую сосиску, отстранился и разглядел среди майонез, кетчупа и овощей гусеницу.
— О, блин!
Шаурма плюхнулась на землю. Гоша ощутил, как поднимается к горлу острая и едкая желчь, вперемешку с непереваренной едой, зажал рот рукой и глубоко, хрипло вздохнул.
Гусеница извивалась в пыли. Была она жирной и блестящей, с жесткой рыжей щетиной и продолговатой головкой, обрамленной ярким гребешком, как у петуха. Два черных глаза торчали на макушке, а еще открывался и закрывался крохотный рот. Шевелились длинные усики, будто что-то искали.
— Сюрприз, да? — усмехнулся Ильич. — же говорю, от души напихал всякого.
В этот момент темнота у обочины пришла в движение. Чьи-то руки крепко схватили Гошу со спины. Мускулистая рука крепко зажала под подбородком, не давая пошевелить головой. Гоша дернулся, но держали его сильно. В затылке вспыхнула боль.
— Отпусти, с-сука!
Ильич шустро поднял двумя пальцами извивающуюся гусеницу и подошел ближе. В длину гусеница была сантиметров десять.
— Вы с ума сошли? — зашипел Гоша. — Какого хрена?
Ильич приблизился. Взгляд у него сделался каким-то совершенно безумным.
— Smokeonthewater, — произнес он негромко. — Вот так и живем тут.
Чужие толстые пальцы полезли Гоше в рот, с силой разжали челюсти, не давая их сомкнуть.
Гоша разглядел, как извивается дрожащее тельце с рыжей щетиной в пальцах рокера, а потом Ильич запихнул гусеницу Гоше между зубов. Гусеница оказалась холодной, покрытой какой-то едкой слизью, напоминающей на вкус лимонный сок. Рот наполнился слюной. Гусеница извивалась с бешеной скоростью, задевая небо и щеки изнутри. Что-то больно кольнуло кончик Гошиного языка. К едкому привкусу прибавился другой — солоноватый. Гоша сглотнул и почувствовал, как что-то вязкое ползет по горлу. Гусеницу он сглотнуть не смог — та ущипнула за щеку изнутри, будто присасываясь. Как пиявка.