Увидеть лицо (СИ) - Барышева Мария Александровна (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .txt) 📗
Ольга напрасно беспокоилась — Светлана даже не узнала ее на лестнице, лишь машинально отметив, что поднимается кто-то из своих. Харченко для нее прошла мимо бледным призраком, тут же исчезнувшим из памяти. Сейчас вообще ничего не имело значения, кроме медальона, свисавшего с ее пальцев на короткой серебряной цепочке плотного плетения. Он неторопливо раскачивался перед ее лицом, и Светлана смотрела на него завороженным взглядом пациента, наблюдающего за движением кристалла гипнотизера.
— Помогите! Откройте! Бога ради, откройте!.. Помогите!
Дверь сотрясается от ударов в отчаянье бухающих в нее кулаков, и щекой она чувствует эту тряску. Щека горит — от стыда, страха и возбуждения — дикое и в чем-то приятное ощущение, и железный ободок дверного глазка холодит плотно прижавшиеся к нему раскрытые веки. Она смотрит и знает, что из глазков дверей напротив так же смотрят соседи. Ее пальцы не тянутся к дверному замку, и она знает, что соседи тоже не откроют. Она не оборачивается к телефону, и знает, что соседи тоже не позвонят — страшно — и за себя, и за драгоценнные потерянные секунды редкого зрелища. А свет на площадке, как назло, так ярко горит, и так хорошо все видно, что оторваться невозможно. Во всем этом было что-то чарующее, какая-то сковывающая, замораживающая магия, но магия темная, на краткий промежуток времени заморозившая не только тело, но и душу.
— Помогите!..
В ее дверь она почему-то стучала особенно долго — последняя дверь последнего третьего этажа. Кто она была, откуда и почему вбежала именно в этот подъезд в тот поздний час, Светлана так никогда и не узнала, как и не узнала, что с ней стало потом. Она хорошо рассмотрела ее немолодое лицо, даже пудру, слежавшуюся в углублениях морщин… а потом они ударили ее по голове, и от удара ее швырнуло прямо на Светланину дверь. Глазок у нее был расположен низко, и после удара Светлана уже не видела ее лица, но медальон увидела — крошечное мгновение, но он отпечатался в памяти навечно, а потом она боком свалилась на площадку, и больше Светлана уже не видела ни лица, ни медальона, а только согнутые спины тех, кто торопливо выдирал сумочку из ее пальцев и сдирал украшения… в том числе и медальон. Они ничего не боялись, они знали, что на них смотрят, но им было все равно. Может быть, они знали, что им нечего бояться.
Позже она ничего не сказала, и знала, что соседи тоже ничего толком не сказали. Скорее всего, потому, что знали, что другие тоже не откроют для них свою дверь.
Молоденький паренек из милиции, уже уходя, тогда на площадке презрительно и нарочито громко бросил в их адрес: «Ботва!» Светлана не поняла смысла, но поняла интонацию, ощущение от которой было как от плевка.
Она знала, что это был гнусный поступок, и знала, что повернись время вспять, все равно не открыла бы дверь, и от этого ей становилось еще хуже. Отвратительная гниющая язва на ее безупречном прошлом. Прошло уже несколько лет, все уже начало подергиваться милостивым туманом забытья, и только медальон еще долго безжалостно сверкал сквозь него. Но вскоре и он начал меркнуть… до той минуты, пока Светлана не нашла его, расстилая кровать в своей комнате — чудесной комнате розовых и золотых тонов, наполненной лампами и цветами — пусть и те, и другие выглядели так, словно их только что привезли из магазина, но эта безупречная магазинная ухоженность не мешала им создавать атмосферу того аккуратного уюта, который она так ценила.
И медальон оказался там — висел на серебряной цепочке, захлестнутой за один из шаров розового дерева на спинке кровати, и увидеть его для Светы было равносильно жестокому пинку в живот, от испуганной неожиданности у нее в первый момент даже закружилась голова. Кто-то забыл его там, хотя сейчас ей уже начинало казаться, что этот кто-то оставил его там специально, рассчитывая на то, что именно она найдет его. Предположение, разумеется, было нелепым, но тотчас же в ее ушах, словно наяву зазвучал глуховатый голос рыжеволосой Алины:
— …интересно — как вы выбрали свои комнаты?
— А я выбрала самую светлую. Вернее… ну, мне кажется, днем она должна быть самой светлой. Там такие красивые обои — розовые с золотыми птицами… и лампа во весь потолок…
Лампа во весь потолок…
Светлана запрокинула голову и, сощурившись, глянула на нарядный абажур над головой. Ее рука с цепочкой упала, и холодный медальон уютно улегся на колене.
Самая светлая комната — светлая не только днем, но и ночью, потому что в ней лампа во весь потолок, потому что она наполнена лампами… это первая причина, по которой она ее выбрала, а вовсе не из-за красивых обоев… Конечно, у нее нет никакой нюктофобии, но все же намного спокойней, когда вокруг столько ламп… и кто-то знал об этом и оставил подарок для ее совести…
Бред, конечно же бред! Конечно, Алина была ей симпатична и казалась милой и доброй, но все же была явно не в себе. Их похитили, и все это устроил водитель. Возможно, у похитителей какой-то особый план насчет них, но, так или иначе, этот план не может быть настолько особым.
Она взглянула на медальон, холодивший ее колено сквозь ткань халата. Сантиметров шести в диаметре, серебряный с черневым рисунком — четыре выложенных по кругу длинных широких листа, попарно соприкасающихся черешками, а между ними — скопище цветов, похожих на ландыши, — такие же аккуратные маленькие цветки-колокольчики, но они не свисали, а смотрели вверх, будто каждый лежал отдельно, — выпуклый, изящный, почти живой. Мастерски сделанный медальон казался старинным и очень дорогим. Редкость, но даже редкости не обязательно быть в единичном экземпляре… Вот только у медальона был дефект — небольшая, но довольно заметная щербинка на одном из листьев, возможно, след грубого удара обо что-то, и от этого дефекта Бережной хотелось плакать. Иногда память бывает очень жестока в своей безупречности. Это был тот самый медальон.
Вряд ли дом принадлежал кому-то из тех грабителей, скорее всего, они сразу же продали украшение, и хозяин дома, приобретший его, был очень далек от того позднего вечернего часа на лестничной площадке старого трехэтажного дома. Но на всякий случай Светлана извлекла из памяти полустершиеся от времени лица грабителей и примерила их на всех своих спутников мужского рода. Ни одно не подходило. Впрочем, это пока тоже ни о чем не говорило…
Внезапно Светлану охватило глубокое растерянное отчаяние — мысли у нее в голове настолько смешались и переплелись, что выстроить из них хоть что-нибудь, что принесло бы ей хоть какое-то успокоение, не представлялось возможным. Самым лучшим решением было бы постучаться в чью-нибудь дверь, вывалить все, как есть, и послушать, что он скажет.
Он? Ты ведь думаешь о двери в комнату Лифмана, не так ли?
Ах нет, он же собирался переночевать в гостиной, верно, туда он и пошел, проводив Светлану до ее комнаты. Впрочем, ведь и в гостиной есть дверь, не так ли?
Ей показалось, что желая спокойной ночи, Борис немного замялся — возможно, он ждал, что она пригласит его зайти… но ведь Светлана не из тех, кто приглашает мужчину в свою спальню сразу после знакомства — Лифман должен был это понять. А раз не стал напрашиваться, значит, он порядочный человек. И не в равнодушии дело, она ведь нравится ему — это очевидно.
Мимолетно она удивилась тому, что ей настолько польстило внимание Бориса. На нее часто обращали внимание красивые мужчины. В ее жизни было много красивых мужчин — красивых, порядочных и страстных, и было много красивых романов. Сейчас, правда, ее сердце свободно, но это временно… а у Бориса нет обручального кольца. Светлана мечтательно улыбнулась, но ее улыбка тут же увяла.
— Обычно я люблю ездить на лайнерах…
— А почему ты не сделала так в этот раз?
Застонав, Светлана прижала ладони к вискам. От движения медальон съехал с ее колена и негромко звякнул о пол. Она поспешно схватила его и воровато огляделась, потом подсунула медальон под красивую плетеную хлебницу, стоявшую на столе, и, облегченно вздохнув, огляделась.
