Песни мертвого сновидца. Тератограф - Лиготти Томас (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
…В ночи, когда луна парит над крышами нашего города, распухшая и бледная, когда она взирает на нас сверху вниз из своей призрачной паутины облаков, я напрочь лишаюсь сна. Ибо как обрести покой под этим чарующим пристальным взором и как удержаться от желания пойти по стопам Трессора в одно из своих одиночных бессонных блужданий?
Дневник З. А. Кулисье [27]
Час был поздний, и мы выпивали. Мой друг — стихоплет, которого порой очень легко вывести из себя, — глянул на меня через стол и завел очередную скорбную песнь из тех, что мне доводилось в той или иной форме слышать уже не раз.
— Где взять такого писателя, — начал он, — что был бы чужд всяческим привычкам человека? Такого, что олицетворял бы все то, чем человек не является? — возведенное в идеал? Чья чудаковатость в самой темной своей поре питала бы сама себя, повышая градус отчуждения до высшей точки? Где тот писатель, что всю свою жизнь провел во сне, что начался в день его рождения, если не задолго до оного? Ведь есть же места на земле — такие, что, кажется, и для жизни не предназначены, одни лишь просевшие мосты, скользкие камни да деревянные колокольни, но ведь и там живут как-то люди — и что же, ни одного с талантом слова? Или, чтобы породить нужного мне гения, нужна еще более темная и безысходная среда — Брюгге, Фландрия, уединенные северные берега? Где тот писатель, что есть истинное дитя венецианских масок? Где тот, кто вырос и был воспитан в помраченных проулках, у застойных водоканалов? Тот, кого окружающие сны вдохновили в той же мере, что и свои собственные? Где писатель, чьи запутанные видения суть достояние наисекретнейших дневников? И где же эти дневники — записи самого ненужного человека из всех, что когда-либо жили, исполненные безумия и великолепия?
— Нет такого писателя, — уверенно ответил я, — но зато есть Кулисье. Он более всего подходит твоим, если можно так выразиться, извращенным запросам — никто другой на ум не идет. Всю свою жизнь он провел в Брюгге. Вел дневник. И…
Но мой друг не стал слушать дальше — только лишь процедил сквозь зубы:
— Кулисье! Опять этот Кулисье!
31 апреля 189? года
Я подметил, что некоторые переживания вплетаются в наши жизни еле уловимыми лейтмотивами, и мы всячески избегаем их, так как суть их далека от обывательского понятия нормы. С детства, к примеру, не было в моей жизни такого дня, в который не звучала бы музыка кладбищ. Она — везде, куда бы я не шел: резонансный хор заполняет все вокруг и порой тонет в голосах тех, кто все еще жив. И все же, насколько мне известно, поныне ни одна живая душа не упоминала об этом повсеместном пении, что находит отголоски даже в течении нашей крови. Так что же получается, в нашем иерархическом обществе циркуляция знаний столь слаба, что глухая тайна остается таковою навсегда? Ни за что не поверю!
24 декабря 189? года
Два миниатюрных трупа, мужской и женский, снуют вокруг огромного шкафа, что стоит в моей спальне. Они мертвы, но все еще достаточно быстры, чтобы прятаться всякий раз, когда мне нужно заглянуть в шкаф и достать что-то. Там у меня — настоящий склад, все разложено по ящикам и корзинам. Из-за этих нагромождений даже пола и стен не видно, и, только поднимая фонарь над головой, я могу различить вуали паутины, свисающие с потолка. Стоит мне закрыть дверь шкафа, его два миниатюрных жителя возобновят свою активность. Голоса их столь тихи и писклявы, что на протяжении дня я их едва ли замечаю… но порой ночью я просыпаюсь от их неумолчной болтовни.
31 мая 189? года
Проворочавшись в кровати большую часть ночи, я вышел на прогулку. Почти сразу же стал свидетелем грустной сцены — от дома, чуть поодаль от меня стоящего, двое мужчин крепкого телосложения волокли какого-то истерически смеющегося старца. Неподалеку их ждал экипаж. Похоже, бедолагу собирались свезти в приют для умалишенных. Беспокойное трио прошло по улице, и наши со старцем взгляды встретились. Внезапно его смех стих. Он мощнейшим рывком высвободился из захвата сопровождающих и помчался прямо на меня.
— Никогда! — лихорадочно выкрикнул он, в его голос пробивались рыдания. — Никогда не говори ни слова о том, что знаешь.
— Но я просто обычный человек, — заверил я его, глядя, как со спины на него наступает его грузный эскорт.
— Поклянись! — потребовал он. — Или когда-нибудь они заполучат нас всех.
Однако мгновения спустя старец вновь был схвачен. Пока его волокли прочь от меня, он хохотал на свой старый лад, и ранним утром звук его смеха затерялся в перезвоне церковных колоколов. Я решил прислушаться к предостережениям старца и чаще прибегать к иносказаниям при описании моих перцептивных наблюдений. Или даже вовсе не заносить их на эти страницы — вдруг случится так, что мои записи будут обнаружены еще при жизни.
1 августа 189? года
В детстве у меня выработались довольно-таки странные убеждения. Например, я верил, что ночью, пока я сплю, демоны отрывают части моего тела и играют с ними — прячут куда-нибудь мои руки и ноги, катают голову по полу. Конечно, в школьные годы я отказался от сего забавного предрассудка, но только вечность спустя мне открылась правда о его корнях. Усвоив множество сведений из множества источников, я дал им время улечься в своей голове и приготовился к опыту. Все произошло однажды ночью, когда я пересекал мост, протянутый над узким каналом в части города, достаточно удаленной от места моего собственного проживания.
Приостановившись на миг — такие остановки служили мне своеобразным ритуалом при пересечении подобных мостов, — я устремил взгляд не в темные воды канала, как делал обычно, а вверх, в ночное небо. Всему виной звезды, понял я. Некоторым из них были обещаны определенные части моего тела. В самые темные часы ночи, когда человек необычайно чувствителен к подобным вещам, я мог — и все еще могу, пусть и едва-едва, — ощутить силу этих звезд с их чудовищным притяжением. Они жаждали застать момент моей смерти и растащить меня на части — ведь я, как они свято верили, принадлежал им по праву. Конечно, будучи ребенком, я попросту неправильно интерпретировал угрозу. Как зачастую открывается мне, всякое суеверие основывается на чем-то весьма реальном.
9 октября 189? года
Прошлой ночью я побывал в одном из здешних балаганчиков. Постоял в задних рядах. На подмостках стоял кудесник. Его блестящие черные волосы были рассечены точно по центру пробором, и он был при всех иллюзионистских регалиях: длинный продольный ящик слева, в звездах и планетах, высокий шкафчик справа, отделанный в восточном духе, низенький столик, покрытый красным бархатным полотном и усыпанный всякой всячиной. Зрители — солидная такая толпа — приветствовали каждый фокус ликованием. В разгар представления кудесник разделил ящик, в который уложил ассистентку, на несколько отдельных секций и принялся катать их по сцене — отделенные ноги и руки продолжали шевелиться, голова без тела неестественно громко смеялась. Публика неистовствовала в ответ.
— Ну разве не потрясающе? — воскликнул мужчина рядом со мной.
— Раз вам так угодно… — протянул я и зашагал к выходу.
Я понимал, что подобные трюки лишь распаляют мое неприятие мира, который аплодирует сфабрикованным чудесам и всячески отрицает и принижает те, что слагают саму его суть. Реальное чудо не удостоится внимания толпы, не говоря уже о какой-либо благосклонности. Человек толпы скорее ляжет в опутанный цепями гроб и позволит какому-нибудь ловкачу бросить себя в глубочайший омут. Увы, я тоже предпочел бы такой путь.
1 ноября 189? года
С самых первых дней человечества существовали такие люди (хотя, по существу, речь идет почти о каждом из нас), что высказывали предположения о том, что за образами привычного мира вполне может скрываться что-то, нашему глазу попросту недоступное. Если следовать их логике, дерево вполне могло оказаться рукой какого-нибудь гигантского существа, а дверь в дом могла открыться в какое-нибудь совершенно иное обиталище, в дом другого мира. Пройдя по укутанной загадочным туманом улочке в одном мире, утверждали они, вы вполне могли, свернув за угол, оказаться в мире совсем другом.