Мозговик. Жилец (Романы ужасов) - Браун Фредерик (читать книги без .txt) 📗
По лестнице он спускался как можно тише. Ему не хотелось в это утро встречаться с месье Заем. Как всегда, перед рядами почтовых ящиков во дворе он совершил акт ложного коленопреклонения, чтобы посмотреть, не было ли каких-либо поступлений. Оказалось, его ждали два письма.
Одно было адресовано мадемуазель Шуле, тогда как другое — ему самому. Он уже не в первый раз получал корреспонденцию, адресованную предыдущей жиличке. Поначалу он испытывал некоторые колебания по поводу того, следует ли вскрывать эти письма, однако постепенно любопытство все же пересилило изначальную щепетильность. Он даже убедил себя в том, что просто обязан проверить, не содержится ли в них нечто важное, и с тех пор стал открывать все письма подряд.
В том письме, что было адресовано лично ему, ничего существенного не содержалось — какие-то отпечатанные на ротаторе рекламные объявления. Он смял листки в тугой шар и, выходя, выбросил в мусорный бак. Затем прошел в кафе на противоположной стороне улицы, чтобы выпить чашку утреннего кофе. Официант любезно поприветствовал его.
— Кофе? Нервы сегодня не беспокоили? Или, может, шоколад?
— Да, шоколад, — кивнул Трелковский. — И сухой тост, даже два.
Не успел официант еще выполнить заказ, как он снова подозвал его.
— Да, и принесите мне пачку «галуаз».
Жестом беспредельного сожаления официант развел руками.
— Извините, месье, в настоящий момент у нас не осталось ни одной пачки. Придется специально сходить для вас в ларек.
Трелковский пожал плечами.
— А что у вас есть?
— «Житан» — крепкий вирджинский табак. Мадемуазель Шуле всегда их курила. Принести пачку?
— Хорошо, давайте «житан». Но только без фильтра.
— Правильно, она тоже любила такие.
Трелковский оторвал край адресованного Симоне Шуле письма и стал читать.
«Мадемуазель, надеюсь, вы простите мне мою смелость за то, что я пишу вам. Дело в том, что наш общий друг, Пьер Арам, дал мне ваш адрес и сообщил, что вы, возможно, располагаете информацией которая представляет для меня крайний интерес. Я живу в Лионе и работаю клерком по продаже книг. Однако причины личного свойства вынуждают меня вскоре переехать в Париж. Мне предложили работу в книжном магазине, расположенном в доме номер 80 по улице Виктории. Ответ владельцам этого магазина я должна дать в течение недели, однако до сих пор так и не смогла прийти к какому-либо конкретному решению, поскольку буквально только что получила еще одно предложение — от магазина, который находится в доме номер 12 по улице Вожиро. Я недостаточно хорошо знаю Париж, и ни один из этих магазинов мне не известен. С учетом того, что продавцу полагаются комиссионные от продажи, мне, естественно, хотелось бы заблаговременно осведомиться о возможностях обоих магазинов.
Пьер сказал мне, что вы будете настолько любезны, что лично проверите оба этих магазина и сообщите мне свое мнение о них, чтобы я могла принять окончательное решение.
Я отлично понимаю, что своей просьбой причиняю вам определенные неудобства, однако я была бы крайне признательна вам, если бы вы оказали мне эту услугу и написали, что думаете на этот счет, причем сделали это не откладывая. К письму прилагаю конверт с маркой и моим адресом. Заранее искренне благодарю вас за помощь и т. д. и т. п…»
Письмо было подписано полным именем и фамилией с указанием адреса — скорее всего, какая-то женщина или, что еще более вероятно, молоденькая девушка. В конверте также лежал чистый, сложенный конверт, о котором она упоминала в письме.
— Что ж, придется мне самому ей ответить, — пробормотал Трелковский. — Думаю, сделать это будет нетрудно.
8. Стелла
Трелковский выходил из кинотеатра, в котором смотрел фильм о жизни Луи XI. С тех пор, как он начал читать исторические романы, оставшиеся в квартире после Симоны Шуле, его просто зачаровывало все, что имело отношение к истории. На углу улицы неподалеку от кинотеатра он увидел Стеллу.
Она стояла в окружении небольшой группы друзей — трех молодых мужчин и девушки, — было совершенно ясно, что все они также только что вышли из этого же кинотеатра. Он никак не мог решиться заговорить с ней, хотя почему-то почувствовал жгучую потребность сделать это; не столько потому, что так уж хотел снова повидать ее, — просто ему требовалось сейчас оказаться в компании незнакомых людей. С тех пор, как Трелковский перестал встречаться с Саймоном и Скоупом, он жил практически в полном одиночестве, и его буквально изводило желание поговорить с людьми своего круга.
Он чуть приблизился к группе молодых людей, выжидая момента, когда можно будет обратиться к Стелле, — к сожалению, девушка стояла спиной к нему. От того немногого, что доносилось до него из их разговора, у него сложилось впечатление, что она говорила об увиденном фильме, причем свою точку зрения выражала с изрядной запальчивостью.
Он ждал, когда возникнет хотя бы малейшая пауза, чтобы можно было вступить в разговор. Поначалу молодые люди стояли прямо напротив кинотеатра, но затем стали медленно продвигаться по улице, так что Трелковскому не оставалось ничего иного, как следовать за ними. У него было такое ощущение, будто он через замочную скважину подсматривает и подслушивает чужой разговор. До сих пор никто из них не обращал на него ни малейшего внимания, но он понимал, что через несколько мгновений это обязательно произойдет. Ему следовало что-то предпринять, причем не откладывая, пока кто-либо из парней не заметил, что он преследует их, и не подумал чего-то нехорошего.
Но что же он мог сделать? Если просто окликнуть — «Стелла!» — не покажется ли ей его поведение слишком фамильярным? И что подумают ее друзья? Он знал, что некоторые люди терпеть не могут, когда их в публичных местах окликают по имени, — как знать, вдруг она как раз из таких? В равной степени не мог он и произнести что-то вроде «Эй!» или «Эй, ты!» — это оказалось бы просто невежливым. Подумал было насчет «прошу прощения…», но и это показалось ему не лучшим вариантом. Щелкнуть пальцами или сделать какой-то жест рукой? Невежливо — скорее это подходило для ресторана, в котором подзывают официанта, хотя, в конце концов…
В итоге он решил просто кашлянуть.
Разумеется, Стелла его даже не услышала. Решение о том, что сказать, пришло совершенно неожиданно.
— Надеюсь, я не помешал…
Казалось, она искренне обрадовалась, увидев его.
— Ну, что вы, нет, конечно.
Она представила его своим друзьям, но сделала это в довольно расплывчатых, неопределенных фразах, и при этом словно ненароком дала понять Трелковскому, что все они также были друзьями Симоны Шуле. Поначалу он даже не понял, о ком она говорит, однако когда до него наконец дошло, то постарался изобразить на своем лице выражение глубокой скорби.
— К сожалению, я ее слишком мало знал, — со вздохом произнес он.
Кто-то высказал предложение пойти в близлежащее бистро и что-нибудь выпить — все согласились, и уже через несколько минут вся компания сидела за большим столом, покрытым каким-то ярко-красным пластиком. Трелковский сел рядом со Стеллой, причем едва девушка опустилась на скамью, он тут же почувствовал, как она плотно прижалась бедром к его ноге. Первым его импульсом было отвернуться, но он все же заставил себя взглянуть на нее. Девушка улыбалась.
Ее улыбка показалась ему почти непристойной, и вообще возникло ощущение, словно весь этот, в сущности, незначительный знак внимания с ее стороны был наполнен потаенными, чувственными обертонами. Он поймал себя на мысли о том, что на уме у нее было лишь одно — как бы переспать с ним. Уже само по себе то, как она опускала кончик языка в пену стакана с пивом, говорило само за себя. Одна капелька напитка скатилась с ее губ, медленно потекла по подбородку и скатилась ниже, к горлу. Едва влага достигла небольшой ямки над ключицей, как девушка ленивым жестом подняла руку и смахнула ее. На какое-то мгновение след от прикосновения ее пальцев оставался белым, а затем кровь снова хлынула к нему, и он вновь приобрел нежно-розовый оттенок.
