Возвращение призраков - Герберт Джеймс (лучшие книги онлайн txt) 📗
Близящаяся агония толкнула Микки в безумный поход через заваленный щебнем пол. Невероятно, но ему удалось подняться. Он продолжал дергать стрелу, но его измазанные руки то и дело соскальзывали. Боль и шок вскоре одолели его, он зашатался в ночной темноте, его ноги согнулись, как у обезьяны. Он ударился о лестницу — ту, что спускалась от запертой железной двери в коридоре — и, еле удерживаясь на ногах, спотыкаясь об обломки, которые сам же обрушил, скользя в лужах собственной крови, хрипя и булькая на разные лады, побрел по подвалу.
Кровь вскоре пропитала одежду, и каждый раз, когда Микки натыкался на стены, на них оставались свежие кровавые пятна. Его руки в темноте казались рубиново-красными, а легкие стали наполняться жидкостью. Постепенно его движения замедлились, ослабли, Микки остановился, тело начало оседать. Но безумный поход уже привел его к другому концу полутемной комнаты. В голове у Микки все смешалось, его и так обуревал ужас, но этот ужас достиг предела, когда глаза различили перед собой странную, ярко освещенную свечами картину.
Остатки воздуха вытолкнули через сомкнутые губы поток крови, и темная пенистая жидкость обагрила каменный пол. Микки последовал за этой кровавой дугой и с тупым сочным шлепком упал лицом вниз. Его глаза остались открытыми, хотя видение быстро меркло. Но образ человека среди ярко горящих огней оставался в сознании и преследовал его почти до самого последнего вздоха, унесшего в небытие его несчастную жизнь.
31
Эш задержался под вывеской «Черного Кабана». Раньше он обращал на нее мало внимания, но теперь вытянул шею, чтобы получше рассмотреть выцветшие подробности. Черная щетина и желтоватые клыки огромного зверя с дикими глазами словно подрагивали от ярости. Хотя и грубо намалеванная, с потрескавшейся и местами отвалившейся краской, картина вполне реалистично передавала свирепую мощь кабана. Возможно, это бешенство в налитых кровью глазах придавало ей такую выразительность, а возможно, стойка зверя — сгорбленная, с поднятым, роющим землю копытом; но, скорее всего, дело было в контрасте между страшным образом и обрамлявшей его мирной картиной деревенской жизни, — контрасте, который и поражал зрителя. Впрочем, Слит вообще казался деревней контрастов.
Эш оторвал глаза от вывески и осмотрелся. Пруд, покрытый поднимающимся от воды туманом, больше не казался таким мирным: он представлялся слишком тихим, слишком глубоким. И колодки с позорным столбом являли собой не памятники старины, как Эш подумал вначале, а постыдное и явное напоминание о более зловещих временах Слита. Даже окна старых домов и муниципалитета напротив выглядели мрачно нахмурившимися, а на липах немногих людей, попавшихся Эшу на коротком пути от церкви Св. Джайлса, лежала печать подавленности и смятения — когда один прохожий поднял голову, глядя на машину исследователя, и тот приветственно кивнул ему, человек быстро и чуть ли не воровато отвел глаза.
Эш повернулся к узкому горбатому мостику, ведущему из деревни, и удивился, что там тоже поднимается туман, — его клочковатые щупальцы тянутся от реки к низкому каменному ограждению. Эш заметил и легкую дымку над главной улицей. Было слишком жарко, слишком влажно, нестерпимо болела голова и в горле пересохло. «Нужно непременно выпить», — решил Эш.
Он толкнул дверь в гостиницу — она поддалась туго, словно не желая впускать неугодного посетителя, но Эш толкнул сильнее, дверь распахнулась, и с некоторым облегчением он ступил в тенистую прохладу бара.
Посетителей не было, и, на первый взгляд, обслуга отсутствовала. Однако когда Эш направился по потертому ковру, вскоре из открытой двери за стойкой послышался голос. Хотя время ленча давно прошло, Эш слегка удивился, что в такой тяжелый, удушливый день никто не пьет. Возможно, те, кто не работал, предпочли остаться в прохладе у себя дома. Он решил не пить в самом баре — не было настроения ни с кем говорить — и тихо прошел к задней лестнице. В комнате у него была водка, а больше сейчас ничего и не требовалось, есть не хотелось.
Эш прошел к лестнице, не привлекая внимания персонала из задней комнаты, и быстро поднялся наверх. Коридор пропитали несвежие запахи пива и кухонной стряпни, жара выдавила этот удушающий аромат самого времени из стен и ковровой дорожки. Запах вызывал тошноту, и Эш с облегчением зашел к себе в комнату, где оставалось открытым окно. Постель была заправлена, в комнате прибрано, а что лучше всего — на тумбочке стоял графин свежей воды.
Еще закрывая плечом дверь, Эш начал расстегивать рубашку и вытаскивать ее из брюк. Обмахиваясь краями рубашки, он направился к фляжке на столике у окна, взял ее и с тяжелым вздохом сел на край кровати, потом краем рубашки вытер пот с лица, груди и живота и, закрыв глаза, посидел так несколько мгновений, пытаясь вдыхать воздух, веющий из открытого окна. Но вскоре открыл глаза, поняв, как мало воздуха попадает в комнату с улицы — занавески висели совершенно без движения. Поднеся флягу к губам, Эш быстро глотнул водки и налил в стакан воды из графина на тумбочке. Вода была тепловатой, но хорошо заливала огонь алкоголя, в то же время утоляя жажду. Невидящим взглядом он уставился в окно, а в голове теснились мысли. Прошло несколько минут, прежде чем Эш снова потянулся к графину, чтобы наполнить стакан. Водка, потом вода. И снова: водка, потом вода. Стало получше, и мысли начали выстраиваться в какой-то порядок.
Симус Фелан не был дураком, каким мог показаться. Возможно, он эксцентричен, слишком экстравагантен, но в этом человеке скрыт острый ум, который не сразу видно. Обладает он психической энергией или нет — это другой вопрос, хотя ирландец несомненно восприимчив: он быстро ощутил царящее в Слите настроение. Также впечатляет его знание мертвого латинского языка, как и познания в истории — он легко восстанавливал исторический фон церковных записей, когда они вместе просматривали их. Из этих древних книг оставалось еще многое узнать, но через пару часов кропотливой работы, тщательно просеяв каждую строчку, которая могла относиться к их поискам, двое мужчин начали уставать.
Оставалось еще много работы, но в конце концов Фелан уговорил Эша вернуться в гостиницу и отдохнуть, пока сам он продолжит исследование, и Эш, все еще чувствовавший недосыпание после прошлой ночи, неохотно согласился. Кроме того ему хотелось навестить Эллен Преддл, посмотреть, как она оправилась после ночных волнений, а также забрать пленку из расставленных в коттедже камер. Требовалось также время, чтобы обдумать все то, что они с Феланом уже узнали. Если те церковные записи не были сделаны сумасшедшим. Слит имел тайную историю, столь же ужасающую, сколь и отталкивающую. Извинившись, Эш оставил ирландца продолжать работу в одиночестве.
«Эллен Преддл тоже могло не быть дома — хотя и вряд ли, — подумал он, — или — более вероятно — она могла просто не открыть дверь на его стук». Эш несколько минут колотил в дверь, потом постучал в окно, заглянул и позвал хозяйку. Внутри не слышалось ни звука, не было видно ни движения, и он решил зайти попозже вместе с Грейс, которая, может быть, убедит вдову снова впустить их. Тягостное чувство все возрастало, и Эш тихо поехал обратно в гостиницу.
Он потряс фляжкой у уха, чтобы оценить, сколько там еще осталось. Она была почти пуста. Эш сделал последний глоток и потянулся к сигаретам, которые бросил на кровать. Когда он закурил, послышался неуверенный стук в дверь.
— Дэвид?
Это был голос Грейс.
Эш встал и двинулся мимо кровати, а когда раздался повторный стук, распахнул дверь. Грейс еще не успела опустить руку. Хотя в затененном коридоре было мало света, Эш разглядел в ее светлых глазах волнение.
— Грейс? Ваш отец...
— С ним доктор Степли. — Она смотрела мимо него, в комнату, и Эш отошел в сторону, чтобы Грейс могла войти. — Я сразу отправилась сюда, — сказала она, проходя. — Вроде бы внизу никого нет.
Грейс встала у кровати и посмотрела на него, ее распущенные волосы обрамляли лицо, на лбу поблескивала легкая испарина.
